– Папа, не надо, – жалобно попросила Дайнека.
– Прости, не буду. – Он снова сел на кровать и взял ее за руку. – Ну, как ты здесь будешь одна?
– Эльза Тимофеевна и Нина живут в соседней квартире.
– Они всего лишь соседи. Эльзе Тимофеевне впору самой помогать. Ей лет девяносто.
– Она еще вполне ничего, – возразила Дайнека.
– Хорошо, – Вячеслав Алексеевич встал и направился к выходу. – Сейчас куплю продуктов. Позвони, если тебе еще что-то понадобится.
Хлопнула дверь, Дайнека осталась одна. Схватившись за телефон, набила отцу эсэмэску:
«Купи, пожалуйста, газировки».
Она давно простила отца за его привязанность к этим женщинам: гражданской жене и ее матери. Они создали для него комфортный, уютный мир, в котором не было места для нее, его дочери. Впрочем, Дайнеке не очень-то туда и хотелось. Она отпустила отца с Богом и стала привыкать жить одна, тоскуя о матери, которой тоже не было в ее жизни.
Теперь настало время подумать, как отнестись к встрече с гадалкой. Проще всего решить, что ее предсказания – дешевое надувательство. Все изменила одна фраза, которую Дайнека услышала сначала от нее, а потом на кухне, когда стояла на стуле у воздуховода. Мужчина, который расхаживал по квартире над ней, отчетливо произнес слова: «Светлый путь». То же самое она услышала от гадалки. Могло ли это быть простым совпадением? Могло. Только Дайнека в это не верила.
Теперь ей было ясно: мужчина, которого она слышала, приехал сюда в золотистом «Бентли». Это его охранники не пустили ее в лифт, а потом на третий этаж. И как этого богатея соотнести с теткой, гадающей у метро?
О том, что предсказала гадалка, Дайнека решила не думать. Просто сказала сама себе:
– Поживем – увидим.
Вячеслав Алексеевич вернулся из магазина, выложил в холодильник продукты и снова сел на кровать рядом с дочерью.
– Я зашел к Эльзе Тимофеевне, сообщил, что ты заболела. Тебе поможет ее внучка. Или кем там она ей приходится…
– Нина – ее правнучка.
– Ого… – Он помолчал, потом заговорил очень решительно: – Через два месяца тебе исполнится восемнадцать. Купим машину – сразу переедешь на дачу. До университета оттуда ехать не больше часа.
Дайнека не возражала, она не собиралась продолжать бессмысленный спор. Просто для себя решила, что будет жить в московской квартире.
Посидев с ней еще немного, Вячеслав Алексеевич уехал на дачу. Когда прощался с дочерью, вид у него был виноватый. Впрочем, как и всегда.
Убедившись, что он ушел, Дайнека тихо сказала:
– Лучше быть больной и голодной… Лучше одной, чем с Настей и Серафимой Петровной.
Глава 4
Окно во двор
Ближе к вечеру Дайнека окончательно поняла, что ей нечем себя занять. Она легла в постель и какое-то время слушала, вернее прислушивалась, что делается наверху. Отчетливо звучали шаги, и было ясно, что там много народа.
Больше всего на свете Дайнеке хотелось оказаться в самой гуще кинематографических событий. Села бы в уголке и сидела так, чтобы ее никто не замечал и, главное, не прогонял.
Представив себя на съемках, она тут же стала выдумывать, как ей туда пробраться. На ум пришла фамилия лысого: Родионов.
Что, если прийти и сказать:
– Где тут у вас Родионов? – А когда он отыщется, прищуриться и процедить с укоризной: – Что же вы, Алексей Петрович, не предупредили меня?
Он, конечно же, возразит:
– Я заходил! Я вас предупреждал!
– Но я-то не знала, – скажет Дайнека, – что вы будете меня так ужасно беспокоить!
– Что же нам делать… – огорчится директор.
И тут она выдаст главное:
– А давайте я здесь посижу.
Теперь осталось придумать, как на это отреагирует Родионов.
Дайнека вздохнула, встала с кровати и потихоньку пошла в гостиную, там вскарабкалась на подоконник. С опозданием сообразила, что он холодный и в следующий раз нужно будет подстелить одеяло.
За окном уже стемнело, и шел снег. Мосфильмовский автобус оставался на месте, как и фургон, от которого тянулись куда-то наверх кабели.
«В окно, – догадалась Дайнека. – Значит, рамы открыты».
Подумала и с сожалением заключила:
– Теперь Вера Ивановна с первого этажа совсем озвереет…
Ей страшно не хотелось, чтобы киношники уехали раньше времени. Она решила срочно оценить масштабы бедствия, посмотреть, что творится в подъезде…
Дайнека сползла с подоконника и поковыляла к двери. Вышла на лестничную площадку. У распахнутого окна между вторым и третьим этажом курила стройная женщина.
– Э-э-эй… – тихо позвала Дайнека.
– Да! – вскрикнула женщина.
– Нужно закрыть окно… Иначе Вера Ивановна…
– Нет!
– Как хотите, только Вера Ивановна…
– Плевать я хотела! – В голосе женщины звучала актерская экзальтированность.
– Вы артистка? – спросила Дайнека и поднялась на пару ступенек, чтобы лучше ее разглядеть.
– Завтра не могу! Утром я улетаю. Имею право я отдохнуть пару недель?
– Так я и не возражаю, – удивилась Дайнека и вдруг сообразила, что женщина говорит по телефону. – Ой, – смутилась она и замолчала.
– Брось… Вернусь, тогда и поговорим. – Женщина обернулась и, заметив Дайнеку, дружелюбно ей улыбнулась.
Она узнала эту улыбку. Так призывно, по-цыгански, улыбалась только Лидия Полежаева.
Та продолжала говорить в трубку, разглядывая между делом Дайнеку.
– Сегодня у меня здесь последний съемочный день.
Дайнека терпеливо ждала, когда закончится разговор. И как только Полежаева отняла трубку от уха, снова спросила:
– Вы артистка?
– Да, – улыбнулась та.
– Лидия Полежаева?
– Спасибо, что узнали.
– Я хотела вас попросить…
– Не стесняйтесь, – Лидия ободряюще улыбнулась, видимо, решив, что речь пойдет об автографе.
– Нужно прикрыть окно, – наконец сказала Дайнека и, указав на сигарету в ее руке, добавила: – И лучше здесь не курить. Если Вера Ивановна увидит, всем будет плохо.
– Конечно. – Лицо у Полежаевой вытянулось, и она стала просто худой, сорокалетней прокуренной теткой.
Взглянув на руку, актриса выкинула окурок. Потом подобрала и сунула его в стеклянную банку, стоящую на подоконнике.
– Простите, – выдавила из себя Дайнека.
Полежаева прикрыла окно.
– Не за что.
Когда Дайнека вернулась домой, ей стало еще скучнее, и она снова прильнула к окну. Спустя полчаса поняла, что за годы проживания в этом доме многое пропустила. Она совсем ничего не знала про соседей в крыле напротив, хотя замкнутый двор-колодец располагал к наблюдениям. Подумав об этом, она сообразила: возможности у всех равные, за ней тоже могли подсматривать. На четвертом этаже противоположного крыла дома за балконными прутьями Дайнека разглядела старуху, сидящую в инвалидной коляске. Та была укутана в пуховик, а поверх него замотана шалью. Видела ли ее старуха? Наверное, видела. Что еще ей делать, кроме как смотреть на окна соседей?
Балконная дверь открылась, вышла легко одетая девушка, развернула кресло-каталку и втолкнула в помещение.
Дайнека задернула шторы. В дверь позвонили, она поспешила в прихожую. На пороге стоял тот же парень, что приходил за передником.
– Простите…
– Заходи, – Дайнека отступила в глубь прихожей.
Парень вошел.
– Найдется у вас турка?
– Чаю хочешь? – с ходу предложила она.
– Мне нужна турка. – Он показал наверх. – Там сцену с кофе снимают…
– Идем, – Дайнека двинулась в кухню. Поколебавшись, парень пошел за ней. – Тебя как зовут? – спросила она.
– Сергей.
– Меня – Дайнека.
– Будем знакомы.
– Вот, – она протянула ему турку. – Сгодится?
– Вполне. Можно ее взять?
– Бери.
У двери он обернулся.
– А как насчет чая… Можно прийти?
– Приходи.
– Минуть через пять.
– Давай, а я пока заварю.
Когда он вернулся, они сели за круглый стол, на котором стояли чайник и тарелка с печеньем.
– Как ты здесь оказался? – спросила Дайнека, поставив перед ним кружку с горячим чаем.