Утром Лора уже летела в Лондон. За два дня ей нужно было привести свои мысли в порядок и в понедельник заняться работой – это лучшее средство от душевной боли, кроме, без всякого сомнения, времени. Зная себя, женщина понимала, что еще очень долго будет думать о Серже. Хорошо, что он живет в другом городе и даже в другой стране. В ином случае Лора, выходя из дома, в каждом идущем навстречу мужчине искала бы знакомые черты. Все правильно, лучше сразу отрезать больной орган, чем отсекать его частями, оставляя рваные кровоточащие раны. Время операции по удалению душевной острой боли – от двух дней до трех месяцев, а нередко и дольше, реабилитационный период – никому неизвестен.

Этой ночью девушке приснился ее давно умерший отец, которого она очень плохо помнила, точнее, не могла вспомнить, хотя ей было около шести лет, когда он погиб. Да и увиденный ею сон был больше похож на визуально-слуховую галлюцинацию, чем на сновидение. Но она не употребляла алкоголь, не курила, не принимала снотворное и другие психотропные препараты, не говоря уже о наркотиках. Температура тела и физическое состояние тоже были в порядке, поэтому предположить видения в горячем бреду ей тоже не представлялось возможным. Образ отца в виде силуэта высокого мужчины в белой тоге, очень внимательный взгляд его голубых глаз и печальное сожаление, застывшее в них…

Все утро она мысленно возвращались к этому странному сну-видению. Так и не сделав какой-то вывод о природе этого явления, Энн все же не смогла забыть выражение глаз мужчины… Отец о чем-то очень сожалел и страдал от этого. Что он хотел сказать ей, Энн? Ему жаль, что он рано погиб и не смог помочь своей дочери в ее противостоянии окружающему миру, невзлюбившему девушку? Этот мир так и не принял Энн в качестве обычного человеческого существа, достойного хотя бы малости любви или сострадания… Хотя какой смысл роптать на судьбу, если даже собственная мать испытывает к ней чувство, похожее на брезгливость? Что в таком случае можно ожидать от окружающих? «Но ведь я старалась, – думала она, – пыталась быть лучше, несмотря на свои сложности… Может, плохо старалась? Не получилось… махнула на себя рукой… Почему бы не сделать еще одну попытку? Тем более что какие-то результаты все же есть… Но как?»

Чем больше Энн размышляла над своими проблемами, тем больше убеждалась в том, что кто-то – Бог? Отец? Собственное подсознание? Нечто, некто? – подал ей знак, который она должна расшифровать. Но разве первая мысль, пришедшая в ее голову после такого сна, не есть Провидение? И быть может, настало время перепрограммировать свое сознание?..

Целый день, занимаясь обыденными делами, она раздумывала над своими проблемами и в конечном итоге обрела четкую уверенность в том, что теперь не сможет жить по-прежнему… Но с чего начать Новую жизнь? Что прежде всего ей не дает покоя? «Конечно же, внешность, – вслух сказала она. – Каждое утро, когда я умываюсь и чищу зубы, то очень спешу, чтобы побыстрее закончить эту экзекуцию – видеть собственное отражение в зеркале. Когда нет зеркал – намного легче. Значит, прежде всего мне нужно быть смелой! А разве мне не приходилось проявлять смелость и даже мужество? Чего стоит выдержать высокомерный взгляд моей матери! Себя-то мне нечего бояться. Следовательно, нужно быть честной перед собой, определить проблему и способы ее решения».

Она поднялась с кресла и прошла в ванную комнату. Раздевшись до трусиков, девушка посмотрела на электронные весы с таким страхом, будто те представляли серьезную угрозу для ее жизни. Весы Энн подарила ее кузина Линда. Такой «приятный» подарок не был проявлением тонкой иронии, скорее, это была грубая насмешка, но Линда Доэрти не считала нужным проявлять такт с теми, кого она презирала, разумеется, хорошо скрывая этот факт, но Энн всегда чувствовала флюиды такой «доброжелательности».

Постояв несколько минут с закрытыми глазами, Энн включила весы и, глубоко выдохнув, решительно встала на прохладное стекло безжалостного «орудия пыток» современной инквизиции. Девушка немного ошиблась в своих предположениях, на дисплее высветилось: 211 фунт (95,7 кг)! И это при росте 5,74 фута (1,75 м)! Более внимательно и отстранённо взглянув на себя в зеркало, Энн попыталась понять: действительно ли она так отталкивающе выглядит, как «мило» подзуживает ей Линда? Хотя Энн никогда не доверяла сестре, но сейчас вынуждена была признать, что действительно выглядит старше своих лет, и этот факт еще не самое большое зло во всем ее внешнем облике.

В который раз за день тяжело вздохнув, девушка натянула на себя неопределенного цвета спортивные штаны, растянутые на коленях и такую же футболку, широкую и бесформенную. Ей хотелось плакать, нет, выть в голос, забиться куда-нибудь в угол и вопить, скулить, рыдать до сердечного приступа, чтобы раз… и Все! И никаких проблем! На этом выводе Энн задумалась: «А почему я считаю, что Потом не будет проблем? Если я не могу решить свои трудности в этой жизни, отчего же Там мне будет хорошо и приятно? Значит, выход один: решать свои земные задачи здесь и сейчас! Конечно, слезы принесут облегчение, правда, на некоторое время. А что потом? Тем более что за свою недолгую жизнь я уже наплакалась лет на двадцать вперед. Надо подумать и выработать стратегию дальнейших своих действий, тем более что есть серьезное основание взяться за себя всерьез: завтра мне исполняется восемнадцать!»

Энн прошла в ванную и умылась холодной водой, а затем прошла на кухню. Конечно, есть уже хотелось, но она не собиралась сейчас завтракать, разве что можно выжать себе апельсиновый сок и сварить кофе.

За бокалом напитка, кофе, открытым ноутбуком и тетрадью девушка провела несколько часов, зато к полудню уже могла сдавать зачет по физиологии питания. Устав конспектировать, Энн вдруг уловила себя на мысли: «А ведь с умственными способностями у меня не так уж и плохо!», и этот вывод еще больше подстегнул ее усердие.

Разгрузочный день прошел плодотворно во всех отношениях. Поздно вечером удовлетворенная своими успехами, Энн отправилась в постель. Спать не хотелось, по-видимому из-за информационного вала, обрушившегося на ее мозг, но она и не сопротивлялась возникшим в ее голове мыслям. И пожалуй, в первый раз за всю свою жизнь Энн окунулась в свои воспоминания без привычной горечи, тяжелых страданий и мучительного стыда; в сознании девушки осталась только легкая грусть сожаления.

При всем своем, казалось бы, скудоумии Энн обладала специфическими способностями, о котором никому не рассказывала: она могла легко сканировать скрытые чувства и ощущения некоторых людей. Эту способность девочка осознала лет в восемь, года через два после одного странного и необъяснимого случая. Самое важное и неприятное для нее состояло в том, что Энн до сих пор не могла вспомнить, что же с ней приключилось лет двенадцать тому назад; да и вся ее жизнь до шести лет казалось девушке какой-то размытой, состоящей из разных абстрактных картинок, склеенных как попало и скрытых запотевшим стеклом. Какое-то необъяснимое явление или врожденное заболевание словно решило сыграть с ней плохую шутку, стерев из памяти Энн почти шесть лет ее детства, оставив в памяти всего лишь несколько эпизодических моментов. Она даже не помнила похорон своего отца и, похоже, ее сознание пробудилось только в семилетнем возрасте. К сожалению, это пробуждение не стало для нее нормальным. Память немного восстановилась, но девочка стала какой-то апатичной, ленивой и равнодушной почти ко всему. Казалось, что она живет в каком-то душном пространстве, будто на другой планете, где сила тяжести расплющивает плоть; отравляющая атмосфера съедает мозги; а плотная, вязкая паутина закрывает глаза; будто бы ее сознание словно захвачено монстром, уничтожающим все нормальные человеческие желания. Иногда Энн думала, что скоро может потерять и душу, но даже эта страшная мысль спустя некоторое время перестала ее угнетать.