Почему-то мне показалось совершенно неправильным, что я не сказал: «Один час» — хотя это одно и то же. Или проснулись какие-то давние страхи, связанные с цифрой тринадцать? Так это же всё глупости и недостойные внимания пустяки. Тем не менее, несмотря на всю убедительность доводов, как говорится, осадок остался.

— Мы тоже въезжали через эти ворота и ставили здесь машину. С тем дядей… — Виолетта пронзительно посмотрела на меня. — Будь всё время рядом, пожалуйста. Вон тот домик! — Девочка задрала голову, и я увидел, как по её шее катятся и блестят капли пота. — И там другие, совсем маленькие…

Я посмотрел перед собой и неожиданно подумал, что эти конструкции не просто напоминают цилиндры, а чем-то созвучны с моими видениями на пожаре. Смог, клубясь, делал их основание практически неразличимым, отчего похожесть усиливалась, правда, нигде не было видно извивающихся рук.

— Ну что, милая, пойдём?

— Да, я готова! — очень серьёзно посмотрев на меня, ответила Виолетта, и я почему-то пожалел, что она не попросила постоять у ворот ещё немного.

Мы медленно, озираясь, прошли по диагонали к высокой конструкции, отметив рядом приземистую металлическую постройку и несколько больших облупившихся ящиков.

— Туда… — кивнула головой девочка, и, обогнув две колонны, мы оказались возле приоткрытой двери.

Я аккуратно заглянул внутрь и убедился, что это небольшая, заваленная битым кирпичом комната, в центре которой стояла гнутая металлическая лестница, уходящая куда-то вверх сквозь зияющую в потолке прямоугольную дыру. Нигде не было слышно ни звука, прерывисто шуршали только наши гулкие шаги.

— Ты уверена, что это именно то место? Что-то не похоже, чтобы здесь кто-то был… — приглушённо спросил я.

Девочка молча кивнула и указала пальцем вверх.

— Тогда очень тихо…

Мы начали подниматься, но, несмотря на все предосторожности, лестница сильно скрипела и скрежетала. Если наверху кто-то был и не догадывался до этого момента о нашем приближении, то теперь-то обратил внимание точно. Может, какой-то реакции сейчас мне и не хватало? Очень уж неприятно идти, так сказать, на решающий бой, но не быть уверенным, что находишься в нужном месте. Когда мы миновали дыру в потолке, оказалось, что дальше лестница выходит на улицу и лишь одной стороной примыкает к гигантскому цилиндру. Это мне не понравилось — хотелось чувствовать себя более защищённым. Случись что, мы были прямо как на ладони.

— Не иди так быстро, я не успеваю… — Виолетта дёрнула меня за руку и посмотрела осуждающе.

— Хорошо, извини! — кивнул я, останавливаясь и глядя наверх.

Где-то там, высоко, лестница входила в подобную нижней комнату, где, наверное, если чему и суждено случиться, то это начнётся.

— Ты хочешь поскорее оказаться там? — девочка высоко подняла брови.

— Нет, скорее хочу оказаться подальше отсюда, — ответил я и вздохнул: — Но, думаю, всё равно однажды придётся вернуться сюда и закончить дело. Поэтому лучше уж не откладывать, а решить всё прямо сейчас.

— Мне тоже всегда говорили, что дела надо делать сразу…

— И это правда. И ещё, пообещай мне, пожалуйста, что не будешь смотреть вниз!

— Почему?

— Чтобы у тебя не закружилась голова!

— Хорошо, не буду, — затрясла головой Виолетта.

Кажется, мы бесконечно долго взбирались вверх, но я, несмотря на то что сам не хотел этого делать, периодически посматривал вниз. От этого начинал нестерпимо ныть живот, а также кружиться голова, но мне почему-то казалось очень даже возможным, что Хельман подкрадётся именно оттуда и начнёт раскачивать лестницу. Она будет трястись всё сильнее, а из бетона цилиндров полетят разболтанные погнутые скобы и облачка белой пыли. Иными словами, я боялся повторения того, что, кажется, уже очень давно произошло, когда я полз между балконами. Однако время шло, а ничего подобного не происходило. Даже хлипкая на вид лестница оказалась вполне ничего — когда мы немного привыкли к амплитудам её движения, то единственное, что доставляло нам дискомфорт, были раскалённые на солнце поручни. Прошло время, и вот моя голова оказалась в отверстии — на этот раз круглом. Девочка передо мной радостно вскрикнула и оказалась на полу, куда с большим удовольствием через несколько секунд наступил и я. Некоторое время мне продолжало казаться, что под ногами всё мотается, но потом постепенно наступило физическое ощущение покоя и равновесия.

— Вот и хорошо. Мы совсем рядом с этим домиком… — выдохнул я и оглядел точно такую же комнату, с которой началось наше путешествие.

Единственное отличие — лестница не устремлялась в потолок, а выходила из пола, оканчиваясь небольшой квадратной площадкой.

— Теперь туда? — кивнул я головой в сторону приоткрытой двери, хотя, конечно, мог и не спрашивать, это был единственный выход.

— Да… — шепнула Виолетта и опять схватила меня за палец.

Мы захрустели битым кирпичом и, распахнув дверь, оказались стоящими на уходящих, кажется, бесконечно вниз цилиндрах. Несмотря на то что снизу нам был виден лишь дом, занимающий всё пространство, здесь стало понятно, что его окружает широкая кайма пустоты, вычищенная ветром, но зияющая выкрошенными дырами в бетоне. Стало намного жарче… Или это просто сказался подъём? Я обтёр рукой пот и некоторое время смотрел на слипшиеся по краям лица волосы девочки, трущей теперь свободной рукой глаза. За ней был виден красивый городской ландшафт, и я невольно вспомнил, как много лет назад поднимался по похожей лестнице внутри гигантской скульптуры «Рабочий и колхозница» на ВДНХ, чтобы посмотреть в манящие и зияющие белым цветом большие щели в их головах.

Снизу мирно бежал по рельсам поезд, словно забавная разноцветная ленточка, только моего города я отсюда разглядеть не мог. От этого почему-то стало грустно и появилось ощущение горького разочарования, словно друг, поддержка которого была очень важна, обещал, но так и не пришёл. Виолетта, кажется, тоже решила осмотреться, но я предупреждающе потянул руку и покачал головой:

— Нет, посмотри, здесь нет ограждения и можно упасть.

— А что ты видишь?

Я многое мог бы ответить, но подумал, что девочка спрашивает, о чём-то вполне конкретном и сказал:

— Обычную жизнь, из которой мы с тобой сейчас оказались вырваны, но, уверен, очень скоро опять будем как все…

— Скорей бы уж! — вздохнула Виолетта и обернулась в сторону добротной, обитой металлом двери.

На самом деле весь дом состоял из старых неровных металлических щитов, покрытых ржавчиной, снова навевающих мысли о необитаемости и заброшенности этого места. На солнце всё вокруг раскалилось, и я ощущал такой жар, словно слишком близко подошёл к печке в парилке. Неужели внутри может действительно кто-то быть? Девочка громко чихнула, и я вздрогнул.

— Извини, этот запах дыма просто невыносим! — произнесла она и шмыгнула носом.

В самом деле, пожалуй, никогда ещё я не испытывал такого желания оказаться под прохладным душем. Кажется, что пот — это всего лишь малая проблема, а вот впитавшийся и словно натёрший тело какой-то смазкой смог причинял самые нестерпимые страдания. Он душил, стягивал и создавал ощущение чего-то гадкого и грязного, как прикосновение к чему-то отвратительному и нестерпимому. Тем не менее о прохладном душе, как о награде, стоило сосредоточиться потом, а пока…

— Идём! — я решительно повёл Виолетту к двери, чувствуя, что ребёнок старается идти как можно медленнее и сильно оттягивает назад мою руку, за палец которой держится так крепко, что он онемел. — Ничего не бойся. Мы вместе!

— Я всё равно не могу ничего с собой поделать… — прошептала девочка.

— Знаю, милая, но попытайся, пожалуйста! — я грустно улыбнулся и взялся за круглую, чуть вогнувшуюся внутрь ручку, ожидая, что сначала меня обдаст жаром, а дверь окажется просто закрытой.

Однако ни одно из моих предположений не оправдалось. Я почувствовал приятную прохладу и очень легко распахнувшуюся необычайно толстую дверь, за которой шло нечто вроде небольшой площадки с лестницей. И тут сразу понял, что имела в виду Виолетта, когда говорила о том, что у неё здесь что-то случилось с глазами. Окружающее выглядело смазано, неправильно и как-то неопределённо. Мои глаза, и без того утомлённые дымом, заныли, и я поскорее извлёк из кармана привезённые Аней очки, напялив их на скользкий от пота нос. И в тот же миг всё стало таким, как должно быть. Правда, лёгкая размытость осталась, да и дым здесь клубился так же, как и на улице, однако теперь помещение превратилось в самое обычное и не вызывало неприятных ощущений.