Следующей ночью Симон прождал напрасно. Он предусмотрительно запасся тарелкой орехов и айвового печенья, дрова в печке ярко пылали, дверь заперта на задвижку, но Теано не появилась. Сюрприз, с которым он тем временем успел освоиться, снова превратился в маленькое чудо. Сначала, как всякий ловец того, что само плывет, он рассердился, потом уснул.

На следующий вечер она оказалась в постели еще до него — в его постели, и сделала вид, что спит. Разбудить ее было очень легко.

Она подтвердила, что и на другой стороне хода висит картина, тоже на петлях, а не на крюке. За картиной — коридор, а за ним — комната Теано. Симон смог все это увидеть, нанеся Теано по ее приглашению ответный визит.

Пару третьему сыну шестого герцога составляла глубоко декольтированная дама. Симон решил, что она — возлюбленная третьего сына, и попал в точку. Это позже подтвердила Саломе Сампротти. Она много раз избирала даму объектом своих специальных интересов и давно знала о ее французском происхождении и понятном в связи с ним остроумии, с которым был сооружен потайной ход. Эта барочная причуда вряд ли могла прийти в голову порядком ограниченному третьему сыну.

В комнате Теано, как и у Симона, имелось большое окно на юго-восток. Комната была гораздо больше, но беспорядочно заставлена шкафами, стеллажами, комодами и плетеными креслами, преграждавшими дорогу к огромной продавленной металлической кровати, стоявшей посреди комнаты. Чудовищный беспорядок, повсюду груды одежды и книжек в дешевых переплетах из блестящего картона. Симон замерз, поскольку в комнате было не топлено, а на улице впервые за эту осень температура опустилась ниже нуля. Теано в рваном шерстяном халате сидела за изящным письменным столиком. Она налила Симону рюмку водки. Водка здорово обожгла горло и приятно согрела желудок, но по-настоящему хорошо он почувствовал себя, только добравшись до заманчивого центра и забравшись под многочисленные пушистые пледы, поверх них Теано кинула еще и свой халат.

Лежа на животе, он слушал, как она плещется за ширмой в крохотном умывальнике, и читал при свете керосиновой лампочки названия книг, сложенных стопкой на ближайшем кресле.

Вполне сносно, подумал он, все известные авторы, хорошие подборки, кого только нет.

— Это все цирковое наследство? — осведомился он.

— Только кровать. — Классически задрапировавшись полотенцем, она появилась из-за ширмы.

— Я имел в виду книги. Ты очень красивая!

— Спасибо, Симон. — Швырнув полотенце на ближайший стул, она забралась к нему. — Слава Богу, я привезла книги. Тут же нет ничего стоящего. Если хочешь, возьми что-нибудь почитать.

— Модернисты! — Симон покачал головой. — На мой вкус, они чересчур непосредственны.

— Ты тоже довольно-таки непосредственный, — промурлыкала она и дернула его за нос.

— Думаешь, твоя тетка знает?

Она отпустила его нос и легла на живот. Немного погодя Теано сказала:

— Вот в том-то и дело.

— В чем?

— Потому я и сторонилась тебя. Думаешь, легко жить с ясновидящей теткой?

По поведению Саломе Сампротти ни за что было не догадаться, знает ли она о почти еженощных свиданиях. Каждую среду она приглашала барона с Симоном на чай и была с Симоном особенно загадочна и преувеличенно любезна. Когда Симон попросил разрешения порыться в ее библиотеке, где успел высмотреть несколько заманчивых толстых томов в кожаных с золотом переплетах, она охотно согласилась. Уже в первом из пыльных фолиантов, «Speculum auri»[24] неизвестного автора семнадцатого века, обнаружились удивительные параллели Киллекилликранку.

— Не дадите ли почитать? — спросил Симон.

Но Саломе Сампротти, улучшенное издание пышной Александрины — вдвое шире, на голову выше и много изысканнее экзальтированной вдовы, — только пробормотала что-то неодобрительное.

— Не дадите ли почитать? — повторил Симон.

— Нет. Это не для тех, кто только разглядывает смешные картинки да заучивает непонятные изречения. Поставьте книгу на место! Та дама ошиблась.

— Какая дама?

— Та самая, о которой вы только что подумали. Лучше молитесь!

Симон ошарашенно поглядел на нее.

— Кому?

— Кому хотите. Господу или пресвятым угодникам. Сперва, пожалуй, больше угодникам. Выберите себе святого, который не очень занят.

— Да к чему мне молиться?

Она забрала у Симона книгу, хлопнула по переплету, так что только пыль полетела, и в сердцах сунула ее в шкаф.

— Вы что же, ничего не чувствуете?

— Нет. Я болен?

— В общем и целом. Есть такая болезнь, от которой и смерть не спасет. Найдите себе какого-нибудь рассудительного святого и молитесь, чтобы он защитил вас: он вам понадобится. Право, вы не глупы, но с тем, что вам предстоит, вашим разумности и благовоспитанности не справиться. Что у вас с моей племянницей?

— Вы все знаете?

— Конечно. А спрашиваю лишь потому, что хочу знать, как вы представляете себе дальнейшее развитие событий.

— Я люблю Теано.

— К сожалению, это не так. Пожалуйста, не смотрите на меня с таким возмущением, поверьте старой уважаемой предсказательнице: вы полюбите ту, с кем сегодня еще не знакомы! Это пророчество — из постоянного репертуара любой цыганки. Оно верно почти для любого клиента ваших лет. Но вы-то будете счастливы. Во всяком случае, надеюсь, тут есть еще одно обстоятельство. Нет-нет, не спрашивайте меня! Просто поверьте, что с этой незнакомкой вы будете счастливы. Может быть, так вам удастся обуздать нетерпение, с которым вы набрасываетесь на мою племянницу. Не вас ждал бедный гадкий утенок, так уверенный в собственном уме. Да и не любит вас Теано. Простительное заблуждение, фатальный итог одиноких мечтаний. Она была готова упасть в объятия любого мужчины. И это ей на пользу. Я это знала уже тогда, когда переманивала вас с бароном из «Лягушки» к себе, и знала, что на все закрою глаза, когда дойдет до дела. Приятные воспоминания малышке пригодятся: боюсь, ее последний возлюбленный будет с ней не слишком нежен. Сама я никого не любила, — она задумчиво разгладила черную тафту юбки, — но теоретически очень хорошо разбираюсь в этой сфере. Профессиональный опыт. Не собираюсь ничего запрещать ни ей, ни вам. Просто не будьте с ней слишком суровы, когда все кончится.

— Обещаю. Но сомневаюсь, что мне предоставится возможность выполнить обещание. Мне не нужна другая женщина.

— Вы сыты, и аппетит у вас хороший. Вы довольны, но не счастливы: счастье не насыщает. Счастье дает легкость. Счастье — легкая пища блаженных.

Она закрыла стеклянную дверцу шкафа и вынула ключ из замка.

— Благодарю, что выслушали мои нравоучения. Будьте уверены, на уме у меня нет ничего дурного. О вас я беспокоюсь, пожалуй, даже больше, чем о Теано!

Симон молча поклонился.

— Вы пойдете сегодня купаться?

— Думаю, да.

Уже несколько недель барон, Симон и Пепи ходили по четвергам в «Горячий ключ», купальню, некогда сооруженную активистами туристического союза Пантикозы в виде своеобразного ионического храма над круглым бассейном. К храму примыкали круглые же строения меньшего размера, где помещались дамская и мужская раздевалки, массажный кабинет и туалеты. Все вместе смахивало на неуклюжее семейство грибов в классическом вкусе, зимой над куполом вместо спор клубился пар от горячей воды. Всякий раз, как они выходили на проселочную дорогу за церковью и впереди в ложбине показывался сей примечательный архитектурный ансамбль, Симону приходили на ум Фойхтенталь и папа Айбель: уж его бы точно восхитила такая архитектура. К последнему письму родителям он приложил набросок «Горячего ключа», сделанный еще осенью, когда он, в так называемый «дамский день», сидел на засыпанной палой листвой церковной ограде, пока Теано совершала еженедельный визит в храм здоровья и гигиены.

Во время походов в «Горячий ключ» барон намеревался потренироваться перед экспедицией в пещеры Терпуэло в плавании и нырянии. Всегда бывший при нем Пепи сначала вызывал своей черной кожей некоторое удивление, особенно им заинтересовались хронически неудовлетворенные близняшки Бларенберг, но вскоре они увяли, поскольку безобидность экзотического джентльмена была очевидна даже в плавках. Он быстро подружился с многочисленными ребятишками, завоевав тем и симпатии их родителей, которым в его присутствии можно было больше не беспокоиться, что чадо свалится в воду и утонет. Если он не баловался с малышами в лягушатнике, так показывал им разные приспособления для плавания и ныряния, с которыми усердно тренировались барон, Симон и он сам: трубки, надувные пузыри, подводные фонари, ласты, облегающие резиновые костюмы с карандашами в нагрудных карманах, которыми можно писать даже под водой (правда, подходящей бумаги до сих пор не придумали), и восковые затычки для ушей против давления на глубине. Гарпуны же они опробовали на лесном озере, где не было людей, которых можно ненароком ранить, зато водились большие ленивые карпы, в которых замечательно целиться.