Заговорив о дочери, Анника просияла. Прошел почти год с того момента, как она наконец смогла забрать домой приемную девочку из Китая. Им с мужем столько всего пришлось пережить, чтобы завести ребенка, и теперь вся их жизнь вращалась вокруг Лейи.

Лучшей матери, чем эта женщина, Мартин и представить не мог. Она была нежной и заботливой, с ней людям было спокойно и уютно. Больше всего ему хотелось положить голову ей на плечо и разрыдаться, но он не мог этого сделать. Если он сейчас заплачет, то уже не сможет остановиться.

— Я разогрею булочки, — предложила Анника, доставая пакет из морозилки. — Вчера испекла. Думала еще принести на работу.

— Разве в твои служебные обязанности входит снабжать нас выпечкой?

— Хм… Зная Мелльберга… думаю, если почитать контракт, то наверняка где-нибудь мелким шрифтом написано: «Обязана снабжать участок свежим хлебом домашней выпечки».

— Конечно же. Без тебя и булочной Бертиль не протянул бы и дня…

— Разве ты не знаешь, что Рига посадила его на диету? Паула говорит, что дома у них теперь только зерновой хлеб и овощи…

— Хотел бы я это увидеть! — рассмеялся Молин. Приятно было смеяться после стольких переживаний.

Микроволновка пикнула. Анника выложила булочки на блюдо и поставила на стол.

— Готово. Теперь давай рассказывай, что тебя так гнетет. Я уже давно заметила, что что-то не так, но ждала, когда ты сам расскажешь.

— Не хочу грузить тебя своими проблемами, но… — Он, к своему ужасу, всхлипнул.

— Глупости. Я всегда готова помочь. Рассказывай.

Мартин сделал глубокий вдох.

— Пия больна, — выдохнул он. Слова эхом разнеслись по комнате.

Анника побледнела. Видно было, что этого она не ожидала. Молин повертел кружку в руках, и внезапно его прорвало:

— Она уже давно чувствует усталость. С тех пор, как родилась Тува. Сначала мы думали, что это обычная усталость, связанная с рождением ребенка. Но Туве уже скоро два, а Пие становится только хуже. А недавно она нащупала на шее узелки…

Анника прижала руку ко рту. Она внезапно поняла, что последует дальше.

— Пару недель назад я пошел с ней на осмотр и по глазам врача догадался, что дело плохо. Ее сразу направили на обследование в Уддевалу. Завтра врач должен сообщить ей результаты анализов, но мы уже знаем, что он скажет… — снова всхлипнул Мартин, утирая слезы.

Анника протянула ему салфетку:

— Поплачь, тебе станет легче.

— Это несправедливо. Пие только тридцать. Тува такая маленькая… Я посмотрел статистику, и она не обещает ничего хорошего. Пия храбрится, но мне страшно. Так страшно, что я не могу разговаривать с ней. Мне больно ее видеть, особенно с Тувой. Я не могу смотреть ей в глаза. Я чувствую себя беспомощным трусом.

Молин больше не мог сдерживаться. Закрыв лицо руками, он громко зарыдал.

Анника обняла его за плечи. Она ничего не говорила, только обнимала его и гладила по спине. Через какое-то время он повернулся к коллеге и тоже обнял ее. Анника начала убаюкивать гостя, как убаюкивала маленькую Лейю.

Им повезло с местами в кафе «Бругган». На веранде было полно народа, и все заказывали бутерброды с креветками. Место у ресторана было выигрышное — у самой площади Ингрид Бергман, — и столики можно было ставить на причале.

— Я думаю, мы купим дом, — сказала Ия.

Леон Кройц повернулся к жене:

— Десять миллионов так просто из кармана не достанешь.

— Разве я это утверждаю? — Она потянулась и поправила покрывало у мужа на коленях.

— Оставь это чертово одеяло, я и так вспотел, — буркнул тот.

— Тебе нельзя простужаться. Ты же знаешь.

Официантка подошла принять заказ. Ия попросила бокал вина себе и стакан минеральной воды для супруга. Леон поднял глаза на девушку.

— Большое пиво, — добавил он к заказу.

Ия бросила на него взволнованный взгляд, но он кивком подтвердил свой заказ. Как и все, кто его видел, она старалась не пялиться на его ожоги. Когда официантка удалилась, Кройц перевел взгляд на море.

— Пахнет точь-в-точь как раньше, — произнес он, опуская изуродованные шрамами руки на колени.

— Мне это не нравится, но я смирюсь, если мы купим хороший дом, — сказала Ия. — На хибару я не согласна. И нам достаточно будет проводить здесь пару недель каждое лето. Больше тут делать нечего.

— А тебе не кажется неразумным покупать дом за десять миллионов, если мы собираемся использовать его только пару недель?

— Это мое условие, — заявила она. — Или сиди тут один.

— Ты же знаешь, что один я совершенно беспомощен, о чем ты мне так охотно напоминаешь при первой возможности.

— А ты когда-нибудь думал о всех тех жертвах, на которые я пошла ради тебя? Мне пришлось терпеть все те глупости, которые ты вытворял, не задумываясь о моих чувствах. А теперь тебе приспичило сюда приехать. Мало тебе игр с огнем?

Официантка принесла напитки и поставила перед ними. Леон сделал несколько глотков и ласкающим жестом провел пальцами по холодному бокалу.

— Хорошо. Делаем, как скажешь. Позвони маклеру — скажи, что мы покупаем дом. Но я хочу переехать как можно раньше. Ненавижу отели.

— Все будет хорошо, — ответила Ия без особенной радости. — В новом доме я смогу выдержать пару недель в год.

— Какая самоотверженность, любимая.

Она послала ему злобный взгляд:

— Надеюсь, ты потом не передумаешь.

— Столько воды утекло под этими мостами… — протянул он.

И вдруг у них за спиной кто-то крикнул:

— Леон!

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы посмотреть, кто это. Он по голосу узнал Йозефа Мейера. После стольких лет Йозеф снова был здесь.

Паула Моралес любовалась сверкающей водой фьорда и наслаждалась солнечным теплом. Накрыв живот ладонью, она улыбнулась, почувствовав, как брыкается внутри ребенок.

— Думаю, время поесть мороженого, — объявил Бертиль Мелльберг, вставая. Взглянув на Паулу, он предостерегающе поднял палец вверх. — Ты ведь в курсе, что нельзя выставлять живот на солнце?

Та удивленно проводила его взглядом.

— Он так шутит? — спросила она у матери.

Рита усмехнулась:

— Это он не со зла.

Паула фыркнула, но прикрыла живот шалью. Тут к ней подбежал голый Лео, но Юханна вовремя поймала его.

— Она права, — сказала она. — Ты можешь заработать пигментные пятна.

— Пигментные пятна? — удивилась Паула. — Но я и так смуглая!

Фру Мелльберг протянула ей крем с защитным фактором тридцать.

— Когда я ждала тебя, у меня все лицо было в пигментных пятнах. Так что лучше не возражай. Зато нам с тобой не нужно загорать. У нас всегда прекрасный оттенок загара, — улыбнулась она.

— Но лучше бы Бертиль от меня отстал, — посетовала ее дочь, втирая крем. — Недавно я поймала его на чтении моих журналов для беременных. А позавчера он приволок домой банку с биодобавкой омега-3. Он прочитал в одном из журналов, что это необходимо для нормального развития ребенка.

— Он так счастлив. Пусть порадуется, — сказала Рита, принимаясь уже второй раз за пару часов смазывать Лео кремом от солнца. Мальчик унаследовал чувствительную белую кожу Юханны и быстро сгорал на солнце.

Паула задумалась: в кого пойдет ее ребенок — в нее или в анонимного донора? Самой ей это было неважно. Лео был их с Юханной общим сыном, и то же самое будет и с новым ребенком. Все остальное не имеет значения.

Из задумчивости ее вырвал крик Мелльберга:

— А вот и мороженое!

Рита подозрительно посмотрела на мужа:

— Надеюсь, себе ты не купил?

— Только один маленький «Магнум». Я же хорошо себя вел всю неделю!

Он подмигнул жене, но та не поддалась на эту уловку.

— Тебе нельзя, — спокойно сказала она, забрала у мужа мороженое и выбросила в мусорную корзину. — Так что ты говорил про хорошее поведение?

Бертиль сглотнул:

— Ничего…

— Ты же знаешь, что сказал доктор. Ты в группе риска. Можешь и диабет заработать, и удар получить.