— Миссис Данлап, — Викхэм поднялся, давая понять, что разговор окончен, — я сделаю одно признание. Я приму любой метод возмещения, какой он предпочтет. Но это должно быть прямой сделкой между Маккензи и мной, и при заключении этой сделки должны присутствовать также Драммонд и мистер Тейлор, президент трастовой компании. Он сейчас тоже в Нью-Йорке. Таковы мои условия. Таков мой ультиматум. Всего хорошего.

Констанция покинула комнату с раскрасневшимся лицом и решительно поблескивающими глазами.

Снова и снова она обдумывала, как воплотить в жизнь свой план. Они должны были согласиться на условия, гарантирующие безопасность и свободу Маккензи. Но Грэм должен быть хозяином ситуации.

Констанция тщательно выполнила все обычные предосторожности, чтобы отделаться от слежки, и спустя полчаса встретилась с Маккензи.

— Что случилось? — нетерпеливо спросил он, удивившись раннему визиту.

Она коротко изложила, что сегодня произошло.

— Что ты скажешь насчет того, чтобы отправиться к окружному прокурору Викхэму, отдать полмиллиона и около двенадцати тысяч процентов компенсации, а взамен получить свободу? — спросила она.

Грэм с сомнением посмотрел на Констанцию.

— Я на такое не пойду, — медленно проговорил он. — Откуда мне знать, что они сделают, как только я окажусь в их власти? Нет. Я не пойду туда ни при каких условиях. Я им не доверяю, не доверяю их слову и их гарантиям. Сперва должен быть аннулирован обвинительный акт.

— Но на такое не пойдут они. Этот ультиматум был личным решением окружного прокурора.

Констанция оказалась перед неразрешимой дилеммой. Она была согласна с резонностью позиции Грэма. Но его требования вошли в непреодолимое противоречие с ультиматумом упорного Викхэма, озлоблением и беспринципностью Драммонда. Как же разрешить проблему?

Около получаса они сидели в молчании. Констанция обдумывала один план за другим и один за другим их отвергала. Внезапно ей в голову пришла одна идея. Однажды в банке она видела то, что могло бы им помочь.

— Завтра я все устрою, к удовлетворению обеих сторон! — уверенно воскликнула она.

— Каким образом? — спросил Грэм.

— Предоставь все мне.

— Хорошо. — Он встал и повернулся к ней лицом. — Я сделаю все, что ты скажешь.

Маккензи попытался взять Констанцию за руку, но она отодвинулась.

— Нет, Грэм. Не сейчас. Меня ждет работа… Нет-нет, мне надо идти. Доверься мне.

Только на следующий день Маккензи снова увидел Констанцию. Она вошла в его квартиру и положила на стол небольшой продолговатый ящичек из черного эмалированного металла с двумя отделениями. В каждом отделении было по рулону бумаги.

Констанция присоединила странный прибор к телефону, сказала несколько загадочных слов в трубку и повесила ее.

Спустя несколько минут она решительно взяла перо, которое было в нижнем отделении ящичка, и на чистой бумаге торопливо написала: «Мы готовы».

Маккензи был слишком ошеломлен ее уверенными быстрыми действиями, чтобы задавать вопросы. Внезапно краешком глаза он увидел, что в верхнем отделении задвигалось, словно само по себе, самопишущее перо, схожее с тем, которое находилось в нижнем отделении.

— Отлично! — воскликнула Констанция.

«Вы получили это?» — написала призрачная рука.

«Совершенно верно, — был ответ Констанции. — Выполняйте свое обещание».

Верхнее перо теперь проворно двигалось, закрепленное на концах двух штативов — точно таких же, как и те, которые держали нижнее перо.

«Обещаем, — появилась надпись, — что после возврата…»

— Что это? — вскричал Грэм, когда до него начало доходить значение появляющихся на бумаге слов.

— Фототелеграф, — ответила Констанция. — Он воспроизводит то, что пишется на большом расстоянии. Я подсоединила его к телефонному проводу, чтобы вы с Викхэмом могли обсудить требования друг друга. С помощью этого прибора и телефонных проводов можно писать так же, как с помощью телефона и проводов можно говорить. Как будто старый пантограф[8] разделили пополам и каждую половинку присоединили к телефонным проводам. Пока ты пишешь на этом трансмиттере, приемник в отеле Викхэма воспроизводит для них написанное. Смотри!

«…500 000 долларов, — продолжало выводить перо, — наличными, акциями и облигациями, с процентами, все процессы против Грэма Маккензи будут прекращены и обвинительный акт аннулирован. Подписи: Маршалл Тейлор, президент «Дженерал Вестерн траст». Максвелл Викхэм, окружной прокурор. Рейлли Драммонд, детектив».

— Это работает даже лучше, чем я надеялась! — восхищенно вскричала Констанция. — Тебя удовлетворит такой вариант, Грэм?

— Д-да, — пробормотал он, слегка заикаясь — не из-за боязни, а от удивления. Такого внезапного поворота событий он никак не ожидал.

— Тогда подпиши.

Констанция быстро вывела: «Если с меня будут сняты все обвинения, я согласен назвать номер и местонахождение ячейки в сейфе в Нью-Йорке, где находятся акции, облигации и наличные, которыми я владею. Я готов немедленно выписать чек на полмиллиона, включая проценты».

Она отошла от аппарата. С нетерпеливой дрожью Маккензи схватил перо и под написанными ею строками смело поставил свою подпись: «Грэм Маккензи».

Потом перо снова взяла Констанция.

«Положите в фототелеграф банковский чек, — написала она. — Маккензи напишет на бланке имя, сумму и подпишется».

Прошло полминуты.

— Теперь, Грэм, подпиши этот чек на «Юниверсал банк» именем Лоренса Маккея, — сказала она, проставив сумму.

Грэм машинально взял перо. Его пальцы дрожали, но он с усилием взял себя в руки. Это было слишком странно, совершенно невозможно, чтобы быть правдой. Он — здесь, ведет переговоры, ничем не выдав своего убежища, а его преследователи сейчас сидят в каком-то отеле. Благодаря предосторожностям, принятым Констанцией, никто не знал, где находится другая сторона. Однако они общались напрямую, не только вслух, но и письменно.

Маккензи приложил перо к бумаге. Констанция уже проставила на чеке сумму, дату, банк и предъявителя — Маршалла Тейлора. Грэм торопливо подписал, как будто боялся, что его преследователи передумают, прежде чем он закончит.

— Теперь гарантии, — сказала Констанция. — Я уже изъяла сумму, которую мы получили благодаря игре на бирже, — а это существенные деньги. Напиши распоряжение, чтобы твой банк доставил ключ и передал остальное содержимое ячейки Тейлору. Я улажу с ними все оставшиеся формальности после утреннего специального интервью.

И снова Грэм лихорадочно набросал требуемые строки.

— Я… Мы… Значит, мы теперь полностью свободны от любого судебного преследования? — жадно спросил он.

— Да, — ответила Констанция, и у нее перехватило горло.

Теперь, когда возбуждение улеглось, она поняла, что Грэм снова свободен и больше от нее не зависит.

Фототелеграф остановился. Нет, снова заработал. Неужели они совершили какую-то ошибку? Неужели их мечты обратятся в пепел?

Грэм и Констанция тревожно смотрели, что теперь выводит перо.

«Миссис Данлап, — разворачивались слова, — я снимаю перед вами шляпу. Вы снова меня провели. Драммонд».

Констанция прочитала это с чувством невыразимого облегчения. Это было великодушно со стороны Драммонда — сделать такое признание, и она почти простила детективу многие горькие часы, которые пережила по его вине.

Глядя на эти строки, Констанция поняла их подтекст. Детектив прекратил расследование. Он как будто скрепил соглашение своим одобрением.

— Мы больше не беглецы! — воскликнул Грэм, делая глубокий вдох.

С его плеч свалилась огромная тяжесть.

Он посмотрел на запрокинутое лицо Констанции и увидел, что она испытывает такое же безмерное облегчение. Она не отвернулась, как делала раньше, и Грэм вспомнил, как однажды, не так давно, она обмолвилась, какой одинокой чувствует себя с тех пор, как занялась спасением преступников-дилетантов.