Женщина похлопала рукой рядом с собой, приглашая девушку сесть.

— Зачем тебе нужно знать прошлое? — спросила женщина.

— Мне страшно ночами, если я сплю одна. Я вижу какие-то лица, слышу голоса, но я не знаю, кто это.

— Ты молодая. Ты должна спать с мужчиной, — перебила ее женщина. — Почему ты не спишь с мужчиной?

— Мне это надоедает. Это скучно. Мое тело хочет этого. Моя душа этого не хочет.

Женщина усмехнулась.

— Это не должно надоедать. Слушай, что велит тебе тело. Душа непостоянна, как ветер. Без любви к мужчине прожить нельзя.

— Я никого не хочу любить! — страстно возразила она.

Женщина взяла ее руки в свои и крепко их сжала.

— У тебя есть враги, Лола? — спросила она, глядя ей в глаза.

— Что это такое?

— Люди, которые сделали плохо тебе или твоим родным. У каждого человека должны быть враги.

— Я не знаю, где мои родные. Не помню, что с ними случилось.

— У тебя есть отец, Лола. Я знаю человека, который сделал зло твоему отцу.

— Его зовут Ронни? — спросила она.

Женщина словно не слышала ее вопроса.

— Ты должна ненавидеть этого человека, Лола. Так устроена наша жизнь. Два полюса — любовь и ненависть, а между ними натянута тугая струна. Мы идем, держась за нее. Мы получаем от нее жизненную силу. Тот человек, который не может любить и ненавидеть, не должен жить среди людей. Пускай он уходит в лес.

Женщина встала и зашла в дом.

— Нерис приходится мне троюродной сестрой, — сказал Ларри. — Она очень умная. Она поможет тебе, Лола.

Нерис вышла минут через пять и протянула Ларри кривой желтый корень.

— Потолки его в фарфоровой ступке и давай Лоле каждый четверг в тот момент, когда солнце касается земли напротив твоего дома. Одну щепотку. — Она положила руку девушке на голову и сдавила ее пальцами. — Запомни, Лола: это очень тугая струна. На одном конце — любовь, на другом — ненависть. Ненавидь врагов, люби друзей. Не на словах, Лола. Жизнь человека состоит из поступков, как бусы из отдельных бусинок. Нанизывай их на эту струну. Любовь и ненависть. Ненависть и любовь…

Ларри спросил уже в машине:

— А ты не боишься вспомнить то, что забыла?

Она пожала плечами и чему-то улыбнулась.

— Смотри, дочка. А то ведь существуют такие вещи, о которых лучше навсегда забыть. Да и ни к чему сильно любить в этом паскудном мире. — Он тяжело вздохнул и стукнул по рулю кулаком. — Без любви оно свободней как-то живется. А вот ненависть я никак в себе не могу преодолеть. Она бурлит во мне, как кипящее масло. — Он повернулся к девушке и пристально посмотрел на нее. — А что если, Лола, ты поможешь своему отцу? Как-никак я тебе родственником прихожусь. — Он подмигнул ей. — Сможешь, а?

Миссис Редфорд подкатила к террасе на розовом «ягуаре», и Билл, швейцар, бросился со всех ног открывать дверцу. Она вышла из машины, опираясь на его руку и озабоченно огляделась по сторонам.

— Мистер Кенвуд дома? — спросила она, не глядя на Билла.

— Нет, мэм. Он еще не появлялся.

Она хотела спросить что-то еще, но передумала и стала подниматься по пологой лестнице на террасу.

Это была худосочная молодящаяся особа далеко за средние года. Над ее стройной фигурой, затянутой сейчас в тончайший лиловый креп, судя по всему, тщательно поработали массажисты, диетологи и модельеры.

— Юджин! — позвала она, едва переступив порог террасы. — Мама привезла тебе коричный ликер и яблочный пирог. Ау, Джинни, спускайся из своей башни.

Миссис Редфорд сняла перчатки и со злостью швырнула их на белый кожаный диван. Потом сорвала с головы шляпу и бросила ее на стол.

Откуда-то из глубины дома появился хмурый заспанный молодой человек в шортах и полосатой майке. Он был высок и угловат, как подросток, хотя на вид ему можно было дать лет двадцать пять, если не больше.

— Ты где-то была, мама?

— Боже мой, Джинни, мы должны были вместе поехать к профессору Шлобски, но ты, как всегда, проспал. Пришлось мне отправиться туда одной и выслушивать дурацкие рассуждения этого вертлявого гомика.

— Мама! — укоризненно воскликнул Юджин.

— Ах, прости, Джинни, я совсем забыла. — Она изобразила на своем лице невинную улыбку. — Скажем так: этого старого импотента.

— Он был замечательным портретистом, мама, — сказал Юджин.

— Ох уж это мне прошедшее время! Я привыкла ценить человека за те достоинства, которыми он обладает в данный момент. — Миссис Редфорд с тщательно вымуштрованной грацией опустилась в шезлонг и достала сигарету. Юджин нагнулся и щелкнул зажигалкой.

— Мой отец тоже был хорошим портретистом. Время так беспощадно к людям, мама.

— Что ты хочешь этим сказать? Я тоже живу в том же времени, но, как мне кажется, сохранила и красоту, и ясность ума.

— Но тебе уже не двадцать лет, мама, — тихо сказал Юджин и повернулся, чтоб идти.

— Не уходи! — Окрик миссис Редфорд прозвучал властно, и Юджин замер на месте. Она бросила недокуренную сигарету на пол и вскочила с шезлонга. — Отвечай: ты снова болтался в этом вонючем притоне гомиков и трансвеститов?

— Я много раз говорил тебе, мама: тебя это не касается. Я никогда не вмешивался в твои отношения с любовниками.

— Я живу здоровой, полнокровной жизнью, Джинни. Меня любили и продолжают любить настоящие мужчины. Ты же липнешь ко всяким извращенцам и прочим уродцам. Я была бы очень рада, заведи ты интрижку с какой-нибудь здоровой девчонкой из приличной семьи, и никогда бы не стала вмешиваться в ваши отношения.

— Оставим этот разговор, мама, — примирительным тоном сказал Юджин.

— Нет! — Голос миссис Редфорд звучал на истеричной ноте. — Я не могу наблюдать, как моего единственного милого мальчика все сильнее и сильнее затягивает в пучину мерзости и гнусного разврата. Я твоя мать, и я должна вызволить тебя оттуда. Я сделаю это даже, если потребуется, ценой собственной жизни.

— Не надо громких слов, мама. Каждый человек волен жить так, как ему хочется. Тем более, я никому не делаю зла.

— Ты делаешь зло себе! — Она подскочила к сыну и, взяв в обе руки его лицо, поцеловала в подбородок, потом в губы. — Мой милый мальчик! Кроме тебя, у меня нет никого на всем белом свете.

— У тебя есть Ронни. — Юджин слегка отстранился. — Он настоящий мужчина, а не уродец и извращенец, как ты называешь моих друзей.

— Ты всегда ревновал меня к моим приятелям! Ты мне попросту завидовал!

— В какой-то мере ты права, мама. Среди мужчин, с которыми ты спала, попадались интересные и неглупые люди. Меня влечет к одаренным и ярким натурам.

— Ронни говорит, ты завиваешь волосы и подкрашиваешь глаза, чтоб соблазнить его. — Миссис Редфорд не спускала глаз с лица сына. — Кое-кто из твоих друзей, говорит Ронни, открыто приставал к нему на последней вечеринке.

— Ронни выпил лишнего, и у него разыгралось воображение. — Похоже, Юджин слегка смутился. — Мама, я должен закончить этот портрет до вечера. Разреши мне подняться к себе.

— Ах, какие пустяки! — Она игриво похлопала сына по щеке. — Давай лучше присядем и выпьем по рюмочке твоего любимого ликера. Нам с тобой не так уж и часто случается побыть вдвоем.

Юджин покорно сел за столик. Лакей принес две рюмки, фрукты, открыл бутылку.

— Профессор Шлобски пообещал выступить на открытии салона. Ему нравится твоя манера, только он считает, что тебе не хватает темперамента.

Юджин вздохнул и откинулся на спинку дивана.

— Мой мальчик, это потому, что ты голубой. — Миссис Редфорд протянула руку и попыталась дотронуться до плеча сына, но он успел отодвинуться. — Тебе нужно срочно влюбиться, Джинни. Ну, хотя бы для начала в какую-нибудь симпатичную мулатку. Эти девчонки со стройными щиколотками и острыми высокими грудками умеют завести любого мужчину, если он еще не старый пень.

— Мне не нравится с женщинами, мама.

— Почему?

— Они все очень развратные и пошлые. Даже совсем юные школьницы.

Миссис Редфорд деланно рассмеялась.