«Какие-то запахи детства стоят…» Какие-то запахи детства стоят И не выдыхаются. Медленный яд уклада уюта, устоя. Я знаю – все это пустое, Все это пропало, распалось навзрыд, А запах не выдохся, запах стоит. Воспоминание о пехоте
Пули, которые посланы мной, не возвращаются из полета, Очереди пулемета режут под корень траву. Я сплю, положив под голову Синявинские болота, А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву. Я подымаю веки, лежу усталый и заспанный, Слежу за костром неярким, ловлю исчезающий зной. И когда я поворачиваюсь с правого бока на спину, Синявинские болота хлюпают подо мной. А когда я встаю и делаю шаг в атаку, Ветер боя летит и свистит у меня в ушах, И пятится фронт, и катится гром к Рейхстагу, Когда я делаю свой второй шаг. И белый флаг вывешивают вражеские гарнизоны. Складывают оружье, в сторону отходя, И на мое плечо, на погон полевой зеленый, Падают первые капли, майские капли дождя. А я все дальше иду, минуя снарядов разрывы, Перешагиваю моря и форсирую реки вброд. Я на привале в Пильзене пену сдуваю с пива И пепел с цигарки стряхиваю у Бранденбургских ворот. А весна между тем крепчает, и хрипнут походные рации, И, по фронтовым дорогам денно и нощно пыля, Я требую у противника безоговорочной капитуляции, Чтобы его знамена бросить к ногам Кремля. Но, засыпая в полночь, я вдруг вспоминаю что-то. Смежив тяжелые веки, вижу, как наяву: Я сплю, положив под голову Синявинские болота, А ноги мои упираются в Ладогу и в Неву. Ладожский лед Страшный путь! На тридцатой, последней, версте Ничего не сулит хорошего! Под моими ногами устало хрустеть Ледяное ломкое крошево. Страшный путь! Ты в блокаду меня ведешь, Только небо с тобой, над тобой высоко. И нет на тебе никаких одёж: Гол как сокол. Страшный путь! Ты на пятой своей версте Потерял для меня конец, И ветер устал над тобой свистеть, И устал грохотать свинец… – Почему не проходит над Ладогой мост?! — Нам подошвы невмочь ото льда отрывать. Сумасшедшие мысли буравят мозг: Почему на льду не растет трава?! Самый страшный путь из моих путей! На двадцатой версте как я мог идти! Шли навстречу из города сотни детей… Сотни детей! Замерзали в пути… Одинокие дети на взорванном льду — Эту теплую смерть распознать не могли они сами И смотрели на падающую звезду Непонимающими глазами. Мне в атаках не надобно слова «вперед», Под каким бы нам ни бывать огнем — У меня в зрачках черный ладожский лед, Ленинградские дети лежат на нем. |
