– Это вы, Номикос! – вздохнула одна маленькая очаровашка, уставившись на мою щеку. – Я всегда хотела…

Я схватил ее руку, прижал к губам, отметив, что ее камея на перстне наливается розовым, произнес: «А ну как отрицательный кисмет[4], а?» – и выпустил руку.

– Как ты насчет этого? – спросил я Грейба. – Отведи меня туда за минимум времени в своей типичной светской манере, под разговор, который никто не посмеет прервать, о’кей?

Он бесцеремонно кивнул.

– Извиняюсь, дамы, я скоро вернусь.

Мы двинулись наискосок, пробираясь по людским аллеям. Высоко над головой медленно проплывали и поворачивались люстры, как граненые ледяные сателлиты. Телинстра, цивилизованный вариант Эоловой арфы, рассыпала вокруг осколки цветного стекла – мелодию песни. Люди жужжали и роились, точь-в-точь как насекомые Джорджа Эммета, и, стараясь избежать их толчеи, мы переставляли без паузы ногу за ногой и производили собственный шум. Несмотря на тесноту, мы ни на кого не наступили.

Ночь была теплой. Большинство мужчин были одеты в невесомую черную униформу, в которой, согласно протоколу, и гробит себя здесь Личный Состав. На ком ее не было, те к нему не относились.

Неудобные, несмотря на свою легкость, черные костюмы застегиваются по бокам снизу, впереди же, где гладко, слева над грудью находится знак различия – для Земли он четырехцветный: зеленый, голубой, серый и белый, трех дюймов в диаметре; ниже располагается эмблема ведомства вместе с меткой ранга; на правой же стороне собраны благословенные крохи цыплячьего помета – символ, о котором можно только мечтать, так он утверждает тебя в чувстве собственной значимости, – его выдает Контора с богатым воображением под названием Полировка, Ремонт Орденов, Символов, Медалей (коротко ПРО СИМ – первый ее Директор ценил свое место). Ворот костюма имеет склонность после первых десяти минут превращаться в удавку, во всяком случае мой.

Дамы носили или не носили все, что им нравилось, обычно яркое или в придачу с полупастельным (если только не принадлежали к Личному Составу, в таком же случае они были аккуратненько упакованы в черные костюмы с терпимыми воротниками и короткими юбками); все это в общем-то помогает отличать хранителей Земли от хранимых.

– Я слышал, Дос Сантос здесь, – сказал я.

– Значит, здесь.

– А почему?

– По правде говоря, не знаю и знать не хочу.

– Тэк-с, тэк-с… Что стряслось с твоим замечательным чутьем политика? Отдел Литературной Критики обычно награждал тебя за него.

– В мои годы запах смерти с каждой новой встречей становится все тревожней.

– Разве Дос Сантос пахнет?

– Скорее смердит.

– Я слышал, что он нанял нашего бывшего партнера – по тому давнему Мадагаскарскому делу.

Фил вскинул голову и стрельнул в меня вопрошающим взглядом.

– Быстро до тебя доходят новости. Впрочем, ты друг Эллен… Да, Хасан здесь. Он наверху с Доном.

– Кого же это он на сей раз собирается избавить от груза кармы?[5]

– Еще раз говорю: не знаю и знать ничего не желаю.

– А может, рискнешь прикинуть?

– Навряд ли.

Мы вошли в кое-как засаженную деревьями секцию зала, и я задержался, чтобы прихватить спиртного с глубокого подноса – больше не было мочи смотреть, как он плывет над головой; кончилось тем, что я надавил на желудь, свисавший на собственном хвостике. При сем поднос послушно опустился, весь как сама улыбка[6], и явил мне сокровища своего морозного нутра.

– О радость! Купить тебе выпить, Фил?

– Я думал, ты спешишь.

– Спешу, но мне нужно осмыслить ситуацию.

– Что ж, прекрасно. Полукоку, пожалуйста.

Я покосился на него и передал ему сей напиток. Затем, когда он отвернулся, я проследил за его взглядом туда, где стояли легкие удобные кресла, занимавшие нишу, образованную двумя сторонами северо-восточного угла комнаты и корпусом телинстры с третьей стороны. На телинстре играла пожилая леди с мечтательными глазами. Земной Директор Лоурел Сэндз пыхтел своей трубкой…

Да, эта трубка – одна из самых интересных достопримечательностей личности Лоурела. Подлинный Меершаум[7], а в мире их осталось не так уж много. Что же до остального, то директор функционирует скорее как антикомпьютер: ты потчуешь его самыми разными фактами, собранными по крупице, цифрами, статистикой, а он превращает все это в помойку. Глубокий взгляд и манера говорить медленно и громко, не сводя с тебя темных глаз; жестикуляцию себе не позволяет, в крайнем случае – очень взвешенную, тогда он широкой правой лапой пилит воздух или же тыкает воображаемых дам своей трубкой; виски седые, но над ними волос еще темен, скулы высокие, цветом лица он как раз для своих твидов (черных костюмов Сэндз старательно избегает), притом он постоянно пытается выдвинуть челюсть хотя бы на дюйм подальше и повыше, чем это представляется возможным. Он здесь политический представитель Земного Правительства на Тайлере и к своей работе относится вполне серьезно, доходя в служебном рвении даже до того, что периодически предпринимает атаки на моральные язвы общества. На Земле он не самый умный человек. Он мой босс. Он также один из близких моих друзей.

Возле него сидел Корт Миштиго. Я чуть ли не кожей осязал, как Фил его ненавидит – начиная от бледно-голубых подошв его шестипалых ступней и кончая полоской розовой краски – знаком принадлежности к высшей расе, – тянувшейся по его волосам от виска к виску. Ненавидит не столько потому, что он это он, а потому, как я был уверен, что Корт ближайший наличествующий родственник – внук – Татрама Иштиго, который еще сорок лет тому назад наглядно продемонстрировал, что величайший из нынешних англоязычных писателей – веганец. Сей пожилой господин на том и стоит до сих пор, и я не уверен, что Фил когда-нибудь простит его за это.

Краем глаза (того, что голубой) я видел, как по большой нарядной лестнице на другом конце зала поднимается Эллен. Краем другого глаза я видел, что Лоурел смотрит в мою сторону.

– Меня засекли, – сказал я, – надо пойти выразить свое уважение этому Уильяму Сибруку с Тайлера. Пойдешь со мной?

– М-м… Прекрасно, – кивнул Фил. – Страдание полезно для души.

Мы двинулись к нише и остановились перед двумя стульями, между музыкой и шумом, там, где вся власть и пребывала. Лоурел медленно встал и пожал нам руки. Миштиго встал еще медленней и руки не протянул; пока мы представлялись, он пялился на нас янтарными глазами, и лицо его ничего не выражало. Свободно болтающаяся оранжевая рубашка трепетала каждый раз, когда он подкачивал легкие, которые делали лишь непрестанный выдох из наружных ноздрей у начала широкой грудной клетки. Он коротко кивнул, повторив мое имя. Затем с чем-то вроде улыбки повернулся к Филу.

– Вы не будете возражать против того, чтобы я перевел вашу «Маску» на английский? – спросил он, и голос его прозвучал высоко и с дрожью, как замирающий камертон.

Фил развернулся на каблуках и зашагал прочь. Мне показалось, что веганцу на секунду стало плохо, но затем я вспомнил, что это веганский смех, – что-то вроде козлиного блеянья. Я стараюсь держаться подальше от веганцев, избегая их курорты.

– Присаживайся, – предложил Лоурел. Он хоть и прятался за свою трубку, но выглядел не очень-то ловко.

Я приволок кресло и устроился наискосок от них.

– О’кей.

– Корт собирается написать книгу.

– Ты уже говорил.

– О Земле.

Я кивнул.

– Он выразил пожелание, чтобы ты был его гидом в поездке по ряду Старых Мест…

– Почту за честь, – довольно холодно произнес я. – Также любопытно узнать: почему его выбор пал на меня?

– Еще более любопытно, откуда он может знать про вас, так? – спросил веганец.

– Пожалуй, – согласился я, – процентов эдак на двести.

– Я запросил машину.