Слухи эти, конечно, тотчас же дошли до Ставки, которая начала подозрительно смотреть на разные мероприятия правительства, рассматривая их как стремление ограничить свободу действий верховного командования. В душе же рыцарски честного и преданного престолу великого князя слухи эти вызвали глубокое возмущение и обиду. Это побудило великого князя, – а по его указанию и Ставку – тщательно избегать всего, что могло бы дать этим слухам малейшую почву, и таким образом Ставка оказалась вынужденной не поднимать некоторых вопросов и не предпринимать известных действий, которые, однако, могли бы успешно повлиять на ход войны.

В частности, например, великий князь за всё время войны, которое он провел на посту Верховного Главнокомандующего, тщательно избегал общения с так называемыми «общественными» кругами, группировавшимися вокруг Государственной Думы, среди которых он пользовался большой популярностью; между тем в той гигантской борьбе, которую в 1-й мировой войне вела Россия, тесное единение общественности с армией должно было бы несомненно благоприятно влиять на ход этой борьбы.

Кроме того, великий князь никогда не посещал войска на фронте, всегда предоставляя это делать Государю, так как опасался вызвать такими посещениями подозрение в искании популярности среди войск. Между тем посещение великим князем войск, среди которых он действительно пользовался легендарной популярностью, могло бы, особенно в критические моменты операций, значительно способствовать благоприятному их ходу.

Великий князь был также вынужден отказаться от категорического требования смены высших военных начальников, оказавшихся не соответствующими своему назначению, но пользовавшихся благоволением Государя, и не мог решительно вмешиваться в дело снабжения армии, которое было в руках военного министра, подчиненного не ему, а Государю.

Лишь впоследствии, когда стало совершенно очевидным, что верховное управление страной не способно справиться со своей задачей и его деятельность может привести к поражению, великий князь – во имя спасения родины – отказался от чрезмерной осторожности в своих сношениях с ним и начал выступать с решительными требованиями различных мероприятий, но вскоре затем был сменен.

Таким образом, раздвоение верховного управления и отсутствие единства действий между обоими органами верховной власти отразились на свободе действий великого князя в деле выбора высшего командного состава, ограничили его влияние на дух вооруженных сил и отчуждали его от народа, на творческих и духовных силах которого основывалось спокойствие и плодотворная деятельность страны в тяжелую годину войны.

С самого начала войны симпатии и чаяния русской общественности разделились между этими двумя органами верховной власти: все честные и любящие свою родину люди, принадлежавшие по своим убеждениям к прогрессивно настроенным слоям общества, устремили свои взоры на Ставку, а всё, что было сосредоточено в «темных силах» распутинского толка, тесным кольцом охватило правительственные сферы и престол.

Между тем после принятия на себя Государем должности Верховного Главнокомандующего отчуждение верховного командования от общественности еще больше увеличилось, ибо Государь относился к ней с предубеждением.

Однако общественные круги, порвавшие связь с правительством, находившимся под влиянием «темных сил», ведших Россию к гибели, продолжали видеть в Ставке луч надежды на спасение и стремились через посредство Штаба Верховного Главнокомандующего воздействовать на Государя, чтобы побудить его изменить пагубную для России внутреннюю политику престола и правительства.

Роль правительства и общественности во время 1-й мировой войны и их влияние на ее трагический исход в известной мере уже выяснены, но далеко еще не выяснены роль и влияние верховного командования на течение войны и ее исход.

Особенно же остается невыясненным волнующий вопрос: сделало ли верховное командование всё от него зависящее, чтобы этот трагический исход предотвратить; волнующий потому, что ведь оно руководило всей вооруженной силой страны и что к нему одному обращены были все чаяния русского народа.

Автор настоящих воспоминаний пробыл в Ставке всё время войны, сначала на подчиненных, а затем на руководящих должностях. Он был свидетелем, а в некоторых случаях и участником ряда неизвестных до сих пор истории решений, имевших решающее влияние на исход войны, и составил себе определенное суждение о том, каково было и каковым могло бы быть влияние верховного командования на этот исход, иными словами, каковы были причины нашего поражения в 1-й мировой войне, изложению чего и посвящены настоящие воспоминания.

Своим назначением в Ставку или, точнее говоря, в состав морского управления Штаба Верховного Главнокомандующего я был обязан тому, что в течение нескольких лет служил в Морском Генеральном штабе и занимал кафедру «общей тактики» в Николаевской Морской Академии.

Назначение это застало меня в Кронштадте, на крейсере «Диана», откуда я тотчас же выехал в Петербург, где Ставка формировалась.

В Петербурге мною было получено приказание обзавестись походным обмундированием защитного цвета и выбрать себе верховую лошадь в эскадроне Академии Генерального штаба. Последнее меня немало озадачило, так как, хотя мы, моряки, искони отличались неудержимым влечением к верховой езде, я всё же далеко не был уверен, что не ударю лицом в грязь, следуя на коне в свите такого выдающегося кавалериста, каким был великий князь. Из этого затруднительного положения вывел меня командир эскадрона, дав мне такого старого и мудрого коня, который, по его словам, «из чувства собственного достоинства меня ни в коем случае не сконфузит».

Однако, как оказалось, условия ведения войны настолько изменились, что Штабу Верховного Главнокомандующего ни разу не пришлось садиться на коней; но всё же верховые прогулки являлись для многих офицеров Штаба единственным отдохновением от напряженной работы, и в этом отношении мой мудрый конь сослужил мне во время войны хорошую службу.

Этот незначительный сам по себе случай показывает, как в военных кругах перед 1-й мировой войной несовершенно было представление о ее ведении в современных условиях.

В течение нескольких дней, проведенных в Петербурге перед отъездом на фронт, я не мог не ощутить того глубоко сосредоточенного и озабоченного настроения, которое овладело всеми кругами столицы. На всех лицах выражалась скрытая тревога за будущее и смутно угадывались тяжелые предчувствия. Того радостного настроения, которое дает твердая уверенность в своих силах, не чувствовалось почти нигде. Все сознавали, что предстоит невероятно тяжелая борьба, и с болью в сердце провожали уходящих на войну.

Правда, в первые дни войны замечался известный патриотический подъем под лозунгом единения царя с народом, выразившийся в патриотических манифестациях, но уверенности в прочности этого единения, вследствие известных всей России признаков разложения, подтачивавших престол и правительственные круги, ни у кого не было.

Единственная надежда была на великого князя Николая Николаевича. Его имя было у всех на устах, ему приписывалась некая чудодейственная мощь, которая благополучно выведет Россию из предстоящего ей тяжелого испытания. И мы, будущие его сотрудники, вступая в состав его штаба с сознанием, что на его личности покоятся все упования России, были проникнуты благоговейным к нему уважением и были готовы употребить все свои силы, чтобы облегчить ему сверхчеловечески трудную его миссию.

30 июля я получил распоряжение явиться на Царскосельский вокзал для отправления в Ставку.