Но у Петра I, очевидно, было иное мнение на сей счет. Делу «о завоевании зело великих и богатых земель» (так назывался прожект) хода он не дал.

Следующий прожект создания «Российской Вест-Индии» был представлен в 1738 г. бывшим служащим голландской колониальной администрации Симоном Абрагамом. Прожектер этот поведал в Петербурге, что сыскана им землица против острова Тобаго (на Американском континенте). Правит ею туземный князь по имени Юпитер Таривари. Он благоволит к европейцам и приглашает их селиться в своих владениях. Земля же та богата золотом и серебром, а также дарами природы. Ко всему прочему климат там отменный.

Исходя из того, что упомянутая землица ничейная (индейцы, разумеется, не в счет), господин Абрагам предложил россиянам основать на ней колонию[51]. В качестве первого шага рекомендовалось учинить купеческую компанию и отправить от лица оной во владения Таривари фрегат с грузом российских товаров, а во главе сего начинания поставить его, Симона Абрагама, и дать ему некоторое награждение.

Страховки ради господин прожектер отметил, что ежели коммерция эта авантажей (выгод) поначалу не даст, то в том большой беды не будет, ибо служители морские в таком дальнем вояже могут себя экзаменовать, т. е. предприятие во всех случаях принесет пользу.

Правительствующий сенат, коему Анна Иоанновна повелела рассмотреть вопрос, в свою очередь, запросил мнение Коллегии иностранных дел, а та дала заключение о неизбежности конфликта с Англией и Испанией в случае реализации прожекта. После этого творение господина Абрагама было направлено в архив, тем более что на рассмотрении находился еще один вариант создания «Российской Вест-Индии».

Прожект этот имел английское происхождение и возник в августе 1735 г., когда руссий посол в Лондоне Антиох Дмитриевич Кантемир направил в Петербург секретное донесение. В нем сообщалось, что некий выходец из Португалии по имени Яган д’Акоста предложил английским купцам основать колонию в Южной Америке (между испанскими и португальскими владениями). Английское купечество откликнулось на это предложение, т. е. была создана компания и собран необходимый капитал, но, когда речь зашла о покровительстве короны (а оно было остро необходимо), дело застопорилось. Правительство его величества «волочило решение» (не отказывало учредителям и не давало согласия). Очевидно, это объяснялось нежеланием вступать в конфликт с пиренейскими державами. Когда терпение господина д’Акосты кончилось, он решил прибегнуть к высочайшей поддержке со стороны, выбрав для этой роли императрицу России. Д’Акоста стал искать контактов с послом будущей своей покровительницы в Лондоне.

Конкретно суть прожекта д’Акосты сводилась к следующему:

1) от Анны Иоанновны ожидалась жалованная грамота учредителям компании (с обещанием протекции, вплоть до военной помощи);

2) территория колонии становилась при этом собственностью ее учредителей. Им же давалось право назначать должностных лиц (военачальников и администраторов);

3) русская казна получала право на десятую часть стоимости проданных в колонии товаров и на столько же от стоимости проданной земли.

Затем доверенные лица учредителей колонии, приехавшие в Петербург, начали уверять вице-канцлера А. И. Остермана, что близость владений прочих европейских держав их начинаниям не помеха: ни гишпанцы, ни португальцы войну не начнут. Ну а паче чаяния начнут, то доблестный российский флот учинит им знатную конфузию. А ежели помянутые державы станут захватывать российские купеческие корабли, то россияне ответят тем же. Более того, доблестное российское воинство и Бразилию и Перу у супостатов завоюет, и знатные богатства короне российской предоставит. Таковы были радужные посулы лондонских искусителей[52].

Надеюсь, вам ясно, почему в Петербурге их прожекты были отвергнуты.

— Простите, Геннадий Васильевич, — сказал Женя Кочергин. — Мне не ясны причины вашего скептицизма. Вспомните историю, ведь испанские, португальские и прочие колониальные начинания происходили нередко при весьма и весьма сомнительных шансах на успех. Случались у господ колонизаторов неудачи, но и успехи были. Вот и возникает вопрос: почему русские не могли преуспеть в том, в чем преуспели прочие европейцы? Неужели не нашлось бы в России кораблей и людей для освоения заморских территорий?

Штурман улыбнулся:

— Господа прожектеры, Женя, говорили примерно то же самое: огромные нынешние богатства, из Америки вывозимые, начинались с малых колоний, и сумлений при учреждении оных было зело много. А теперь давайте-ка проанализируем, что скрывалось за прожектами д’Акосты и компании.

Итак, вышеупомянутые господа прожектеры сходились на возможности освоения россиянами острова Тобаго и некоторых «бесхозных» территорий на континенте Южная Америка (где-то между устьем реки Ориноко и голландской Гвианой, или между 25 и 55° ю. ш.). В описаниях достоинств будущей колонии они не жалели красок: и гавань там отменная, и климат райский, и земли плодородные, и благородные металлы в недрах имеются, и туземцы тамошние — народ дружелюбный. Одним словом, сия земля обетованная сулила радужные перспективы.

К счастью для Русского государства, вся эта затея так и не вышла за пределы канцелярской переписки. Нашлись в Петербурге здравомыслящие государственные деятели, усмотревшие на пути начинаний подобного рода неучтенные препоны. Прежде всего к этим препонам следует отнести то обстоятельство, что все сколь-либо пригодные для колонизации территории в указанных районах к XVIII в. были если не освоены, то, во всяком случае, четко оприходованы колониальными державами. Отсутствие гарнизонов и таможен в отдаленных пунктах на побережье вовсе не означало их «бесхозность». Испания и Португалия, поделившие с помощью римского папы Александра VI Южную Америку еще в XV в., всякие попытки прочих европейцев вкусить от американского пирога рассматривали как грабеж. Следовательно, конфликт России с пиренейскими державами (в случае основания упомянутой колонии) был бы неизбежен.

Мало того, прочие европейские державы, имевшие колонии на Американском континенте (Англия, Франция, Голландия), мягко говоря, не были бы в восторге от русского соседства, а борьба с этими конкурентами потребовала бы таких жертв, на которые Россия не смогла бы пойти. Как видим, идея была мертворожденной в политическом отношении.

Теперь перейдем к тем «авантажам», которые обещали Петру и его племяннице авторы вышеупомянутых прожектов. Для начала уясним, чем и с кем могла вестись торговля в «Российской Вест-Индии». Абрагам полагал, что русские купцы могли бы везти за океан холсты, металлы (изделия из них), бисер и пр. Импортировать же, помимо драгоценных металлов и камней, намечалось сахар, кофе, какао, краски, хлопок, лекарственное сырье и другие колониальные товары. Россия в них нуждалась, и господа прожектеры были правы, утверждая возможность их получения в указанных ими районах. Но они явно «позабыли» тот факт, что природа сама плантаций и рудников не создает. А о том, кто будет трудиться под тропическим солнцем в дебрях американской сельвы, в их прожектах ничего, по существу, не сказано.

Впрочем, один план был. Господин Абрагам предложил весьма простое и дешевое решение проблемы. Россиянам предлагалось на первых порах обращение с туземцами иметь ласковое (дабы оные в смятение не пришли и в бега не кинулись), а потом, когда россияне числом умножатся и пушек у них станет вдоволь, надлежало оных дикарей (подданных Юпитера Таривари) в рабство обратить и на плантации работать отправить. О том, что надлежало делать с самим гостеприимным туземным князем, в прожекте не сказано ни слова. Ясно одно: участь его была бы незавидной и никаких сомнений морального плана у господина Абрагама при составлении его прожекта не было.

Сомневался он, судя по всему, в другом: надолго ли хватит этих дикарей и много ли их удастся добыть. Во всяком случае, он учел и другой вариант — ввоз в колонию русских преступников (с тем, чтобы расселять их там после трех-четырех лет каторжного труда).