— Я Пирс, — сказал он, и его акцент стал почти незаметен. — Я не сомневаюсь, что вы не мой окончательный приговор, но на самом деле… — Он взглянул на водителя. Еле шевеля губами, он прошептал. — Вы адепт Искусства. Вы мастер колдунов, сэр.

Человек не дышал. Я наблюдала за ним, и он не дышал.

— Робби, — позвала я, дергая брата за руку. — Он мертвый. Он призрак.

Робби нервно засмеялся, закинув ногу на ногу, чтобы сохранить тепло. Мы сидели прямо над обогревателем, но все равно было холодно.

— Ты ведь и пыталась вызвать призрака, разве не так, светлячок? — спросил он.

— Да, но он так реален! — прошептала я. — Я не ожидала ничего, кроме шепота или чувства. Не голого мужчину на снегу. И конечно, не его!

Пирс покраснел. Его глаза встретились с моими, и я воздержалась от следующих слов, ошеломленная глубиной его недоумения. Автобус дернуло вперед, когда водитель притормозил, чтобы подобрать кого-то, Пирс чуть не упал с сиденья и, чтобы удержаться, схватился обеими руками за поручень.

— Вы вызвали меня из чистилища, — сказал он, с опаской наблюдая за пассажирами, проходящими в глубь салона. На его лице отразилась паника, и он сглотнул, заставляя эмоции утихнуть. — Я полагал, что направляюсь к дьяволу. Я имею в виду, что воздаяние для меня определено, и я отправляюсь в ад. Мне и показалось все это адом на первый взгляд, хотя и без запаха жженого янтаря.

Он посмотрел в окно.

— Нет лошадей, — заметил он тихо, потом его брови вопросительно изогнулись. — И вы облицовывали кирпичом канал, а то мерзостная была канава. Двигатели приведены в действие паром?

Робби рядом со мной усмехнулся.

— Он использует много слов, чтобы сказать что-нибудь.

— Заткнись, — пробормотала я. Мне он казался элегантным.

— Это не ад, — прошептал Пирс и опустил голову, показав мне макушку со спадающими черными кудрями. Его облегчение заставило мой желудок сжаться и гореть. Я неловко посмотрела в сторону. Мысли о моей договоренности с Робби вернулись. Не знаю, что он скажет — да или нет. Я призвала призрака, но это был не папа. И без папы, одобряющего мою работу в ОВ, он, вероятно, воспримет это как нет. Обеспокоенная я посмотрела на Робби и сказала:

— Я сделала чары правильно.

Брат собрался, словно подготавливаясь к спору. Сузив глаза, я повернулась к нему.

— Мне все равно, если они вызвали не того призрака, я сделала долбанные чары правильно!

Пирс в ужасе смотрел то на нас, то на новых людей, заходящих в автобус и спокойно садившихся. Я не заботилась о громкости своего голоса. Публично признавать свою ведьмовскую сущность было опасно до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, видимо, он умер раньше. Робби поморщился с досадой:

— Мы договорились, что ты вызываешь папу, — сказал он, и я стиснула зубы.

— Мы договорились, что я правильно делаю чары, и если не получится, то я еду с тобой в Портленд. Ну, смотри, — сказала я, указывая пальцем. — Там призрак. Только скажи, что он не существует.

— Ладно, ладно, — Робби ссутулился. — Ты сотворила чары правильно, но мы до сих пор не знаем, что бы ответил папа, поэтому я не собираюсь подписывать твое заявление.

— Ты гребанный сукин…

— Рэйчел! — перебил он меня. — Разве ты не поняла? Вот почему я хочу, чтобы ты поехала со мной и закончила образование. — Он указал на Пирса, как будто тот был вещью, а не человеком. — Ты выполнила спиритические чары восьмисотого уровня, не моргнув глазом. У тебя может быть все, что ты пожелаешь. Почему ты хочешь растратить все впустую в ОВ?

— ОВ — не пустое место, — зашипела я, и Пирс неловко заерзал. — Хочешь сказать, что папа потратил всю свою жизнь впустую, ты, немая куча дерьма?

Пирс бросил взгляд на меня, я покраснела. Лицо Робби было серьезным, он смотрел прямо перед собой. Автобус снова поехал, а я сидела в угрюмом молчании. Я знала, что обрушиваю на Робби больше злобы, чем он заслуживает. Но я хотела поговорить с папой, и этот шанс пропал. Я знала, что-нибудь пойдет не так. И как я ненавидела себя за это. На глаза навернулись слезы. Пирс откашлялся. Смущенный, он потер глаза и вздохнул:

— Вы пытались вызвать вашего отца, — тихо произнес он, нервно бросая взгляд на народ, перешептывающийся о голых ногах Пирса и легкой одежде Робби. — В солнцестояние. И вместо него ваша магия призвала меня?

Я быстро кивнула, из-за всех сил стараясь не заплакать. Я скучала по папе. Я действительно думала, что смогу сделать это.

— Я сожалею, — Пирс говорил так искренне, что я подняла глаза. — Но вы должны радоваться, госпожа ведьма. Вы сплели надлежащие чары, или меня бы здесь не было. Раз я оказался на его месте, значит, он отправился с миром.

Эгоистично, но я хотела, что бы папа скучал по нам так сильно, чтобы задержаться. Фыркнув, я уставилась в окно. Я была плохой дочерью.

— Пожалуйста, не плачьте, — и слезы потекли по щекам, когда он наклонился и взял меня за руку. — Вы столь бледны, мое сердце разбивается при взгляде на ваше горе, госпожа ведьма.

— Я только хотела увидеть его, — голос звучал низко, чтобы не сорваться на плач. Рука Пирса была холодной. Но его ладонь держала мою так твердо — мужские сильные руки рядом с моими худенькими ручками. Я почувствовала небольшой всплеск энергии внутри себя, как будто нашла линию, и подняла глаза.

— Почему… — сказал он, глядя своими яркими глазами в мои. — Вы взрослая женщина. Но такая юная.

От удивления слезы высохли.

— Мне восемнадцать, — оскорбленно заметила я, затем отняла свою руку. — Как давно вы мертвы?

— Восемнадцать, — пробормотал он. Я почувствовала возрастающее чувство тревоги, когда маленький человек откинулся, взглянув на Робби сконфуженно.

— Прошу меня извинить, — сказал он официальным тоном. — Я не подразумевал непочтительности к Вашей нареченной.

— Нареченная? — рявкнул Робби громко, и люди посмотрели на нас с опаской. — Она не моя подружка! Она моя сестра, — и тут выражение его лица стало злобным. — Держитесь подальше от моей сестры!

Я почувствовала на лице улыбку. Честно, Пирс призрак, и слишком старый для меня, даже если бы он был жив. По крайне мере, двадцать четыре, предположила я, оглядывая его. С головы до ног. Я покраснела, вспомнив его невысокий рост, крепкую мускулатуру и худобу, как у маленького коня, работающего в каторжных условиях. Подняв глаза, я смутилась, увидев, что он залился краской и поплотнее запахнул пальто.

— Если год тысяча девятьсот девяносто девятый, то я мертв почти сто сорок семь лет, — сказал он в пол.

Бедняга, с жалостью подумала я. Все, кого он знал, вероятно, уже умерли, либо настолько стары, что ничего о нем не помнят.

— Как вы умерли? — с любопытством спросила я. Пирс встретил мой взгляд, и я задрожала от напряжения.

— Я колдун, так же, как и вы, — прошептал он еле слышно, хотя и я, и Робби последние пять минут только и кричали о чарах. Но до Поворота вас могли убить за колдовство.

— Вас схватили? — спросила я, заваливаясь на край сидения, когда автобус качнуло на крутой дороге. — Перед Поворотом? Что они с вами сделали?

Пирс опустил голову, вздыхая.

— Самое жестокое убийство. Я не рассказал бы, если бы вы были слабее. Меня похоронили и замуровали камнями, в то время как дыхание все еще входило в мои легкие. И поставили на страже ангела-надзирателя, готового снова обрушиться на меня, если я восстану.

— Вас убили! — прошептала я, чувствуя дрожь страха.

Робби захихикал, и я стукнула его по колену.

— Заткнись, — прошипела я, ошеломленно глядя на Пирса. Если бы я была мертва сто сорок лет, то сейчас, наверное, ругалась бы, как пьяный матрос.

— Простите, — произнесла я, придерживаясь, когда автобус качнуло перед остановкой. Зашло много людей, последней из которых оказалась несчастная женщина с пачкой тех же флаеров. Она минуту говорила с водителем, прежде чем он проворчал что-то и махнул рукой. Откинувшись назад, он закрыл глаза, пока женщина приклеивала скотчем листовки на стенках автобуса и еще две на потолке.