— Так они не французы разве?

— Вот выдумал, французы! Французы только повар да поварята, а то все иностранцы, и имена их оканчиваются все на «ов», да на «ин», да на «ский», право, не сразу и выговоришь!

Люс был в восхищении: он сразу понял, что напал на самое гнездо Невидимых. Что мог делать какой-то Иван и вся эта орава русских у чернокожего генерала, представителя крошечной республики Панама? Очевидно, генерал жил здесь лишь для отвода глаз, он был наемником тех же Невидимых, которым нужно было в Париже надежное убежище. Но каким образом он, Люс, состоявший членом Общества Невидимых, не знал об этом? Это было весьма просто: ведь он не был русским, те не могли всецело ему довериться.

Пока Люс соображал все это, словоохотливый виноторговец продолжал разглагольствовать.

— А если бы ты видел их рожи: настоящие разбойники… Они иногда заходят ко мне сюда вечерком распить стаканчик-другой. Хорошо еще, что они живут в таком доме, у посланника его величества короля Панамы…

— Как, его величества короля Панамы?

— Ну, да! Ты, вижу, не силен в географии, приятель! Это же — один из королей Америки; у них денег куры не клюют… И хотя они курносые, волосатые, бородатые, так что взглянуть страшно, но тихие и смирные, как овечки.

— Уж больно любопытно вы рассказываете про них, мне смерть как хочется попасть на службу в этот дом!..

— А насчет мороженого ты мастер?

— Все, что по кондитерской части, хорошо знакомо мне!

— Ну, так я тебя устрою… Я завтра же поговорю с господином Флорестаном, старшим поваром; он на кухне полный хозяин.

— А нельзя ли повидать его сегодня?

— Невозможно: после десяти вечера все французы уходят. Как видно, эти люди хотят по вечерам и на ночь оставаться одни…

— Как? Что вы хотите этим сказать?

— А вот что… после десяти, когда все французы покидают дом, там творится такое, чего никто не видел, и я тоже…

Виноторговец заметно начинал хмелеть, так как Люс, пользуясь каждый раз отлучками своего собеседника, выливал содержимое своего стакана обратно в пуншевую чашу, и таким образом споил хозяину чуть не обе бутылки шабли.

— Ну, и что же там делается? — спросил Люс со вполне естественным любопытством.

— Я, видишь ли, ничего не видел, но слыхал… Ведь недаром же у человека уши… Знаешь, они там по ночам, вплоть до утра, хохочут, кричат и поют, а огня не зажигают в целом доме… А иногда и ссорятся, и кричат, как бешеные и, вероятно, дерутся или борются, потому что оттуда слышатся вопли и стоны, точно кого-то мучают или истязают!

— А полиция не вмешивается?

— Ты забываешь, что это — дом посланника! Сюда полиция не смеет и носа сунуть… Кроме того, я уж так и быть скажу тебе, ведь никто ничего не знает… Это я только слышу: мои погреба тянутся до самого их дома и соприкасаются с их подвалами; нас разделяет всего только одна стена. Но во дворце об этом, вероятно, не знают, а то бы… Но там, наверное, совершаются недобрые дела!..

Торговец хмелел все сильнее и сильнее, и язык его становился все развязнее…

— Знаешь, я не раз видел, как ночью какие-то люди крадучись пробираются вдоль стены и не стучат и не звонят у калитки, которая как будто сама открывается перед ними… Раз даже, в собачью погоду, они приехали вчетвером в крытой карете, и я видел, как они вытащили из кареты связанного и скрученного человека, который бился, как рыба на суше, и я услышал, как один из несших его сказал: «Сдавите ему горло посильнее, если он не хочет держаться смирно!» Я чуть не лишился сознания… У меня холодный пот выступил на лбу… Генерал и господин Иван иногда выезжают вечером, закутанные в большие темные плащи, и дня по два-три не возвращаются домой; тогда говорят, что они уехали на охоту… Ну, что ты на это скажешь? Только смотри, не вздумай болтать об этом… Мне, быть может, не следовало говорить тебе все это, но у меня оно камнем лежало на сердце… Понимаешь, мне надо было перед кем-нибудь облегчить свою душу…

Но Люс уже только одним ухом слушал своего собеседника: его внимание было привлечено человеком, прохаживавшимся взад и вперед перед домом генерала.

— Ого! — подумал сыщик, — уж не разнюхала ли чего-нибудь полиция!

В этот момент свет фонаря упал прямо на лицо незнакомца, и Люс сразу узнал агента Фролера.

— Эге, он снова поступил на службу, а я слышал, что его отчислили за пьянство… Он, наверное, явится сюда, чтобы выведать что-нибудь у виноторговца. Но погоди, я подстрою тебе штучку! — мысленно рассуждал Люс.

— Вы знаете этого человека? — спросил он, указывая своему собеседнику на Фролера.

— Нет, я вижу его в первый раз!

— Ну, так я вам скажу, кто он! Это — сыщик, остерегайтесь его; он, наверное, придет сюда и постарается выведать у вас что-нибудь, а затем передаст все, что вы ему скажете, — и вы потеряете своих покупателей. Я его знаю!

— В таком случае, ни гу-гу!.. Сомкну рот, точно он у меня на запоре!..

— Я предупредил вас, а остальное уж ваше дело… Прощайте, хозяин… Мне пора идти.

— Так ты рассчитывай на меня; заходи завтра поутру; я тебе схлопочу место!..

Люс вышел и с порога лавки еще раз взглянул на человека, прохаживавшегося по улице.

— Это, несомненно, Фролер! Но что он делает здесь? Я это непременно узнаю…

С этими словами он прошел на улицу Фридланд и, сев там на скамеечку, продолжал наблюдать за всем, происходящим на улице Тильзит, совершенно пустынной и безлюдной в это время.

Спустя несколько минут Фролер вошел к винному торговцу и, выдавая себя за собрата, тоже торгующего напитками, попытался втянуть торговца в разговор. Но последний, предупрежденный заранее, упорно отказывался от всякой доверительной беседы. Видя, что намерение его не удается, Фролер вышел из лавки как бы под впечатлением новой мелькнувшей у него мысли и направился на улицу Фридланд, к той самой скамейке, где сидел Люс, делая вид, что он задремал.

Подойдя к нему, Фролер вдруг неожиданно выпалил:

— Нехорошо, патрон, бегать по следу бедняка-ищейки…

Люс разом вскочил на ноги.

— Тихо! Как ты меня узнал?

— Мне ли не узнать моего старого начальника и учителя?! Ведь я целых четыре года работал у вас! Мог ли я вас забыть?! Да и то сказать: я не столько узнал вас, сколько действовал просто наугад… Я видел в окошко, что вы не пили, а только подпаивали виноторговца, и сразу заподозрил в этом что-то неладное, а так как я знаю в лицо всю нашу бригаду, то подумал, что это могли быть только вы, и рискнул наугад. Как видите, хитрость моя удалась.

— Только потому, что я давно уже узнал тебя и мне пришло на ум, что ты можешь пригодиться мне. Кто прислал тебя сюда?

— Никто! Ведь я все еще в городской полиции… Проклятая служба: ни радости, ни свободы, ни наград…

— Так что же ты здесь делаешь?

— Я работаю на свой собственный страх и риск!

— Ты выслеживаешь Коррассона?

— Именно!

— Зачем?

— О, это целая история…

— Расскажи ее правдиво: это может принести тебе целое состояние!

— Состояние?!

— Да, сто тысяч франков!

— Сто тысяч франков?!

— Да, и ты их получишь через три дня, а двадцать восемь тысяч задатка — сейчас же, если хочешь!

— Говорите, что надо делать… Я готов идти в огонь и воду, чтобы заработать такие деньги!

— Надо работать для меня, — сказал Люс, — но прежде всего расскажи мне твою историю, да не пытайся провести меня; ты знаешь, что из этого ничего не выйдет!

Фролер принялся рассказывать по порядку о вчерашнем покушении, своих подозрениях относительно черного генерала и намерении снова выдвинуться благодаря этому делу.

— Да, я знаю про этот случай, — сказал Люс, обрадованный тем, что и Фролеру черный генерал показался сомнительным, — я — друг молодого графа и нахожусь здесь для того, чтобы спасти его…

— Можете вполне рассчитывать на меня, патрон!..