— Нет. Но я старый материалист. Так что мое мнение можешь не принимать всерьез.
Муся потянулась за новой сигаретой, но на полпути ее рука безжизненно упала.
— Вот почему я хочу, чтоб ты всегда был рядом со мной, — прошептала она и тихо всхлипнула. — Я… меня мучают призраки.
Алеша вышел из поезда и сел в трамвай, который делал круг на привокзальной площади.
В машине внезапно отказало сцепление. Он страшно расстроился и даже разозлился и бил в сердцах ногами по твердым от мороза колесам. Но, сев в поезд, вдруг сразу успокоился.
Здесь пахло так знакомо и обещающе празднично. До N скорый поезд шел около трех часов, и Алеша даже успел вздремнуть, устроившись на боковой полке плацкартного вагона. Когда он проснулся, за окном начало светать, и показались до боли знакомые очертания вокзала.
Разумеется, он мог взять такси, которое домчало бы его на Степную улицу за пятнадцать-двадцать минут. Поначалу он именно так и хотел поступить. Однако, очутившись на знакомом перроне, ощутил робость, потом смятение и какое-то совсем уж мальчишеское волнение. Ему нужно было время прийти в себя — и трамвай оказался самым подходящим транспортом.
Город уже окончательно проснулся. На глазах гасли уличные фонари и неоновые вывески магазинов. Когда трамвай резко свернул влево, в глаза Алеше больно ударили красноватые лучи солнца, только что появившегося из-за горизонта. «Она наверняка уже проснулась и даже встала, — думал он, задумчиво глядя вдаль. — Я не спросил, кем она работает… Может, преподает в школе или в институте? Хотя нет, на училку она не похожа! — Алеша покачал головой и поймал на себе укоризненный взгляд пожилого мужчины в старом ратиновом пальто с вылезшим воротником. — Скорее всего она работает в каком-нибудь офисе, может быть, в совместном предприятии… Нет, нет, снова не то. Она слишком красива и слишком раскованна для того, чтоб гнить в скучной конторе. Может, она манекенщица?.. Хотя вряд ли. Они все такие воображалы. Эта новая Витькина подружка Райка работает в каком-то вшивом Доме моделей не то в Люберцах, не то в Одинцово, а строит из себя какую-нибудь Линду Евангелисту [6]…»
Алеша так и не подобрал подходящей профессии для своей Марыняши, хоть трамвай петлял по городу минут сорок пять, если не больше. Протискиваясь к выходу мимо деда в ратиновом пальто, Алеша сказал вполне серьезно:
— Нужно похмеляться по утрам. А вообще пора, дедуля, нам с тобой с этим делом завязывать.
Не дождавшись, пока трамвай остановится окончательно, он разжал тугую гармошку двери и спрыгнул в сугроб возле тротуара. В то же мгновение его сбили с ног большие санки, в которых сидели два краснощеких подростка. Алеша сделал попытку удержаться, но, помахав ногами в воздухе, завалился на тротуар и больно ударился затылком. Свет померк в глазах, но сознание продолжало какое-то время работать.
«Я теперь не скоро увижу ее», — была его последняя мысль.
— Мамочка, мы с Илюшкой ни капли не виноваты. Этот тип спрыгнул с трамвая на повороте. Знаешь, там, где спуск к речке? Там все мальчишки катаются. Он будто нарочно метил под наши санки.
Муся с трудом заставила себя сесть в постели. Она заснула в пятом часу, проглотив две таблетки нембутала. Обычно она просыпалась не раньше двенадцати.
— Сколько сейчас время, Ванечка?
— Полдесятого. Мамочка, что же теперь будет? Его увезла «скорая». Илюшка говорит, нас посадят в колонию.
— Господи, какая рань. И что тебе не спится? — Муся все никак не могла собраться с мыслями.
— Я привык вставать в половине восьмого. Как штык. Паша говорит, это значит вести здоровый образ жизни. Мамочка, давай разбудим Пашу, а?
— Постой. — Муся сделала над собой еще усилие. Сконцентрировала взгляд на Ванькином лице. Судя по всему, мальчик с трудом сдерживал слезы.
— Вы с Ильей сбили на санках человека? Он сильно ушибся? — спросила она, ощутив острую тревогу за сына.
— Да. Шапка отлетела за десять метров. У него было ужасно бледное лицо. А на снегу осталось большое пятно крови.
— Господи Боже мой! — Муся машинально перекрестилась. — Я сейчас оденусь и… Что же нам делать, Ванечка?
— Я разбужу Пашу, ладно?
— Да, да, наверное. Мы что-нибудь придумаем. Так его «скорая» увезла?
— В четвертую больницу. Илюшкина мама говорит, что к нам зайдет участковый. Мамочка, родненькая моя, но ведь мы ни капельки не виноваты.
Муся натянула джинсы и свитер и глянула на себя в зеркало. Лицо заметно припухло, глаза тусклые и безжизненные, слегка дрожат руки…
— Господи, Марусенька, беда-то какая! — Анна Герасимовна была растрепанна и в слезах. — А Паша, как нарочно, напился как сапожник и не реагирует даже на холодную воду, — добавила она испуганным шепотом. — Я не пустила к нему Ванечку. Дорогая моя деточка, тебе самой придется улаживать этот отвратительный инцидент. Советую тебе поехать в больницу. Немедленно. Проси на коленях этого человека, чтоб он не жаловался на Ванечку в милицию. Посули ему хорошие деньги. Я отложила полтора миллиона на зубы. Конечно, по нынешним временам это совсем ничего, но можно взять еще мамины похоронные восемьсот тысяч. Поторопись, Марусенька, прошу тебя.
— Да, да. — Она по привычке провела по губам помадой, взбила щеткой волосы. — Может, ты пойдешь со мной?
— Нет, что ты! — Анна Герасимовна даже руками замахала. — Я с Ванечкой останусь. Мы с ним запремся и никого не пустим. Возьми ключ.
Муся не шла, а летела, не ощущая под собой земли. От нембутала и пережитого волнения кружилась голова и все вокруг казалось ирреальным. Время от времени больно сжималось сердце, и тогда она твердила: «Господи, спаси моего Ваньку. Пусть все его беды перейдут на меня…»
Мать Ильи ожидала ее возле гардероба.
— Он пришел в сознание, — сказала она, едва завидев Мусю. — Врач сказал, что у него легкое сотрясение мозга и ушиб левого предплечья. Нас сейчас к нему пустят. Послушай, а что, если нам подключить к этому делу Настениного Митьку?
— Постой. — Муся кинула гардеробщице свой кроличий жакет, который надевала, только собираясь в N. — Будем надеяться, все и так обойдется.
— Обеих сразу не пущу, — заявила медсестра. — По одному, пожалуйста. — Муся храбро схватилась за ручку двери. — Первая койка направо, — подсказала медсестра, закрывая за ней дверь.
Она с трудом удержалась на ногах, увидев прямо перед собой забинтованную голову Алеши. Она стояла возле его кровати и смотрела, смотрела…
Он открыл глаза, и их взгляды сразу же встретились.
— Прости, — прошептала Муся и утерла рукой беззвучные слезы. — Это я во всем виновата. Я больше не захотела тебя ждать. Потому что… Потому что, мне кажется, я всю жизнь только и делала, что ждала, ждала…
— Ты еще красивей, чем я тебя запомнил. — Он схватил ее за руку и притянул к себе. — Я думал, мы будем день и ночь напролет заниматься любовью. Мы с тобой будем заниматься любовью, правда?
— О Господи! — вырвалось у Муси вместе со вздохом, выразившим озабоченность и одновременно облегчение. — Надо же было такому случиться!
— Как ты нашла меня? Скажи: ведь это я заставил тебя сюда прийти? Ну да, я каждую минуту произносил заклинание. И ты услышала его. Вот здорово!
Она улыбнулась и зажмурила глаза от счастья.
— Я заберу тебя к себе домой. Сейчас поговорю с доктором и…
— Нет. Я никуда тебя не отпущу. А то ты снова исчезнешь и оставишь меня одного. Скажи, тот человек, который выходил от тебя прошлой ночью, он твой… любовник?
— Кто? — Муся с трудом заставила себя сосредоточиться на его словах. — Костя Казенин, что ли? Да нет, это… это совсем не серьезно.
— Но я все равно не хочу тебя ни с кем делить, серьезно это или несерьезно. — Бледные щеки Алеши вдруг вспыхнули гневно алым румянцем. — У тебя с ним что-то было?
— Нет.
— Поклянись здоровьем своего сына.
— Клянусь Ванькиным здоровьем, что у меня ничего не было с Костей Казениным. — Муся перекрестилась и вздохнула. — Знаешь, а ведь это мой сын сидел в тех санях, которые сбили тебя. Ты прости его, ладно?
