Они распили еще бутылку, при этом почти совсем не пьянея. Скоро их попросили покинуть помещение — ресторан закрывался. Муся прошла в нескольких шагах от них, устало опираясь на руку пожилого мужчины. Она их не видела — в зале уже погасили свет. Возле входа ее ждала белая «Тойота», которая рванула с места, едва за Мусей захлопнулась дверца.
— Прощай, друг, — сказал Алеша и остановил синий «жигуленок». — Правда, у меня в кармане всего двадцать тысяч, но этого наверняка хватит. Я встречу ее у двери — они поедут через центр, а я знаю более короткий маршрут. Ты совершенно прав: я должен с ней серьезно поговорить. Может, еще увидимся.
Они обменялись рукопожатием, и Алеша хлопнул дверцей.
Спустя минуту Андрей поймал такси и велел водителю ехать следом за синим «жигуленком». Он решил действовать по обстоятельствам.
— Мама, почему ты не хочешь меня обнять? Ведь я твоя дочь… Ты даже оттолкнула меня, когда я хотела тебя поцеловать. Разве ты мне не рада?
— Нет. Ты не оправдала моих надежд. Я возлагала на тебя огромные надежды.
— Прости, что так вышло, мама. Мне хотелось найти счастья в любви.
— В любви его не бывает.
— Это очень жестоко, мама.
— Это правда. Ты была умненькой девочкой. Я хотела, чтобы ты поступила в университет и занималась наукой. Я надеялась гордиться тобой, а вместо этого я тебя стыжусь.
Муся видела, как мать удаляется от нее, превращаясь в расплывчатое темное пятно. Ей хотелось ее удержать, обнять, вымолить прощение, но руки ее не слушались.
— Моя мать тоже была ненормальной, — сказала Мэрилин, мерцая в темноте своим ослепительно белым платьем. — Она ни разу в жизни не поцеловала меня. А мне так не доставало материнской ласки. Мне не доставало ее всю жизнь. И я всегда чувствовала себя обделенной и несчастной…
Муся открыла глаза и увидела Угольцева.
— Павел, — прошептала она едва слышно. — Я боюсь умирать. Там… там еще хуже, чем здесь. Она не простила меня, Павел.
Он прижал ее руку к своей мокрой от слез щеке и закрыл глаза.
…Мэрилин вытолкнула ее на освещенную светом юпитеров площадку и сказала:
— Ты должна изобразить страстно влюбленную. Ты знаешь, как это бывает? — Мэрилин презрительно хихикнула. — Что касается меня, то я давно забыла, а может, и совсем не знала, как это бывает. Мужчины не позволяли мне насладиться чувством любви — они сразу волокли меня в постель. А мне хотелось чистых поцелуев, таких же невинных ласк. Как в раннем детстве. Но у меня его тоже не было. Начинай же. Вон твой партнер.
Вадим шел навстречу Мусе и застенчиво улыбался. Он был таким, каким она увидела его в самый первый раз. Она бросилась ему навстречу, но вдруг вспомнила, что ей уже не шестнадцать, а двадцать девять. И остановилась.
— Мотор! — услыхала она голос Мэрилин. — Иди и врежь ему коленкой в пах. Да посильней! Они все это заслужили.
— Алеша, Алешенька, — шептала Муся. — Я сыграю эту сцену с тобой. Только погасите юпитеры и опустите занавес. Ведь жизнь не кино. Где же ты, Алеша?..
— Он скоро придет, — сказал Угольцев, заботливо поправляя ее подушку. — Потерпи немного, родная.
— Не могу, Павел. Он придет, а я уже буду там. Я хочу видеть его здесь.
— Приехал Старопанцев. — Угольцев кивнул в сторону двери. — Можно ему повидаться с тобой?
— Да. Я хочу сказать ему, что я его очень люблю. Но только не так, как женщина должна любить мужчину. Павел, а ты знаешь, как женщина должна любить мужчину?..
Старопанцев опустился на колени перед ее кроватью и сказал:
— Я сделал визу. Через два часа мы улетаем в Гамбург. Я связался с одной частной клиникой — там великолепные специалисты. Марусенька, родная, ты не умрешь — я обещаю тебе!..
— Умереть — это совсем не страшно, — услыхала она голос Мэрилин. Та сидела на траве под деревом, широко расставив обтянутые в узкие белые брюки ноги и делала наклоны вперед. — Куда страшней остаться живой, но с мертвой душой. Тогда все, что ты делаешь, кажется бессмысленным и никому не нужным. И еще создается ощущение, будто ты дюйм за дюймом проваливаешься в холодную черную яму…
— Я никуда не поеду. Но я рада, что ты пришел. Помнишь, ты сказал, что у него не хватит духу меня застрелить?
— Я утоплю этого сопляка в дерьме! — Старопанцев громко скрипнул зубами. — Я достану его везде!
— Это был Божий промысел, Саша. Прошу тебя об одном: сделай так, чтоб я могла его повидать. Мне… мне осталось недолго.
Старопанцев выругался и выскочил за дверь.
«Ванька… Что будет с ним? Я должна была попросить Сашу позаботиться о Ваньке. А Вадима наверняка засадят в психушку…»
— Это не самое страшное место на земле, поверь мне. — Мэрилин валялась в гамаке, висевшем над краем обрыва. — Однажды я прекрасно провела там времечко. Я чувствовала себя в безопасности, понимаешь? Дело в том, что врачи шпионили друг за другом, и если бы кто-то из них посмел ко мне приставать, остальные бы слопали его живьем.
Мэрилин откинула плед и спустила на землю ноги. Она была босая, в простеньком ситцевом сарафане и еще не тронутыми пергидролью волосами.
— Эй, не смотри на меня так удивленно. Я еще не Мэрилин Монро, а Норма Джин Бейкер. Это мое настоящее имя, хотя я и не могу сказать точно, был ли моим отцом этот старый прохвост Бейкер. И вообще я еще вся настоящая. Я только что целовалась с парнем, который мне ужасно нравится. У него такая шикарная машина! Но предки ни за что не позволят ему жениться на мне. Ведь я девчонка с помойки, а он единственный отпрыск состоятельных родителей. Правда, сейчас я пока не знаю об этом. Я еще надеюсь, что он введет меня в свой роскошный дом, уложит на высокую постель с тонким чистейшим бельем, и мы будем заниматься красивой чистой любовью. Потому что этот парень — мой первый мужчина. Вернее, он мог бы им стать. Но не стал. — Мэрилин грустно усмехнулась. — Наверное, потом, когда я стану знаменитой Мэрилин Монро, он пожалеет об этом. Может, даже напишет книгу о том, как целовался и занимался любовью с секс-символом Америки. Они все пишут про меня черт знает что. Но ты им не верь. С этим парнем я только целовалась. Что может быть лучше чистых поцелуев?..
Ее губы дрожали. Она провела по ним кончиком языка и открыла глаза.
— Алешенька, я такая счастливая. Прости, что не могу обнять тебя.
— Марыняша… Я сам не знаю, как это у меня получилось. Меня словно кто-то за руку схватил и заставил сделать это. Я… я не мог себе представить, что смогу выстрелить в тебя. Тебе очень больно, Марыняша?
— Совсем не больно. Откуда ты взял? Мне очень хорошо. Я попрошу Старопанцева, и он возьмет самого лучшего адвоката. Алешенька, тебя обязательно оправдают.
— Нет, Марыняша. Я не хочу, чтоб меня оправдали. Я хочу пострадать.
— Глупый. А как же я? Что я буду без тебя делать? Хотя я… Да, они сказали, что я должна умереть. Вернее, я поняла это по лицу Павла и по тому, как вел себя Старопанцев. Алешенька, я прошу тебя, не бросай… Он не позволил договорить ей последние слова — закрыл ее рот своими горячими трепещущими губами. Она отдалась ему в поцелуе. Ей показалось, будто она испытала оргазм, хотя она знала, что ее тело стало бесчувственным…
— Иди сюда. — Мэрилин протянула ей руку. Она стояла на лужайке, вся в сиянии солнечных лучей. — Я давно тебя жду. Нам будет очень весело вдвоем.
Муся изо всех сил цеплялась за скользкие стены темного туннеля. Силы были на исходе, к тому же в туннеле был такой холодный ветер. А там, на лужайке, было тихо и тепло. И так покойно.
— Не мешкай. Здесь каждое мгновение — вечность. И все они прекрасны. Здесь нет страданий. Разве ты не устала страдать?..
Ей уже слепил глаза яркий свет. Она с трудом повернула голову назад и увидела Алешу.
— Прости, Мэрилин, но я не могу, — прошептала она и соскользнула на пол. Алеша подхватил ее на руки — это она еще помнила — и понес назад.
— Надежда есть, но, рассуждая чисто по-человечески, я бы пожелал ей смерти. — Врач смотрел на Старопанцева бесстрастными близорукими глазами. Его левая рука чертила в блокноте неправильной формы геометрические фигуры. — Вы сообщили ей о том, что ее муж повесился?