Видать, здорово вырывалась девка, если ее еще и связать пришлось перед тем, как приковывать! Представляете: ты ее приковываешь, а она извивается, змеюка, да еще и копытом норовит дать, наподобие кобылы! Тут уж, конечно, разумнее всего связать ее предварительно и только потом приковывать!

В следующем 1783 году последовал императорский указ, дабы священники не только не совершали подобных действий, но и «своих прихожан, яко духовных детей, отеческим увещеванием не допущали» до этого. Старинный обычай казачьего правосудия удалось вывести только к началу XIX столетия, что позволило описавшему этот случай в журнале «Киевская старина» в 1888 году историку М. Владимирскому-Буданову заметить: «Гуманные идеи Екатерининского века, как видно, не оставались в виде одних либеральных фраз».

Мне не хотелось бы, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто предки нынешних схидняков-украинцев — благородные малороссияне — отличались какой-то особенной жестокостью, В конце концов они судили своих преступников по европейским законам! На протяжении всей эпохи Гетманщины основным кодексом для Малороссии оставался унаследованный от Речи Посполитой Литовский статут.

Некоторые его положения использовали на Украине даж:е в XIX столетии. А имелись в Литовском статуте весьма-изощренные виды казней, которые обычному человеку даже сложно вообразить. Но не будем голословными. Согласно 6 артикулу 11 раздела Литовского статута, жена, убившая мужа, должна была не только лишиться всего имущества, но и быть казненной следующим образом: ее волочили по рыночной площади, отрывая от тела куски мяса клещами, а потом сажали в кожаный мешок вместе с собакой, курицей, змеей и кошкой, зашивали и топили в том месте, «где найглубей». Этим же способом отправляли на тот свет и ее помощников, если злоумышленница нанимала киллеров.

В 1700 году суд Полтавы сослался на эту статью и полностью ее процитировал, вынося приговор некой Де-нисихе, виновной в убиении супруга. Но так как подобная жестокая казнь была не в обычае на Украине, то судья постановил мужеубийцу просто четвертовать, то есть отрубить ей сначала ноги, потом руки и, наконец, голову. _    -    -

- Не стоит воображать, что все жители казачьего государства были похожими на описанных мной персонажей. Раз они с ними боролись, значит, были уже другими. И не нам, живущим не в самом иде^ьном обществе, судить их.

До недавнего времени об этом человеке можно было узнать только из краткого примечания к «Энеиде» Котляревского, В конце любого ее издания, после основного текста, прочтешь: «Це прізвисько пішло від злочинця і ката Павла Мацапури, що, як свідчить указ Ніжинської полкової канцелярії 1740 p., відзначався страшними злочинами, серед яких — «ядениє человеческого мяса и прочие богопротивные злодеяния». и это все.

Кого ел Мацапура, какие конкретно злодеяния совершил, мне не удалось узнать ни в школе от преподавателей украинской литературы, ни в университете — от их куда более ученых коллег, один из которых любил нам рассказывать на лекциях, что он — кум Черновола, а Махно — непобедимый полководец.

Между тем, если Махно — полководец все-таки весьма «победимый» — битый неоднократно и белыми, и красными, то Павло Шульженко по прозвищу Мацапура оставил далеко позади себя и британского Джека Потрошителя, и американскую парочку Бони и Клайда, Он опередил их как по времени, так и по размаху преступлений. Особенно, если учесть, какими примитивными орудиями ему пришлось действовать. Тут уж приоритет на нашей стороне! Просто удивительно, что мы его не помним. Ведь это гений злодейства в чистом, так сказать, виде. Ничего человеческого — только демоническое, и выдуманный Парфюмер Зюскинда, и реальный Чикатило по сравнению с Мацапурой просто отдыхают.

В поле зрения правосудия Мацапура попал в 1738 году. Российской империей правила императрица Анна Иоанновна. Украиной — Малороссийская коллегия, учрежденная после смерти гетмана Даниила Апостола. Административно Малороссия была поделена на десять казачьих полков, являвшихся одновременно и военными, и административными единицами. Как повелось со времен Богдана Хмельницкого, так и продолжалось. И в каждом полку был судья, рассматривавший и уголовные, и гражданские дела.

А дел хватало! Украинцы XVIII века обожали судиться. За межу, за потравленное поле, за супружескую измену, за сказанное в сердцах бранное слово... Кроме того, уже третий год шла война с турками. Русские и украинские войска воевали на широком степном просторе от Дона до Молдавии. Фельдмаршал Миних то и дело «открывал» и «закрывал» фронты, ходил походами в Крым, осаждал крепости, а в это время в его тылу болтались шайки лихого народа, обрадованные, что властям до них временно нет дела.

Одна из таких банд орудовала между Прилуками и Золотоношей. (Прилуки сегодня — в Черниговской области, а Золотоноша — в Черкасской.) То и дело у хозяев пропадал скот, бесследно исчезали пастухи, словно растворялись на дорогах купеческие обозы, и, главное, женщины. Выходила какая-нибудь молодица поутру из беленькой хатки, чтобы отправиться в гости в соседнее село, но ни там, куда она шла, ни откуда вышла, ее уже больше никто никогда не видел — словно завелась на Левобережье нечистая сила.

А примерно в это же время на хуторе Кантакзинском в Золотоношской сотне Переяславского полка проживал «без найма» (то есть просто так, у знакомых) некий Павло Мацапура. Он разъезжал с товарищами из местных по округе и воровал коней. Коней сбывали на ярмарках. А разную мелочь, попадавшуюся во время налета, покупала шинкарка Дудниха, сидевшая в корчме на речке Золотоноша — прямо на «гребле» (плотине). Золотоноша в те времена была куда полноводнее, чем ныне, из-за водяных мельниц с запрудами.

Все бы хорошо, да только однажды Мацапура весьма опрометчиво украл четверку лошадей у бунчукового товарища Андрея Горленко — не последнего в Гетманщине человека. Случилось это на хуторе Стасовщина под Прилуками, Слуги Горленко поймали конокрада, и он почти год просидел в тюрьме, пока лошади не отыскались.

Выйдя на волю, Павло почти сразу же снова попался на краже. Зимой 1739-го он уже сидел в полковой тюрьме в Прилуках. Согласился даже быть палачом, так как никто не хотел занимать эту позорную должность, И снова сбежал, как только начался Великий пост. В общем, никто ничего хорошего, кроме скупщиц награбленного, сказать о нем не мог, а те, по совершенно понятным причинам, молчали. Правда, была у Мацапуры еще и жена. Но ее он бросил вскоре после женитьбы, подавшись из родных мест «на хутора».

Почти год гулял Павло по Украине, пока снова не попался на хуторе Шелеховщина. А неподалеку есаул Пи-рятинской сотни Божко, вызванный по жалобе жителей села Смотрики, выловил ещё троих из его банды — селяне жаловались, что в степях блуждают какие-то «непотребные людаж Мацапуру с подельщиками доставили в Лубенскую полковую канцелярию, и там под пыткой он заговорил. От рассказанного им дыбом встали оселедцы и у таких видавших виды людей, какими были лубенские старшины.

Мы плохо знаем биографии даже самых примечательных людей Украины той эпохи — лучших из лучших малороссиян. От полковников в основном уцелели только подписи под документами да упоминания, в каких сражениях они участвовали. От писателей — причем, таких известных, как Самойло Величко, — только имена и произведения. А от некоторых, как от автора «Аетописи Самовидца», лишь произведение и осталось, подписанное условным именем. Стерлись подробности жизни профессоров Киевской Академии, художников, расписывавших церкви, и простых казаков, сражавшихся в многочисленных войнах. А маньяк Мацапура оставил в суде подробнейший отчет о своих трудах и днях.

Сбежав из тюрьмы, он отправился на хутор Романихи, уже хорошо известный ему по прошлой «деятельности», и там дождался прибытия еще шести злодеев. Посовещавшись, друзья отправились на Нежинский шлях и там, у криницы Побеванка, напали на десятерых купцов, ехавших с грузом водки. Те как раз остановились напоить лошадей. Семерых убили, остальные убежали. Трупы зарыли в снег, а деньги, лошадей и водку поделили и залегли на хуторах до Пасхи, которая в 1740 году выпала на 6 апреля. Только время от времени развлекались мелкими налетами, чтобы не сдохнуть со скуки.