Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Спасибо, — прошептала она, глотая слезы. — Еще никто и никогда не обращался со мной так… как… как…

Она бросилась ему на шею и разрыдалась на его груди.

…Море тихо млело в закатных лучах. Над их головами громко гомонили чайки. Они шли бок о бок кромкой воды. Внезапно парень поднял девушку на руки, вошел по колено в воду и остановился.

— Пошел, пошел! — заорал благим матом режиссер. — Черт побери, это уже третий дубль. Больше не осталось сухих штанов. Ты же ее любишь, понял? Ты должен кинуться в воду очертя голову. Любовь — это импульс, порыв, сумасбродство. А ты встал как баран и думаешь о том, как бы тебе не намочить свой драгоценный х… Ты хочешь ее — так возьми силой, иначе потеряешь навсегда. Блин, а пленка-то у меня японская. Марина, колоти его кулаками по спине, по голове. Стоп! Придумал. Вы упадете в воду, и ты сдернешь с нее платье. Потом, в конце фильма, когда она уйдет к этому полупедику Сергею, она будет вспоминать твой истинно мужской поступок и плакать горькими слезами сожаления. Витька, черт, да веди же наконец себя как настоящий мужчина!

Угольцев наклонился к уху Клепикова, с которым делал уже третью картину, и сказал так, чтобы слышал только режиссер, и никто больше:

— Я не согласен с тобой, Петя. Настоящий мужчина никогда не станет брать силой любимую женщину. Это противоестественно.

Клепиков недоуменно уставился на друга. Все знали, что если Угольцев и имел мнение относительно режиссерского толкования сценария, он предпочитал держать его при себе. Таков был его стиль работы. Он устраивал всех без исключения режиссеров.

— Как выясняется, ты плохо знаешь женщин, Паша. Я-то думал, ты у нас в этом вопросе ходячая энциклопедия. Ладно, Витек, платье ты на ней не рви — все равно эти гады из Госкино вырежут, но поцелуй ей влепи. В самую диафрагму. Понял? Репетировать не будем — солнце вот-вот сядет. Мотор!

Угольцев смотрел сквозь объектив камеры на искусно загримированное лицо Марины Василевской, главной героини фильма, и видел перед собой трогательно бледное, напряженное тайной мукой лицо Маруси. Эта девушка постепенно стала единственным смыслом его жизни. Его вселенной. Она вошла в каждый атом его души и тела. Она…

— Стоп! Я сказал стоп!!! — крикнул Клепиков. — Все свободны. Паша, мне нужно с тобой поговорить. Конфиденциально. Через пятнадцать минут жду у себя в номере.

— У Василевской короткие ноги. Это настоящая катастрофа. Мне нравится эта твоя… племянница. — Клепиков понимающе подмигнул Угольцеву. — Сложена как греческая богиня. Она понадобится в двух-трех эпизодах на пляже. Мы заключим с ней контракт и заплатим, как за эпизодическую роль.

— Исключено, — сказал Угольцев.

— Девчонка вот-вот свихнется от безделья. Валяется целыми днями на топчане под зонтом. А вокруг полным-полно вольной шпаны. Сам знаешь, Паша: за ними в таком возрасте нужен глаз да глаз.

— Нет, Петр, Маруся не станет сниматься, даже если ты предложишь ей главную роль в фильме.

— Хочешь сказать, ты ей не разрешишь? Брось, Павлик. Она же будет под твоим надзором.

— Нет. Она не будет сниматься. Дело в том, что у Маруси не все в порядке со здоровьем. Ясно? — Угольцев выразительно глянул на Клепикова. — Еще будут вопросы?

— Пожалуй, нет. Тогда тебе придется здорово помучиться с этой вислозадой кобылой. Интересно, чем я думал месяц назад, а?

Выйдя из комнаты Клепикова, Угольцев решительным шагом направился к лифту. Он знал, Маруся ждет его ужинать — в его отсутствие, каким бы продолжительным оно ни было, она не ела ничего, кроме фруктов. Однако, прежде чем подняться к себе, он спустился в вестибюль и, протянув швейцару конверт и деньги, сказал:

— Семнадцать штук. Кремовых. Записку положишь так, чтобы она, не дай Бог, не укололась.

Розы принесли, уже когда Маруся лежала в постели. Она протянула руку, вынула за уголок конверт, развернула листок.

— «Вас обожают», — прочитала она и улыбнулась. — И снова без подписи. Кому-то это обходится в целое состояние.

— В тебя влюбился американский миллионер.

Муся зажмурила глаза и откинулась на подушку.

— Ты думаешь? Но почему тогда он таится?

— Боится строгого папочки. Ведь ты не станешь от меня ничего скрывать, верно?

— Не стану.

— Спасибо, родная. — Угольцев приложил к груди руки и наклонил голову. — Думаю, тебе пора спать. А я, если не возражаешь, посижу полчасика в баре.

— Спокойной ночи. Не забудь запереть меня на ключ.

— Не забуду.

Когда за Угольцевым закрылась дверь, Муся выскользнула из постели, достала из тумбочки томик стихов Суинберна, который нашла на пляже, и засунула записку между страниц. Записок подобного рода накопилось уже штук двадцать. Муся знала, что розы ей покупал Угольцев, но не показывала вида. Эта игра устраивала обоих. Более того — все больше и больше их сближала. Угольцев очень нравился ей, и она пришла к выводу, что наверняка влюбилась бы в него, если бы…

Если бы не встретила раньше Вадима.

Часть вторая

— Совсем не будете пить? Но ведь Новый год случается раз в году. Строгие у вас правила, я бы даже сказал, жестокие. Может, все-таки бокал шампанского?..

Парень смотрел на Мусю почти умоляюще. В выражении его лица было что-то трогательно беззащитное и доверчивое. Он чем-то напоминал ей Ваньку.

— Согласна. Но прежде чем сесть за праздничный стол, я должна привести себя в порядок.

— Понял. — Парень встал. — Покурю в тамбуре.

Муся надела новое платье, которое случайно купила в утро отъезда — понравилась расцветка, напомнив своей незатейливой пестротой лужайку перед домом из ее раннего детства.

— Готова, — доложила она, выглянув в коридор. — Карамба вива, у нас есть бокалы!

Он смотрел на нее с удивлением, которое мгновенно переросло в восхищение.

— Ничего себе прикольчик. — Парень присвистнул. — Признаться, мне еще не приходилось встречать Новый год в обществе столь красивой леди.

Муся смущенно и в то же время радостно улыбнулась, посторонилась, пропуская его в купе. Они ехали вдвоем — поезд был наполовину пуст в эту морозную новогоднюю ночь.

— Спасибо, сэр.

— Меня зовут Алексей. А вы случайно не Мэрилин?

— Почти угадали. Один мой знакомый звал меня Марией-Еленой. Это было давным-давно. Иногда мне кажется, что этого совсем не было.

Он откупорил бутылку, по-праздничному красиво хлопнув пробкой. Разлил шампанское по бокалам, распечатал купленную в ресторане коробку итальянских конфет в блестящих обертках. Муся достала нектарины и киви — она всегда везла Ваньке экзотические фрукты.

— Сперва мы должны выпить за то, чтобы Новый год не задержался в пути, — сказал Алексей и поднял свой бокал. — Так говорит мой отец. Смелей, Мэрилинка.

Муся выпила полбокала, шампанское оказалось легким и вкусным.

— Придется до дна. Я слышал, этот джентльмен с бородой очень обидчив, — серьезным голосом сказал Алексей.

Муся улыбнулась и допила шампанское. В конце концов сегодня праздник. Да и этот Алексей, Алеша, ей нравился.

— Умница. Послушай, давай на «ты»?

— Давай, — с ходу согласилась она. — Домой едешь?

— В каком-то смысле. А точнее будет сказать: проведать родителей. Дом у меня теперь там, где я служу. А ты, Мэрилинка, куда держишь путь?

— Не надо меня так называть.

— Слушаюсь беспрекословно. Я так называю всех красивых женщин. Потому что мне с детства нравится Мэрилин Монро. Ты не просто красивая — ты очень красивая. А как же мне тебя называть?

— Меня зовут Мария, Маня, Маша.

— Понял, Мари…ня… — Он смешно наморщил нос и лукаво ей подмигнул. — Марыняша. Снова не по-русски получилось. Но мне нравится.

— Мне тоже.

— А вот и наш долгожданный джентльмен пожаловал! — воскликнул Алеша, глянув на свои часы. — Пунктуален, как английский лорд. Ну-ка, Марыняша, давай свой бокал. За нас, за небо, за наших предков. Полный вперед!

32
{"b":"224499","o":1}