Заинтересованный этим странным происшествием, капитан приказал провести к себе незнакомца.

Спустя минуту в комнату вошел высокий прекрасно сложенный мужчина, с изысканными манерами, изящно одетый, с черной бархатной маской, столь плотно обхватывающей лицо, что в первую минуту капитан принял вошедшего за негра. Он собрался было проучить его за дерзость являться в маске, когда незнакомец сам поспешил снять ее, промолвив:

— Извините меня, я делаю это из-за слуг; для меня необходимо, чтобы никто здесь в Америке не знал меня в лицо и не мог впоследствии засвидетельствовать нашу встречу, которая, во всяком случае, не повторится!

— Вы — русский, если не ошибаюсь! — заметил Спайерс, внимательно наблюдавший за своим гостем. — Прошу садиться!

— Вы не ошиблись, я действительно русский; у меня не было никого, кто бы мог представить меня вам; кроме того, как я уже говорил, наше свидание с вами не должно быть известно никому!

— Я готов извинить вас, полагал, что только серьезные причины могли побудить вас к подобному образу действий, но вы должны понять, что я вправе требовать от вас честного и чистосердечного объяснения! Вам уже известно мое имя, и я со своей стороны привык знать имена тех, кто переступает мой порог!

С минуту незнакомец как бы не решался, затем сказал:

— В Австралии я был известен под именем «человек в маске», здесь, в Лейк-Хаузе, я записан под именем майора Дункана…

— А в России? — спросил капитан с легким оттенком раздражения в голосе.

— А в России, — продолжал незнакомец, — меня зовут полковником Ивановичем!

— Прекрасно! — сказал Спайерс и пожал ему руку в знак заключенного знакомства.

— Теперь еще одно слово, — сказал полковник, — у людей вашего типа нет надобности требовать честного слова, и потому я просто скажу вам, что желаю, чтобы с того момента, как я окажусь за порогом вашей комнаты, я был для вас, как и для всех здесь, майором Дунканом!

Капитан утвердительно наклонил голову, и его гость продолжал:

— Я прибыл сюда из Австралии и нахожусь проездом в Сан-Франциско, собираясь вернуться в Европу через Нью-Йорк. Сегодня утром я из простого любопытства присутствовал в зале суда на вашем процессе, и ваша непреодолимая энергия, ваше мужество и решимость, ваше презрение к людям и к жизни, ваш надменный и гордый вид очаровали меня настолько, что я внутренне сказал себе: «Вот человек, какого я давно ищу!» Я должен вам сказать, что на меня возложена тайная миссия, и я потратил уже два года своей жизни, приложил все силы моего ума и моей воли, пожертвовал жизнью четырех или пяти сотен человек и истратил около пяти миллионов — и все только для того, чтобы потерпеть позорную неудачу! Я решил было уже вернуться в Россию и отказаться от возложенной на меня задачи, но при виде вас во мне возродилась надежда.

— А в чем состоит цель вашей миссии? — полюбопытствовал капитан.

— Овладеть всеми возможными средствами, даже в случае надобности лишив его жизни, одним молодым французом, графом Оливье Лорагю д'Антрэгом. В том случае, если бы мне удалось захватить его в свои руки живым, я должен был бы доставить его в Петербург, где он должен предстать перед лицом Верховного Совета одного тайного общества — Общества Невидимых.

Джонатан Спайерс при этом недоверчиво усмехнулся, что не укрылось от его собеседника.

— Вы, очевидно, заблуждаетесь в ваших предположениях, а потому я должен сказать, что тайное Общество Невидимых не имеет ничего общего с нигилистами, анархистами или интернационалистами; оно преследует чисто патриотические цели; его задачи — слить воедино все разрозненные ветви великого славянского корня и поднять их против германской и англосаксонской рас, завоевать Восток и часть Запада до Константинополя! Таковы наши задачи, и в день великой борьбы мы подымем сто пятьдесят миллионов штыков, которые оттеснят тевтонцев к берегам Шпрее, а англосаксов изгонят из Индии.

Во время этой беседы Джонатан Спайерс, склонив голову на руки, тоже думал о грандиозных событиях, которые он мог бы осуществить, если бы ему дана была возможность построить орудие его власти, силы и мощи. Наконец он поднял голову, глаза его горели мрачным огнем, метая огненные стрелы.

— А! — воскликнул он, — что вы говорите мне о ваших Невидимых! Что такое ваше тайное Общество, все короли и народы! Это — сухие листья, которые я одним дуновением смел бы с земли, если бы только мог!..

— Да… я это почувствовал с первого же момента, как только увидел вас! Вы принадлежите к числу тех людей, которые рождены властвовать над людьми и повелевать массами! Нам нужны именно такие люди, совершенно исключительного закала… Войдите в наше Общество; я могу обещать вам одну из высших должностей среди Невидимых, и тогда вы уже не скажете больше «если бы я мог!», а скажете «я хочу» — и это будет!

— Нет, вы не понимаете меня! — пылко воскликнул капитан. — Не можете меня понять!.. — С минуту он колебался, но затем, как бы придя к какому-то решению, вдруг схватил полковника за руку и сказал: — Идемте! Вы один будете знать об этом… но иначе нельзя: вы один можете мне помочь! — И он увлек его за собой в сад.

Дойдя до дверей таинственного павильона, где он производил свои опыты, Спайерс остановился.

— Что вы больше всего любите, чтите и боготворите здесь, на земле? — спросил он.

— Мою мать! — не задумываясь, отвечал его гость растроганным голосом.

— Ну, так поклянитесь мне вашей матерью, что вы никому не откроете того, что сейчас увидите, никому не скажете об этом ни слова!

— Клянусь!

— Хорошо! Войдите!

Оба негра посторонились, чтобы дать дорогу своему господину и его спутнику. Те вошли, и дверь затворилась за ними. Целых два часа они провели там, и когда наконец вышли, Красный Капитан как будто возродился и вырос; он улыбался спокойной, самодовольной улыбкой, тогда как русский полковник, наоборот, казался пришибленным и ошеломленным, как человек, видевший осуществление чего-то невероятного, невозможного, немыслимого, сверхчеловеческого: гений Красного Капитана сразил и уничтожил его.

Но он тотчас же понял, что не должен выдавать всей силы произведенного на него впечатления, если хочет достигнуть своей цели, и когда оба они вернулись в квартиру капитана, полковник Иванович успел уже вернуть себе свое обычное самообладание.

— Ну, что? — спросил Джонатан Спайерс, когда они снова расположились в креслах друг против друга.

— Это что-то невероятное! — откровенно признался гость. — Даже в самых безумных мыслях я не допускал возможности чего-либо подобного!

— Я десять лет искал это решение, и вот уже два года, как нашел его. Теперь два года я борюсь за то, чтобы иметь возможность добыть девять миллионов франков, дабы довести до конца мое великое дело — мой «Ремэмбер»,[15] так я назову его, чтобы он являлся постоянным напоминанием моих страданий, моего долгого и упорного труда, моих ожиданий, радостей и надежд!

— О, я вас понимаю! — воскликнул русский. — Понимаю, почему вы окружаете себя такой тайной, так как ни одно государство в мире не допустило бы сооружения подобного аппарата, сила и мощь которого ставит в полную от вас зависимость все человечество!

— Да, но мне недостает девяти миллионов, и у меня их никогда не будет, так как я чувствую, что истощил свои силы и терпение!

— Как знать, может быть и будут! — задумчиво возразил Иванович. — Это будет зависеть только от вас самих; если вы захотите, они завтра же будут у вас! — с таинственной усмешкой добавил он.

— Завтра же? — переспросил Красный Капитан, — а кто мне их даст?

— Я!

— Вы?

— Да, я! Казна Невидимых неистощима; совместный бюджет Франции и Англии ничто в сравнении с теми богатствами, какими располагаем мы. Я — один из трех членов, владеющих сокровенной подписью нашей ассоциации и могущий располагать, под свою личную ответственность, этими капиталами при условии отдавать в них отчет «Совету Девяти». Итак, если я захочу, то завтра калифорнийский банк откроет вам кредит на девять миллионов!