Она легко нашла жилище Гиббонсов — большой дом на одной из бесчисленных боковых улочек у Центрального парка, в более чем зажиточном районе.
К счастью, Эверетт Гиббонс был дома, и гостью проводили в его кабинет, где он сидел над какими-то бумагами, наслаждаясь послеобеденной сигарой.
— Мистер Гиббонс, — деловито начала Констанция, — это правда, что за вести о местонахождении вашей дочери Флоренс назначена награда в тысячу долларов?
— Да, — ответил он бесцветным тоном, свидетельствовавшим о безнадежности долгих поисков. — Но мы уже проверили столько ложных нитей, что совсем отчаялись. С того дня, как она ушла, не удалось обнаружить ни малейшей зацепки. И все-таки мы будем рады любой посторонней помощи.
— Помощи детективов? — уточнила Констанция.
— Помощи любых осведомителей — официальных или частных, платных или бескорыстных, каких угодно, — ответил отец Флоренс. — Я уже начинаю верить, что она мертва, потому что ничем другим не могу объяснить ее долгое молчание.
— Она жива, — негромко сказала Констанция.
— Жива? — жадно переспросил мистер Гиббонс, хватаясь за соломинку, брошенную ему незнакомой женщиной. — Значит, вы знаете…
— Нет, — решительно перебила Констанция, — больше я ничего не могу вам сказать… Пока. Только одно — вы должны прекратить все поиски. Я дам вам знать, когда появятся новости.
— Но когда же?!
— Завтра или послезавтра. Я вам позвоню.
Констанция встала и торопливо распрощалась с состарившимся раньше срока человеком, прежде чем он успел забросать ее вопросами. Она боялась, что дрогнет и не сумеет выполнить то, что считала самым лучшим решением для Флоренс Гиббонс.
Вскоре Констанция уже жизнерадостно поворачивала ключ в замке своей двери.
Но что это? И в прихожей, и в гостиной было темно, и ее встретила зловещая тишина.
— Флоренс! — позвала она.
Ответа не было. Флоренс бесследно исчезла.
Что здесь произошло? Подушки на диване лежали так же, как и во время ухода Констанции, их никто не трогал. Мебель тоже никто не передвигал…
Констанция торопливо переходила из одной комнаты в другую. Никаких следов!
Она вернулась к двери. Дверь оказалась в полном порядке — никаких следов взлома, замок явно не вскрыт. Если кто-то и проник в квартиру, его должна была впустить сама Флоренс.
Констанция позвонила в кафе. Миссис Палмер очень ей посочувствовала, но заявила, что видеть не видела «Виолу Коул».
— Вы дадите мне знать, если получите о ней какие-нибудь известия? — тревожно спросила Констанция.
— Непременно, — услышала она сердечный ответ миссис Палмер.
Сотни ужасных предположений теснились в голове миссис Данлап. Может, Флоренс удерживают где-то как «белую рабыню» — не физической силой, но силой морального принуждения? Оттого, что она не ведает своих прав и боится снова сбежать?
А вдруг Флоренс покончила с собой, как и грозилась?
Нет, в это Констанция не могла поверить. Флоренс так хотела отомстить! Вряд ли за столь короткий промежуток времени могло случиться нечто такое, что заставило бы ее изменить свое решение.
Констанция невольно начала вспоминать все ужасные истории, о которых читала в газетах. Может, провалы памяти у Флоренс, как и ее загадочное исчезновение, как-то связаны с наркотиками? Но по девушке совершенно не было заметно, чтобы она пристрастилась к гибельному снадобью.
Возможно, кто-то за ней пришел и увел то ли силой, то ли…
Констанция вдруг подумала о так называемых случаях «отравленной иглы». А если Флоренс похитили, усыпив с помощью укола? Но эти истории выглядели не слишком правдоподобно. Насколько Констанции было известно, почти все доктора утверждали, что невозможно быстро ввести наркотик с помощью внезапного подкожного укола шприцем. То была довольно медленная процедура, и ее следовало выполнять терпеливо и осторожно.
Так что же все-таки здесь случилось?!
Внезапно Констанцию озарило, что Драммонда могло интересовать в первую очередь не вознаграждение от мистера Гиббонса. Его главной целью могла быть защита «доброго имени» соблазнителя Флоренс — мистера Престона. Она припомнила, что мистер Гиббонс ни словом не упомянул про Драммонда. Вполне возможно, что детектив собирался убить двух зайцев разом: и получить вознаграждение от семьи девушки, и ублажить Престона. Его ничуть не заботило, сколько выстрадала Флоренс, сколько ей еще придется пережить, он просто шел напролом к своей эгоистичной корыстной цели.
Констанция схватилась за телефон.
— Кто-нибудь звонил в мою квартиру, пока меня не было? — спросила она лифтера.
— Да, мэм. Приходил мужчина.
— И вы его впустили?!
— Я не знал, что вас нет дома. Видите ли, я только что пришел. Он сказал, что явился для того, чтобы встретиться в вашей квартире с кем-то другим. Когда он позвонил, дверь открылась, поэтому я решил, что все в порядке, мэм.
— А потом что было? — чуть дыша, спросила Констанция.
— Ну, примерно через пять минут зазвонил мой звонок. Я снова поднял лифт, и там ждал человек с девушкой, раньше я их никогда не видел. Понимаете… Я думал, что все в порядке… Он ведь сказал, что пришел сюда, чтобы с кем-то встретиться.
— Да-да. Хорошо. О господи, если бы я только догадалась предупредить вас, чтобы вы не отпускали девушку! Как она выглядела?
— Вы имеете в виду ее одежду, мэм?
— Нет, ее лицо, ее глаза!
— Прошу прощения, я думаю, она была, ну, э-э… В общем, она вела себя странновато… Похоже, была испугана… И даже ошеломлена.
— Вы не заметили, куда они направились?
— Нет, мэм, не заметил.
Констанция с ноющим сердцем вернулась в свою пустую квартиру. Несмотря на все, что ей уже удалось сделать, ее обыграли, разрушив все планы…. Хуже того, Флоренс была невесть где. А вдруг с ней произошло что-то ужасное?
Констанции хотелось сесть и заплакать. Но за всю лихорадочно-беспокойную ночь она не пролила ни слезинки.
Следующий день прошел без единой весточки о Флоренс. Никогда еще Констанция Данлап не чувствовала себя такой беспомощной. Она не могла обратиться в полицию — тогда ее замыслам точно пришел бы конец. Она осталась одна.
Судя по всему, что ей было известно, она боролась против почти беспредельной мощи разума и денег Лансинга Престона. Констанция знала, что сам Престон сейчас в Чикаго вместе со своей невестой. Снова и снова она почти решалась отправиться туда, чтобы дать ему понять: он не останется безнаказанным, кое-кто пристально за ним наблюдает. Но Констанция так никуда и не поехала, побоявшись покинуть квартиру, побоявшись пропустить звонок от Флоренс с призывом о помощи.
Не раз Констанция горько думала о фальшивых надеждах, которые зародила в отчаявшемся отце Флоренс Гиббонс. Это сводило с ума. Несколько раз Констанция звонила в «Бетси Росс», и всякий раз безрезультатно. Флоренс не подавала о себе никаких вестей.
И вот почти ночью в дверь вдруг позвонили. Явилась сама миссис Палмер, держа письмо, написанное дрожащей рукой на грубой бумаге. Констанция буквально проглотила это письмо.
«Не передадите ли вы леди, которая была так добра ко мне, что, пока ее не было дома, в ее дверь позвонили? Мне не хотелось открывать, но человек за дверью назвался слесарем, вызванным ею для проверки отопления. Я открыла. С того момента, как я увидела его лицо, и до того момента, как пришла в себя, я ничего больше не помню.
Я бы написала ей самой, только не знаю адрес, по которому она живет. Один из здешних коридорных был так добр, что согласился тайком переправить это письмо в «Бетси Росс». Пожалуйста, скажите доброй леди, что я в Бруклине. По-моему, заведение называется «Люстгартен». Его легко найти, потому что оно находится на перекрестке железнодорожных путей — путей для паровозов, не для дрезин и не для надземки. Знаю, вы считаете меня сумасшедшей, миссис Палмер, но та леди может рассказать вам совсем о другом. У меня бывают приступы дурноты, похожие не то на забытье, не то на транс. Такое случается, когда я очень испугана, и тогда я перестаю понимать, что происходит вокруг. Потом все проходит, но, пока длится приступ, это ужасно. Я как будто оказываюсь в чужом мире, где мне все незнакомо. А после приступа я почти не помню, что со мной было».
