– Маран, – сказал он, пытливо глядя на того, – а если б Лана не погибла? Что ты делал бы? Ты ведь мог не встретить Наи… То есть, наверное, встретил бы, но тогда… Она уже не стала б твоей…

– Что ты говоришь, Дан? – сказал Маран серьезно. – Как могла не стать моей женщина, которую Создатель вылепил из того же куска глины, что меня? Это исключено.

– Но…

– Не забивай себе голову исследованием параллельных пространств. Сейчас меня куда больше беспокоит, почему Мит не подает голоса.

Он встал и принялся расхаживать по комнате, что с ним случалось нечасто, обычно он старался скрыть волнение. То есть не старался, а скрывал.

Мит вышел на связь минут через пятнадцать, Маран остановился, поднял руку, призывая к тишине, сказал:

– Хорошо, жди в условленном месте, – и взял со стола пульт.

– По какому каналу у нас ловится местное радио? – спросил он Олбрайта.

– Двенадцатому, – ответил тот, выпрямляясь в своем кресле.

Радио забубнило, Маран остановился у закрытого окна и, как когда-то, присел на подоконник. Дан напряженно вслушивался в голос диктора, монотонно проговаривавший какую-то чушь насчет сева и погоды. Наконец тот сделал паузу, потом сказал:

– Мы только что получили важное сообщение из Крепости. Как стало известно, несколько дней назад в Бакне был похищен посол Земли Ричард Олбрайт. Внутренней Охране удалось раскрыть это преступление и обнаружить организаторов похищения. Выяснилось, что за спинами непосредственных исполнителей прятался член Правления Весу Верный. Похищение посла было частью задуманной им интриги, имевшей конечной целью захват власти. Сегодня на экстренном заседании Правления на основании неопровержимых доказательств, приведенных Начальником Внутренней Охраны Пестой, он был исключен из состава Правления и взят под стражу. Посол на свободе.

Маран коротко рассмеялся.

– Все, – сказал он. – Кончено. Песта надел себе веревку на шею. Осталось выбить табурет из-под его ног.

Олбрайт встал.

– Ты был прав, – признал он. – Давай действуй, как договорились. Я могу тебе помочь еще чем-то?

– Можешь, – сказал Маран. – Обеспечь охрану посольства. Я оставляю у тебя двух самых дорогих мне людей.

– Ну уж и самых, – проворчал Поэт.

– Двух из трех самых дорогих. Тебя устраивает это уточнение?.. Ладно, я пошел.

– Удачи тебе, – сказал Олбрайт, пожимая ему руку.

– Маран, – сказал Поэт дрогнувшим голосом. – Ради Создателя! Береги себя.

– Постараюсь, – ответил тот и добавил: – Но ты, надеюсь, не забыл своего обещания довести дело до конца, если что?

– Не забыл. Я свое слово сдержу. Но… Как ты выражаешься, если что… Пусть даже Бакния станет выглядеть, как после возвращения на Торену Создателя, мне это не доставит никакой радости. Я… Я больше не смогу спеть ни одной песни, так и знай.

– Серьезная угроза, – сказал Маран без улыбки. – Не бойся за меня. Все будет в порядке. – Он быстро обнял подавленного Поэта, потом ничего не понимающего Дана, скомандовал: – Санта, за мной! – и вышел.

– Куда это он? – спросил Дан, когда дверь закрылась.

Поэт посмотрел на него несчастным взглядом.

– В Крепость, – ответил он глухо.

– Куда?! После вчерашнего?! Да вы что, с ума сошли?! Зачем?!

– Помнишь осенние события, Дан? Когда он вышел на трибуну.

– Ну?

– Сегодня ставка не меньше.

– Что он собирается делать? – спросил Дан тихо.

– Встретиться с Лайвой. Открыть тому игру Песты.

– Но ведь после того, что произошло ночью, Песта понимает, что мы раскололи Корсу и все знаем. Что встреча Марана с Лайвой – его конец. Он не допустит, чтобы Маран дошел до Лайвы.

– Если успеет. У Марана неплохие шансы. Он сядет на флайере в Крепости прямо перед Центральным зданием, сразу войдет и потребует, чтобы его немедленно соединили с Лайвой. А тому сошлется на Дика. Лайва не откажет в встрече, ведь дело касается его жизни, а не чьей-то. И Марану останется только…

– Только подняться на три этажа в здании, битком набитом офицерами Внутренней Охраны, каждый из которых может разрядить в него свой пистолет, – прервал его Дан.

– Не каждый. Не все же там люди Песты. Охрана Лайвы в него, разумеется, стрелять не станет. Да и люди Песты не отважатся на такое без приказа. А чтоб отдать приказ, Песта должен узнать о встрече, он и узнает, естественно, но времени у него, скорее всего, не хватит.

– А может и хватить? – спросил Дан.

Поэт не ответил, но в его глазах была такая мучительная тревога, что Дан замолчал.

– Не нервничай, Дан, – сказал Олбрайт бодро. – Дойдет. Его прикрывают Мит и Навер со станнерами. Послушайте, уже прошло пять минут. Пойдем ко мне в кабинет, передача будет на мою аппаратуру.

– Какая передача?

– У него техника. Ваша, Разведки. Он обещал включить камеру, когда дойдет до Лайвы.

– Почему, когда дойдет? – спросил Дан, но тут же понял. Маран не хотел, чтобы они видели это «если что».

– Пять минут, чтобы долететь до Крепости, три, чтобы прихватить по дороге Мита с Навером, две, чтобы связаться с Лайвой по телефону, и еще пять, чтобы подняться в его хоромы, – считал Поэт на ходу. – Итого пятнадцать.

– Мало, – возразил Олбрайт.

– Маран – человек быстрый. Хорошо, накинем еще три. От силы пять. Это уже предел. Он должен выйти на связь через пятнадцать-двадцать минут, не больше.

Олбрайт открыл дверь и пропустил их в кабинет. Поэт сел и положил перед собой хронометр. Посол перед тем, как занять свое кресло за письменным столом, сказал помощнику, возившемуся в смежной комнате с пластиковыми коробочками и футлярами, видимо, архивом:

– Адриано, свяжитесь с Полем, пусть он активирует оборону посольства и неотлучно находится у пульта.

Дан устроился напротив темного экрана и уставился на висевшие над ним большие настенные часы. Часы были двойные, один циферблат земной, другой бакнианский, с секундной стрелкой. Он смотрел на бакнианский, невольно вспоминая ожидание того тревожного дня, когда им сообщили с орбитальной станции про ядерный взрыв, и Маран дал всем пять минут на размышление. Тогда ему казалось, что стрелка бежит, как сумасшедшая, теперь было ощущение, что она примерзает к каждому делению.

– Десять, – сказал Поэт, не отрывавшийся от своего хронометра.

Невыносимо. Дан отвел взгляд от часов и попробовал думать о чем-либо постороннем, но не смог. Тогда он стал представлять себе, как флайер вплывает в Крепость, опускается перед Центральным зданием… А если начнут стрелять прямо там, во дворе?.. Нет, Маран сядет резко, чтобы ошеломить, и дверь в дверь, потом войдет… Дан вспомнил первый этаж Центрального здания, он был там однажды, давным-давно, большой холл, полный охранников, вооруженных охранников… как он заставит их соединить себя с Лайвой, угрожать оружием такой массе людей бесполезно, это ведь не визор-центр… Нет, невозможно!.. Но допустим, заставит. А если Лайва попросит его полчасика подождать, и за этот время Песте донесут, что он в Крепости? Собственно, получаса и не надо, хватит десяти минут. Или Песта именно в этот момент окажется у Лайвы, он ведь нередко у него бывает?

– Пятнадцать, – сказал Поэт.

Дан смешался. Забыв обо всем прочем, он снова уставился на часы. Шестнадцать… Семнадцать… Теперь стрелка помчалась галопом. Восемнадцать… Девятнадцать… О боже, только не это! Только не это!.. Двадцать… Двадцать один… Двадцать два… Двадцать три… Поэт закрыл лицо руками… Двадцать четыре… Двадцать пять! Не может этого быть, хотел уже закричать Дан, и тут раздался спокойный голос Марана.

– Вели всем выйти, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой один на один.

И сразу появилась картинка. Дан с трудом оторвался от часов и перевел взгляд на экран, на котором было видно почти все помещение, огромная голая комната, бывший кабинет Изия, где Лайва после своего прихода к власти повесил его портрет… нет, портрета Изия не было, только Рон Лев… снял, что ли? Ну да, Поэт же говорил, что он сдал Изия… У стены стояли в ряд вооруженные офицеры, личная охрана Лайвы. А в кресле за большим, топорного вида рабочим столом сидел он сам. Он был один – не считая охрану, конечно. Ни Песты, ни кого-либо другого из членов Правления. Стол и Лайва за ним выплыли в крупный план – Маран подошел поближе. Его самого, к сожалению, видно не было, только голос.