— А теперь, мадам, — сказала она с нетерпением, — расскажите, пожалуйста, мне о своих планах на сегодня.

— О моих планах? — удивилась Шина. — Но у меня еще нет никаких планов.

— Неужели вы забыли, что у вас сегодня выходной?

— Нет, мне никто не сказал, что он у меня будет.

— Конечно, будет, мадам. Все гувернантки непременно имеют один выходной день. Безусловно, мадам Пелейо позволит вам выбрать любой день недели для отдыха. Но мы должны согласовать это, потому что тогда с детьми должна буду оставаться я. А я могу только в среду.

— Хорошо, пускай будет среда, — улыбнулась Шина. — Будьте добры, скажите мне, с какого о времени я могу считать себя свободной?

— Как вы сочтете удобным для себя, хотя, например, мадемуазель Робинсон сама поднимала и одевала детей. Я обычно забирала их к одиннадцати часам.

— Меня это тоже устраивает, — сказала Шина. — Я должна выходить к обеду?

— Нет, нет, если вы хотите, вам принесут его в комнату. Но если вы намерены выйти, тогда скажите об этом мне, чтобы я предупредила повара. Как вы пожелаете, вам понятно? — Жанна вопросительно смотрела на Шину.

— Да. Спасибо. Жанна. Думаю… я хотела бы пообедать здесь, если это удобно, и пораньше, чтобы успеть пройтись по магазинам.

— Я предупрежу внизу, — сказала Жанна. — Я приду в детскую в одиннадцать часов, чтобы вынести детей на прогулку.

Старая служанка подошла к двери, но неожиданно вернулась.

— Простите, мадам! — воскликнула она. — Я забыла. Тут два письма для вас. Я положила их в карман передника, чтобы они не упали с подноса, когда я поднималась наверх. — Она подошла к кровати и протянула Шине два конверта.

Одно письмо было от дяди Патрика, и Шина в нетерпении распечатала его. Это была первая весточка от него после ее отъезда из Лондона. Внезапно Шина затосковала — не по высокому и грязному дому, темному и душному, с крутыми лестницами и канализационной вонью, а по дяде Патрику, его южному говору, по сиянию его глаз, по его широкой улыбке, от которой так радостно становилось на сердце. Шина держала письмо в руках, и строчки прыгали перед ее глазами. Как ей не хватало его! После смерти родителей они почти не расставались, самое большее, на несколько недель. Чувство одиночества не покидало ее с тех пор, как они попрощались на вокзале.

— До свидания, моя дорогая девочка, надеюсь, до скорого, — сказал он, но она удерживала его.

— О нет, дядя Патрик, я не хочу расставаться с тобой! — умоляла она.

На минуту он прижал ее к своей широкой груди и затем втолкнул в вагон:

— Это ненадолго, моя девочка, ненадолго.

Только когда поезд тронулся и Шина помахала ему из окна, до нее дошло, что Патрик не сказал на сколько. Как много вопросов ей хотелось ему задать, и она их задавала, но он всякий раз избегал ответа…

Шина пыталась разобрать неразборчивый почерк дядиного послания, написанного на дешевой бумаге.

«Как дела, моя красавица? Сегодня утром я получил твое письмо. Слава богу, ты добралась благополучно. Интереснее всего для меня был твой рассказ о жизни в посольстве. У нас холодно и сыро, к несчастью, я простудился на скачках. Было бы хорошо, если бы ты выслала мне немного денег. Конечно, по почте нельзя, но ты можешь переправить их через посольство на имя Джона Лоусона в Лондон.

Береги себя, моя дорогая, да хранит тебя Бог.

С любовью, дядя Патрик».

Шина прочитала письмо дважды и затем с чувством прижала его к лицу. Оно пахло табаком дяди Патрика. Она закрыла глаза и представила, как он сидит и пишет это письмо, морщит лоб, пытаясь сосредоточиться.

Но дела его шли плохо. Шина вздохнула, подумав об этом. Дядя никогда не заботился о своей одежде. Даже в сильные холода он не носил пальто, которого у него, впрочем, никогда и не было.

Если бы она могла быть рядом. Шина была в отчаянии от своей беспомощности. И в этот момент она вспомнила, что он нуждается в деньгах. По крайней мере, она может выслать ему денег, но сколько и как, она не знала. Что означает — через посольство? Она где-то слышала, что посольства других стран не подчиняются местным законам и ограничениям. В волнении Шина пожала плечами. Нужно выяснить. Но как? И тут она вспомнила о личном секретаре посла, милой девушке, с которой она ежедневно виделась. Вот у кого нужно спросить. И как можно скорее. Шина быстро вскочила с кровати, и на пол упало другое письмо. Шина совсем о нем забыла. Письмо было без обратного адреса. Она надорвала конверт, пальцем вытащила записку на тонкой бумаге, где было напечатано несколько слов:

«При первой возможности подойдите к книжному магазину на перекрестке улиц Сан-Франсуа и Риволи. Захватите свой паспорт. Там для вас будет пакет. Не говорите об этом никому».

Шина прочитала записку еще раз. Что это значит? Что за странные инструкции, что за пакет? Она не ждала никакой посылки. И почему такая таинственность?

Наконец она подумала о дяде Патрике. Может быть, это он выслал что-то через посольство. Как бы то ни было, у нее была возможность забрать это сегодня. Она уже запланировала пройтись по ювелирным магазинам на улице Риволи, которые она заметила, проезжая с детьми в такси. Пакет! Что дядя Патрик мог прислать ей? Затем она вспомнила о письме дяди Патрика. Если бы он не был так далеко, она смогла бы позвонить ему. Но это было нереально. У нее не хватит денег на международный звонок.

Шина разбудила и одела детей. Вместе они позавтракали в детской. После этого она провела занятия, и ровно в одиннадцать часов Жанна вошла в комнату.

— Мадам желает поговорить с вами. Я сообщила ей, что сегодня у вас выходной. Но она хотела бы вам кое-что сказать, пока вы не ушли.

— Да, конечно. — Шина встала. — Мне сейчас к ней идти?

— Да, — сказала Жанна. — Мадам уже позавтракала. Не стоит заставлять ее ждать. Она всегда не в духе по утрам. — Старая служанка считала, что может позволить себе обсуждать господ.

Ничего не ответив, Шина спустилась в покои мадам Пелейо, с окнами, выходящими в большой тихий сад. Она постучалась, и ей ответили: «Входите!»

Шина впервые оказалась в спальне мадам Пелейо. На мгновение она замерла в восхищении. Огромная кровать с окантовкой из резного серебра в форме ракушки возвышалась в глубине комнаты. Балдахин из розового шифона с летящими купидонами наверху свисал пышными складками подвязанный по краям кровати огромными серебряными бантами. На окнах были шторы из мягкой розовой тафты. Ковер, тоже розовый, с длинным ворсом, покрывавший весь пол, чудесно гармонировал с изящной испанской мебелью из орехового дерева с инкрустацией. Огромные горшки с цветами, такие же, как в гостиной, и тонкий запах дорогих духов, витавший повсюду, довершали картину.

Мадам Пелейо сидела в кровати. Ее темные волосы разметались по кружевным подушкам. На покрывале из розового атласа, обшитом белой норкой, лежали утренние газеты и большая стопка писем и приглашений.

Когда Шина вошла, мадам Пелейо отложила письмо, которое читала, и сняла очки. Она надевала их только при чтении. Без них, с распущенными волосами, супруга посла выглядела как девочка. Но с Шиной она заговорила резким тоном:

— Доброе утро, миссис Лоусон. Я хочу поговорить с вами.

— Доброе утро, мадам.

Шина подошла к кровати. Стул был рядом, но мадам Пелейо не предложила ей сесть.

— Насколько мне известно, миссис Лоусон, вчера вы катались с моим братом в машине.

— Да, мадам. Он обещал детям покатать их в своей новой машине. Мы ездили в Булонский лес.

— Мне доложили, что вы отсутствовали почти два часа.

— Примерно так, мадам.

— Теперь слушайте, миссис Лоусон, чтобы больше этого не было. Мой брат очень импульсивный и щедрый человек. Он любит развлекать детей, а еще больше тех, кому этого не положено. Хотя это делает ему честь, но вас за это не похвалят. Я ясно говорю?

Шину рассердил тон мадам Пелейо.