Литмир - Электронная Библиотека

– Нет. Думал, ты Бену.

– Нет, он отключился. Спит, как младенец. Как Джейкоб?

– Заснул. И Эпаф с Дэвидом тоже.

– Хорошо. Они хорошо привязаны?

– Более чем. Я два раза проверил.

– Хорошо, – повторяет она. – Хорошо. – Веревка слегка скрипит от ее движения. – Завтра мы отсюда выберемся.

– Думаешь?

– Уверена, – шепчет она. – Я знаю кое-что, чего ты не знаешь.

– Так скажи мне.

– Снег.

– Да ну. Правда?

– Да. Начал идти минут десять назад. Всего несколько снежинок. Упали мне на лицо, я почувствовала, как они щекочут мне нос. Мы, должно быть, ближе к поверхности, чем нам кажется. Снег обычно проникает не очень глубоко.

– Я ничего не видел.

– Думаю, это я не пропустила его вниз.

– Да, твоя бегемотья задница – то еще препятствие.

– Ха-ха, как смешно.

– Нет, правда. Снизу она кажется такой большой, что вызывает полное и окончательное затмение.

Она молчит.

– Была бы она чуть больше, до нас бы и воздух не доходил, – продолжаю я.

Наконец Сисси не выдерживает.

– Прекрати, – смеется она.

– Да что такого. Твоя задница снизу такая большая, что кажется отдельным человеком.

– Ты смотришь на Джейкоба. Ну прекрати, – тихо хихикает она.

Мы замолкаем, но это приятная тишина. Бен и Эпаф похрапывают в унисон. Дыхание Джейкоба щекочет мне плечо.

– Эй, – через несколько минут шепчет Сисси.

– Да?

– Кажется, нам опять дали свет.

– Уже утро?

– Нет, свет серебристый. Должно быть, луна.

Несколько минут она молчит. Я смотрю наверх, но вижу только темноту.

– Вот теперь его действительно много, – произносит она.

– Снега или света?

– И того, и другого. Погоди. – Веревка слегка колеблется, когда Сисси меняет положение. – Отлично, теперь посмотри вверх и скажи, что ты видишь.

Я вижу очертания ее ног, упирающихся в стену на фоне слабого серебристого свечения, которое просачивается вниз. Через этот маленький проход падают и снежинки. Одна из них приземляется мне на щеку. Я поднимаю руку и чувствую капельку воды. Идут минуты, ко мне падают еще снежинки, медленно кружась, серебристые, как частички луны. С моих плеч словно гора падает. Мир становится больше, медленнее, чище, яснее.

– Слушай, можно кое-что спросить? – спрашивает Сисси. Голос у нее ласковый, как лунный свет.

– Давай.

– Когда на нас напали у реки, один из охотников сказал что-то о девушке…

Я молчу.

– Извини, – говорит она. – Я не хотела лезть не в свое дело.

– Нет, все в порядке. Я просто пытаюсь подобрать слова.

– Мне не надо было, это твое…

– Ее звали Пепельный Июнь. Как и я, она жила в столице, притворившись одной из них, – слова слетают с языка быстро, я слишком долго их сдерживал. – Мы были знакомы много лет, не зная, что так похожи. Узнали только несколько дней назад, когда оказались в Институте. Когда нас раскрыли, она пожертвовала собой, чтобы меня спасти.

– Мне так жаль, Джин. Я не знаю, что сказать.

– Я не хотел ее оставлять. Я пытался за ней вернуться. Но у меня не было выбора. Я ничего не мог сделать. Их было слишком много. Возвращаться было бы самоубийством…

– Это правда, – тихо говорит Сисси. – Ты ничего не мог сделать. Я же тоже была там, Джин, я видела эти толпы, гнавшиеся за нами. Ты сделал единственное, что мог, – убежал.

Джейкоб громко стонет мне в ухо. Я понимаю, что слишком сильно его стиснул, и ослабляю захват.

Спустя несколько очень долгих секунд Сисси мягко произносит:

– Ты ничего не мог сделать, Джин.

– Я знаю.

– Мне правда очень жаль.

После этого мы долго молчим. Веревка поскрипывает и затихает.

– Сисси.

– Да?

– Я хочу тебе кое-что сказать, хорошо?

Пауза.

– О чем? – спрашивает она.

– Об Ученом.

– Продолжай.

– Я кое-что от вас скрыл.

– Кажется, я знаю, что это, – говорит она после небольшой паузы.

– Нет, не думаю. Только не это.

– Он твой отец, правда?

У меня отпадает челюсть и летит до самого дна колодца.

– Откуда ты… что?

– Тссс, остальных разбудишь.

– Он тебе обо мне рассказывал?

– Нет, никогда.

– Тогда откуда ты…

– Я видела, как ты двигаешься. Почти так же, как он. Как ты сидишь на земле, вытянув одну ногу, согнув другую и поставив подбородок на колено. Потом у тебя глаза той же формы и того же цвета. Ты думаешь с таким же выражением лица. Ты даже говоришь так же.

– Остальные что-то заподозрили?

– Ха. Они поняли сразу, как мы тебя увидели.

– Не может быть.

Она усмехается.

– Мы, конечно, жили в изоляции, но это не значит, что мы не видим очевидного. – Она опять двигается, и веревка колышется. – Думаешь… он там, наверху?

– На небе?

– Нет там, в конце тоннеля, куда бы он ни вел.

– Хорошо бы. Для меня нет ничего важнее, чем найти его… – я умолкаю, пораженный собственными словами. Но это правда. С того самого момента, как я увидел свое имя на том камне, я почти ни о чем другом не могу думать. – Я дойду до самого края земли, чтобы найти его, Сисси.

Она молчит, будто ждет, что я продолжу.

– Можешь кое-что мне рассказать? – спрашивает она.

– О чем?

– Как это было? Как вы жили? – неуверенно спрашивает она. – У тебя были братья или сестры? Твоя мать была жива? Вы были счастливой семьей? Расскажи, как вы жили среди этих чудовищ.

Минуту я молчу.

– Сестра и мать умерли, когда я был маленьким. Однажды утром они ушли вместе с отцом, а вернулся он один. Их съели. Об этом говорили и годы спустя. О том, как на закате тут прямо посреди города чудом возникла девочка-гепер с матерью. Рассказывали, что девочку сбил экипаж и ей переломало ноги, а мать по глупости осталась рядом. Когда толпа набросилась на них, мать накрыла девочку своим телом. Все было кончено за несколько секунд.

Веревка скрипит.

– Мне так жаль, Джин. Не будем больше об этом говорить.

Мне кажется, что разговор закончен, но неожиданно для себя я заговариваю снова. Сначала сбивчиво и неуверенно, слово, два слова, предложение. Потом словно что-то переключается, слова разгоняются, мысли и воспоминания льются потоком. Мне уже не кажется, что я выталкиваю слова из себя, они выходят сами, это как исповедь, катарсис. Когда я заканчиваю говорить, Сисси молчит. Я боюсь, что она заснула, но слышу ее шепот:

– Жаль, я не могу взять тебя за руку.

Снежинки медленно пролетают мимо меня и исчезают в темноте под ногами.

10

Сисси права. На следующий день мы поднимаемся на поверхность. Выход из вертикального тоннеля оказывается совсем близко. Руки и ноги замерзли и затекли, но льющийся на нас свет согревает и словно смазывает наши суставы теплым маслом. Скоро мы забываем о мозолях на ладонях и кровоточащих пальцах, сосредоточившись на том, чтобы дотянуться до следующей ступени. А потом до следующей. До тех пор пока мы, как новорожденные младенцы, не вырываемся из темной трубы на свет, жадно хватая холодный горный воздух и щурясь от яркого солнца. Мы оказались в зеленой долине. Со всех сторон вздымаются, как узловатые пальцы, отвесные гранитные утесы. Легкая дымка висит над землей, окутывая окружающие деревья; они выступают из тумана как стражи, пришедшие нас приветствовать. Или сказать, чтобы мы убирались.

Над нами вздымается огромный пик. Высокий, гордый, со скалистыми, изрытыми дождем и снегом склонами, он как будто зло щурится на яркое солнце. Или на нас, идущих по его широким плечам. Где-то посреди склона из отвесной скалы вырывается водопад и хрустальной лентой падает на тысячу метров вниз, рассыпаясь облаком брызг. В дымке виднеется радуга.

Мы оказываемся на открытом месте, и холод впивается в наши тела, пронзая до костей. Ветер несильный, но проникает сквозь одежду и кожу, идя прямо к ребрам. Меня сотрясает приступ кашля, и я складываюсь пополам, мокрота разрывает горло и бронхи. Я касаюсь лба. Он горячий, как расплавленное железо. Кажется, что от него может загореться одежда. Земля под ногами наклоняется, движется, гора и небо крутятся вокруг меня, как будто меня подхватила моя собственная маленькая лавина.

12
{"b":"224364","o":1}