– Не трусь, – сказал он. – Я безоружен.

– Ты молод и силен, – возразил Лайва, – тебе не нужно оружия, чтобы справиться с больным стариком.

Он действительно выглядел стариком, хотя ему не могло быть больше шестидесяти. Землистое лицо, мешки под глазами, синеватые губы…

– Верно, – ответил Маран. – Но я пришел не убить тебя, а спасти.

– Даже если убить, – сказал тот медленно, – это уже ничего не меняет. Месяцем раньше, месяцем позже…

– Хитрец, – заметил Поэт, – сразу пытается сбить цену. – Он уже успокоился и говорил даже насмешливо.

Маран молчал, и Лайва с трудом повернулся в кресле.

– Выходите, – приказал он. – Оставьте нас.

Охранники направились к выходу, а Маран, сделав, по-видимому, еще пару шагов, сел напротив Лайвы.

– Ты сказал, что пришел от земного посла?

– Да. Земля готова тебе помочь. Завтра утром туда летит астролет. Ты можешь отправиться на нем. Прямо в клинику, где лечат подобные болезни.

– И вылечивают?

– Да. Ты получишь жизнь и здоровье. Но… Не бесплатно.

– Посол не ставил мне условий, – заметил Лайва.

– Верно. Но это было до того, как его похитили.

– Это сделал не я.

– Знаю. Но спас его я. Он у меня в долгу. И заплатит тем, что отойдет в сторону и не помешает взять выкуп с тебя.

– Какой? – спросил Лайва.

– Сначала посмотри эту запись.

Маран положил на стол карманный плейер и включил его. Изображения видно не было, так как прибор лежал экраном к Лайве, но голос Корсы доносился вполне отчетливо. Лайва просмотрел запись, не шелохнувшись, потом поднял глаза на Марана.

– Это подлинная запись?

– А ты как думаешь?

Лайва помолчал.

– Зачем это ему понадобилось? – спросил он.

– Песте? Неужели такому знатоку интриг нужны мои объяснения, – сказал Маран. – Он хотел лишить тебя помощи земных врачей, чтобы…

– Чтобы получить возможность занять мое место, – закончил тот. – Я это подозревал. Но сегодня ему удалось направить мои подозрения в иное русло. Однако он просчитался. – Лайва едко усмехнулся. – Я еще не назвал его своим преемником… Итак? Я слушаю.

– Еще один вопрос. Как ты намереваешься поступить с Пестой?

– Снять его с должности и выкинуть тем самым из Правления. Для начала. Если у тебя нет других предложений.

– Нет, – сказал Маран.

– Я жду, – сказал Лайва, глядя прямо на Марана. – Твои условия?

– Ты уходишь в отставку. После лечения пенсия и тихая старость. Я думаю, это лучше, чем смерть на троне через месяц.

– И все?

– Нет. Ты немедленно ставишь свою подпись под этим документом и выступаешь по визору, подтверждая, что поставил ее добровольно.

На стол перед Лайвой лег лист бумаги с недлинным текстом. Тот прочел его и сказал резко:

– Нет! Это невозможно!

– Лайва, – спросил Маран ледяным голосом. – Ты хочешь жить или нет?

Наступило молчание. И послышались глухие удары.

– Что это? – спросил Лайва с испугом.

– Песта, – ответил Маран насмешливо. – У Песты не осталось выхода. Только убрать нас обоих. Его люди пытаются взломать бронированные двери твоего отсека.

– Ты подставил меня…

– Полно! Так или иначе жизни у тебя оставалось на месяц. Даже с Пестой в качестве преемника. Выбирай. Торопись, они могут принести взрычатку.

– Значит, ты хочешь власти?

– Да, Лайва, я хочу власти.

– Однако ты ее не получишь, даже если я подпишу. Ты не член Правления…

– Это не имеет значения. По уставу. Сам знаешь.

– Да, но ты и не член Лиги. Тебя изгнали…

– Извини, Лайва. – Маран, очевидно, протянул руку, перед камерой появилась его ладонь, на которой лежал переливавшийся разными оттенками зеленого стеклянный диск. – Вот мой членский знак. Ваши изгнания ничего не стоят. По уставу из Лиги можно выйти только добровольно.

– Но ты все равно не наберешь… Мои три голоса – всего лишь три из девяти.

– С сегодняшнего дня из восьми. Или ты забыл про утреннее заседание Правления?

– Да, верно…

– Минус Песта.

– Три из семи. Но это все. Больше ты не получишь ни одного.

– Ты уверен? – спросил Маран с иронией.

Лайва минуту смотрел непонимающе, потом медленно сказал:

– Тонака. Это конец.

– Странный ты человек, – сказал Маран спокойно. – Если ты не хочешь пустить меня во власть, пожертвуй жизнью. А если ты ценишь свою жизнь выше, чем… – в его голосе прорвалось скрытое бешенство, – чем право Лиги топтать и унижать страну и народ, тогда подпиши и устранись.

Еще одна пауза, потом Лайва медленно потянулся к ручке.

– А как мы отсюда выберемся?

– Это уже моя забота.

– А гарантии?

– Тебе придется положиться на мое слово.

Дан ожидал, что Лайва выскажет какое-то сомнение, но тот молча подписал и отдал бумагу Марану. Маран сложил ее, спрятал и сказал:

– Вставай. Иди к окну.

Потом быстро прошел к двери кабинета, приоткрыл ее и позвал:

– Мит, Навер, сюда. – И сразу: – Санта, спускайся. Время.

Все остальное заняло не больше двух минут. За окном повис флайер, открыли створку, перетащили Лайву, перелезли сами, дверца флайера закрылась, и Маран сказал:

– Тонака! Слышишь меня? Все идет по плану. Начинай действовать. Дик! Как у тебя там, все тихо? Об охране посольства не забыл?

– Не забыл, – ответил Олбрайт коротко.

– Мне показалось, что я слышу голос посла, – заметил после небольшой паузы Лайва.

– Это и был посол.

– Но его зовут не Дик, а Ричард Олбрайт.

– У землян принято сокращать свои имена. Так его называют друзья и близкие.

– Друзья и близкие? – Лайва помолчал, потом сказал: – Ты изменился, Маран.

– А ты думал, перед тобой тот мальчишка, который с почтением взирал на соратников Рона Льва? Я видел, как живут люди на четырех планетах.

– Да, я слышал. А еще поселился на лучшей из них, женился на дочери очень влиятельного человека…

– Вот скот, – пробормотал Поэт.

– Ты пользуешься тем, что стар и болен? Полагаешь, что у меня не поднимется рука дать тебе пощечину? Но еще одно слово о моей женитьбе и…

– Я ведь не в порицание, – сказал Лайва примирительно, и тут связь выключилась.

– Что случилось? – спросил Дан тревожно, но Поэт, встав с места, успокоил его: – Ничего. Просто Марану стало неприятно… Ну и скот! Есть же люди, которым жизнь дана, чтоб все пачкать.

– Он действительно не порицал, – усмехнулся Дан. – Наоборот, по-моему, такая ловкость вызывает у него уважение.

– Возможно. Но ты ведь знаешь Марана. Он же в своей гордости доходит до абсурда. Я в свое время даже побаивался втихомолку, что он откажется от Наи, дабы не дать повода… К счастью, на столь бредовый поступок он оказался все-таки неспособен. – Поэт подошел к окну, выглянул и заметил без удивления: – Ну вот! Третий ход Песты он тоже предсказал.

– Третий?

– Первый был с урезанием доли. Помнишь, он говорил об этом вчера утром, когда я пришел с газетой? Второй – ты еще спал, Маран сказал, что сегодня Песта предпримет атаку на кого-то из членов Правления, чтобы свалить на него похищение Дика. Угадал. И теперь третий.

– А именно?

– Он предположил, что, упустив его в Крепости, Песта попробует напасть на посольство. Шаг отчаяния. Бессмысленная затея все потерявшего человека. И вот они здесь. Иди, посмотри.

Дан подошел к окну. Кабинет Олбрайта, как и их с Мараном комнаты, выходил на площадь Расти, и было прекрасно видно, как за ажурной решеткой, отделявшей цветущие кусты каоры перед Малым дворцом от мостовой, снуют группы охранников в ярко-зеленой форме. Дан почувствовал за спиной Олбрайта, который тоже смотрел на приготовления охранников, хоть он недавно и обвинил себя в трусости, но то, очевидно, была возведенная на себя напраслина, он не выказывал никакой тревоги, а спокойно заметил:

– Действительно акт отчаяния. У них ведь нет даже уверенности, что Маран здесь. – Он вернулся к столу и взял пульт. – Поль, у тебя все готово? Видишь охранников перед дворцом?