— Да, но я сама знаю, что я ему не пара. Я родилась и выросла в «клоповнике», а он… Вы сами знаете, кто его родители. — Галина всхлипнула еще громче. — Я из кожи вон лезла, чтобы дотянуться до Андрюши. Столько книжек перечитала, стихи на память учила, слушала сонаты Бетховена. Блин, а он взял и сыграл в ящик. — Галина расплакалась и упала на грудь Бориса Львовича. — Я больше не могу так, не могу, — ныла она. — Без Андрюши все пусто, бессмысленно… Так херово, так… Блядь, этот падло может бросить девчонку, и тогда… — Галина икнула. — Тогда я отрежу ему мошонку и натяну тебе, Боря, на лысину.

— Фу, какая же ты жестокая женщина. — Борис Львович ловко развязал пояс ее халата, раздвинул полы. — А с виду кажешься доброй и ужасно соблазнительной. — Его пальцы уже расстегивали пуговицы нейлоновой кофточки Галины. — Так, значит, эта твоя подружка сбежала со своим гусаром, да? Ну и молодец. Правильно сделала. Надо уметь пользоваться жизнью, пока ты молодой. Ну и потом тоже. — Он вынул тугую грудь Галины и стал жадно облизывать ее. — Расслабься, моя цыпочка. Мы не скажем злой фурии Берестовой, что ее дочура сделала крылышки. — Он расстегнул ширинку своих брюк и деловито запихнул туда руку Галины. — Смелей, моя цыпочка. Ты меня очень возбуждаешь. У тебя, я думаю, давно не было мужчины. Дядя Боря тебе поможет с этим делом, моя сахарная…

— Спишь? Почему ты не вышла на работу?

Нина подтянулась на руках и села на подоконник, под которым стояла раскладушка Галины.

— У меня температура, — пробормотала она, с трудом разлепив спекшиеся губы.

— Что с сестрой? У нее на самом деле серьезно?

Галина попыталась оторвать от подушки голову и поморщилась от резкой боли в затылке: она выпила пол-литра самогонки, ничем не закусывая.

— Недельку поваляется в «люксе» и выйдет как огурчик. Боря… я хочу сказать, Симкин просил передать, чтобы вы с матерью ее не тревожили — у Муськи связаны с вами навязчивые идеи.

— Маме сейчас не до Маруси. Бабушка умерла.

— Когда?

— В тот вечер, когда забрали Мусю. У нее случился сердечный приступ, а меня, как назло, не было дома. «Скорая» приехала, как всегда, поздно.

— О Господи! — вырвалось у Галины. — Муся очень расстроится. Бедняжка.

— Ты ей ничего не говори. Как она?

— Удовлетворительно. — Длинное слово далось Галине с трудом.

Галина вдруг вспомнила, что делал с ней недавно Симкин, и громко простонала. Ей показалось, она лежит не на раскладушке, а в зловонной, кишащей червями луже.

— Может, принести ей фруктов или чего-нибудь вкусненького?

— Не надо. Люксовиков кормят по высшему классу. — У Галины едва ворочался язык, и произносить слова было для нее настоящей пыткой. — Я… я больше не буду работать в вашей больнице.

— Тебе что, дали еще ставку в психушке?

— Д-да. Скажи Меркуловой, что я напишу заявление по собственному…

Ее вдруг вывернуло наизнанку. Она даже не успела наклониться над полом. На белой простыне расплылось зловонное ядовитое желтое пятно. Галина вскочила и с воплем бросилась на кухню.

— Успокойся, все пройдет. Ну с кем не бывает? — Нина гладила подругу по мокрой от пота спине. — Перебрала слегка?

— Ненавижу! Ненавижу! — Галина стиснула зубы и, обхватив руками собственные плечи, медленно осела на выщербленный кафельный пол полутемной кухоньки. — Если б ты видела, что он со мной вытворял!

— Кто?

— Не слушай меня, — спохватилась Галина и сделала попытку встать. — Я на самом деле перебрала. Блин, во рту так пакостно. А на душе и того хуже.

— Жаль, что ты уходишь от нас. — Нина вздохнула. — Будешь на поминках?

— Не знаю, все зависит от этого урода Симкина. — Она зажмурила глаза и наконец встала, опираясь на раковину. — Он лечащий врач Муси. От него зависит ее дальнейшая судьба, поняла? Да, скажи своей мамаше, что она последняя сука и если бы не… Симкин, Муська лежала бы сейчас в отключке с набитым дерьмом мозгами. У этого Симкина, блин, такой большой… — Галина произнесла длинную тираду матом. — Чего уставилась? Думаешь, твоя подружка академию кончала, как некоторые? Ну да, кончала, да только другую. Первый раз меня трахнули на углу Московской и Урицкого. В подворотне тогда была громадная лужа и туда никто не заходил. Тот хмырь сперва засунул мне туда большой палец. Он сказал, что ненавидит целок. Потом как прижмет к стенке… Блин, я думала, его палка у меня из ушей вылезет. У Симкина тоже громадная, но он интеллигент, блин, и вообще в попе ватка. Это такая поговорка есть. Слыхала?

— Что с тобой, Галка? О Господи! — Нина смотрела на подругу с ужасом и отвращением. Она знала о ее не слишком благополучном прошлом — кое-что ей рассказала сама Галина, да и сплетни до нее доходили, хотя она старалась не придавать им значения. — Возьми себя в руки! Немедленно!

— Ха! Легко тебе сказать. Ты дочка учительницы, блин, а моя мать мыла полы в общественных сортирах, папаша был грузчиком. Едрена вошь, да я вот сейчас возьму и задушу сама себя собственными руками.

Она вцепилась себе в горло.

— Прекрати! Я позову людей! — визжала Нина.

— Зови. — Галина опустила руки. — Что мне до твоих людей? И вообще на хрена мне эта житуха? Сегодня в рот вставит, завтра в зад — вот и вся радость. Только бы Муське было хорошо. — Она всхлипнула. — Котеночек мой дорогой, я все-все из-за тебя вытерплю. Вот увидишь.

— Что с сестрой? Ты что-то скрываешь от меня. У нее серьезное положение? Я так и знала. Это я виновата — я могла поломать их отъезд, а я вместо этого умыла руки.

— Ну и зануда же ты, Нинка. Дура и зануда. Да девчонка такое испытала — нам с тобой и не снилось. Надеюсь, этот тип все-таки не такой подлец, каким показался мне вначале. А там кто его знает. Блин, мужики соображают не головой, а другим местом. Черт побери, и как мне теперь отвязаться от этого старого кобеля?..

— Не спеши, роднуля. Я зашла к Мамаю и сказала, что у тебя случилось в дороге ЧП и ты позвонил Воропаихе. Мамайчик соизволил дать тебе денек отгула. У них сегодня смотр этих салаг из училища. Так что ноу проблемз, как говорят за бугром.

Ариша была в бледно-голубых синтетических брючках в обтяжку, под которыми соблазнительно перекатывались упругие мускулы. Вадим обнял жену, по-хозяйски чмокнул в шею, с удовольствием вдохнул знакомый запах — почти так же пахло от сына. И с трудом подавил горестный вздох.

Она ободряюще похлопала его по спине. Последнее время Ариша научилась смотреть на похождения мужа сквозь пальцы, а ведь поначалу даже собиралась наложить на себя руки. Все мужчины вокруг время от времени делали «выпады налево», как выражался Мамаев, командир полка, в котором служил Вадим. По крайней мере, ее муж не дрался, приносил домой почти всю зарплату, к тому же был самым красивым мужчиной в их городке. Если не считать покойного Андрея Доброхотова.

Арише не удалось подавить вздоха.

Вадим принял его на свой счет.

— Все в порядке, старушка. У меня на самом деле приключилось ЧП. Но, как видишь, все обошлось, и я прибыл в твое полное распоряжение. А как младшенький соколик?

Ариша приложила к губам палец и вымученно улыбнулась.

— Сейчас в порядке. Почти. Умудрился свалиться с дерева и сломал левую руку.

— Ну и дела. — Вадим отстранил от себя жену и приоткрыл дверь в комнату. Лелик спал с открытым ртом, закинув забинтованную руку за голову. Он понял внезапно, что здорово соскучился по сыну.

— Как это случилось? — расспрашивал он жену, уже успевшую наполнить ванну горячей водой, над которой возвышались айсберги душистой пены.

— Хотел снять котенка Воропаевых — они купили на рынке белого перса. Тот его за руку укусил, а Лелик растерялся и свалился в клумбу. Там оказался кирпич. Представляешь, он даже слезинки не проронил — только кряхтел и жмурился, как от солнца.

Ариша расстегнула пропахшую потом рубашку мужа, скользнула ладонью по загорелой груди.

— И что сказал Соломон? — обеспокоенно спросил Вадим.