— Лиск.

Руки Габриэля покрылись мурашками.

— Да ну? Ты, значит, муталиск? Гляньте на него! Думаю, ему новое имя надо дать. Будешь у нас Соплиск. Маленькая кры… Какого хрена?..

Габриэль не видел того, что видел громила и окружавшие его заключенные, но смех вдруг прекратился. Щуплый паренек нанес удар. Он со всей силы врезал здоровяку по солнечному сплетению, и тот согнулся пополам. После пары пинков громила рухнул на пол и остался лежать там, негромко всхлипывая.

Паренек оглядел окружающих с улыбкой, и оскал его был ужасен — спиленные зубы, покрытые шрамами десны. Это была улыбка чудовища.

— Меня зовут Лиск.

Времени, отведенного на сон, оказалось очень мало. Сирена не унималась до тех пор, пока все заключенные не покинули камеры.

Их отвели в столовую, где автомат выдал их первый обед — омерзительную питательную жижу. Кто мог знать, что они туда подмешивали? Жижа была безвкусной и не утоляла голод, но кроме нее есть было нечего. Какой-то заключенный внушительных размеров отобрал у Габриэля его порцию, едва тот успел к ней притронуться. Габриэль решил не поднимать шум.

Никто не приближался к Лиску, пока он ел. Из просветов между его зубами выливалась питательная паста.

Адъютант пригласила их пройти обратно в зал, который к тому моменту уже был переоборудован и напоминал полосу препятствий, созданную отпетым садистом. Вновь и вновь заключенным приказывали бегать, прыгать, ползать по полу, пригибаться. Батарея автоматических пушек обеспечивала должную мотивацию.

Так подошел к концу первый день. Все заключенные были совершенно измотаны и думали только об отдыхе.

И в будущем все обещало стать только хуже.

Все дни смешались в один, не было никакого графика. Время для сна произвольно определяла адъютант. Еда оставалась той же, менялись лишь тренировки.

«Морозилка» не просто управлялась машинами, она сама была одним большим механизмом. В каждом помещении обязательно был какой-нибудь робот, иногда приспособленный для одной единственной функции. Роботы исполняли роль движущихся мишеней, партнеров на тренировках по рукопашному бою, они даже иногда служили препятствиями на полосе. Они не знали ни сострадания, ни лени. Они не давали заключенным перевести дух.

Но ужаснее всего были те дни, когда нужно было залезать в камеру-симулятор. Каждого заключенного проводили к похожей на гроб машине, утыканной странными лампами, проводами и ремнями, и адъютант предлагала лечь в камеру. Отказаться, естественно, было нельзя.

То, что начиналось дальше, было настоящим кошмаром. Сенсорную информацию о свете и звуке транслировали непосредственно в мозг, чтобы возбудить в подопытном определенную эмоцию. Габриэля не раз запихивали в эту машину и играли на его чувствах, как на арфе. Он ощущал непередаваемое наслаждение и обезоруживающее отчаяние, а еще страх, причем настолько сильный, что ему хотелось покончить жизнь самоубийством, лишь бы прекратить все это.

Для всех заключенных эта процедура заканчивалась одинаково. Они выползали из камеры и валились на пол, не в силах сдержать плач или дрожь. Даже на Лиска эта обработка произвела эффект, хотя в его глазах скорее читалась жажда, нежели отчаяние.

На исходе третьей недели один из заключенных так и не проснулся. Адъютант приказала всем заключенным покинуть свои камеры. Габриэль краем глаза видел, как захлебывается кровью и судорожно трясется на нарах то, что некогда было человеком. Когда они вернулись в камеры, несчастного уже унесли.

— Что-то в тебе есть.

Габриэль взглянул на говорившего, не вставая. Это был Лиск. Этот псих ни с кем не разговаривал с того момента, как их привезли сюда.

— В смысле?

— Страху в тебе маловато, — заметил Лиск с ухмылкой. Из-за оскаленных зубов выражение его лица никак нельзя было назвать доброжелательным. — У тебя еду забирают. Койку — тоже. В сортир не пускают. Ты — мелкая сошка. Больше должно быть страху.

— Ну, спасибо, наверное, — сказал Габриэль и съел еще ложку отвратной баланды.

Лиск уселся рядом, и к столу больше никто не решился подойти. Может быть, Габриэлю сегодня удастся съесть все самому.

— Я тебя не хвалил, — сказал Лиск. В его словах не было злобы, только лишь пугающее любопытство. — Косишь под слабака. Выглядишь, как слабак. Но не боишься. Значит, никакой ты не слабак, а просто что-то задумал.

— Я решил, — начал Габриэль, понимая, что Лиску лучше не перечить, — что худшее еще впереди. Может, мне удастся получить преимущество, если меня будут недооценивать.

Но Лиск его, похоже, не слушал. Он уставился на налившийся лиловый синяк на руке Габриэля.

— Мог бы и без него обойтись.

Это он верно подметил. По всей полосе препятствий были расставлены роботы, стрелявшие резиновыми пулями. Машины двигались медленно, не умели ни пригибаться, ни двигаться боком, и по движущейся цели им было не попасть. Уклониться от их выстрелов было легче легкого.

Но робот воспроизвел голограмму ребенка, пустую и не очень качественную. Габриэль такого не ожидал и замешкался. В наказание пуля робота угодила ему прямо в руку.

— Ничего не мог поделать, — сказал Габриэль, и Лиск в очередной раз показал свой отвратительный оскал.

— Да все ты мог, уж я-то знаю. А вот они — нет, — после этих слов он жестом указал на потолок.

— Лиск, — со смехом начал Габриэль, — тебе раньше не говорили, что ты немного странный?

Лиск пожал плечами.

— Какой уж есть.

Кехора не сидел сложа руки. Изо дня в день он наблюдал за своими подопечными, утверждал их рацион, изменял состав питательной смеси. Заключенные и не догадывались, что за все время пребывания здесь им скормили восемнадцать разных смесей, каждая из которых являлась индивидуальным набором стероидов, нейтрализаторов, гормональных ингибиторов и того, что можно с чистой совестью назвать ядом. Создание каждой такой смеси было настоящим тотализатором, и, независимо от того, насколько хороши были общие результаты, на ранних этапах обучения время от времени случались неудачи.

Кехора просмотрел запись вскрытия заключенного Хенисалла. Не отрывая взора от экрана, он заговорил с доктором слева от него.

— Значит, вы не знаете, что стало причиной смерти?

— Полагаю, что это была смесь номер семнадцать, но мы пока не знаем, каким образом она вызвала такую реакцию.

— Ладно, переведите их всех на шестнадцатый номер, а семнадцатую мы прибережем до тех пор, пока не будет завершен полный анализ.

Доктор кивнул в знак согласия и покинул помещение. Кехора вновь повернулся к экранам, на которых были показаны заключенные, выстроившиеся за безвкусной жижей.

Через пару минут повторилась ситуация, за которой Кехора наблюдал на протяжении нескольких последних недель. Заключенный по имени Полек выхватил у Фельца его поднос. Обычно Фельц не сопротивлялся, но не в этот раз.

Кехора чуть было не разразился хохотом, когда Фельц поднялся со своего места и с силой ударил Полека по затылку. Еда разлетелась во все стороны, и окружающие отступили от двух мужчин, вцепившихся друг в друга. Вся столовая сотрясалась от громогласных выкриков толпы. Даже техники в комнате наблюдения забросили работу и с интересом наблюдали за происходящим.