Адель сделала последнюю отчаянную попытку:

– А ты не думаешь, что ты… слишком остро реагируешь на все это?

– Нет, не думаю. Твои слова сейчас доказывают, что ты так ничего и не поняла. Этот дом перестал быть моим. Я здесь мешаю. Мне никак не отделаться от ощущения, что меня здесь едва терпят. Обеденный стол превратился в поле нескончаемых сражений. А каково мне видеть разделение в моей семье?

– О каком разделении ты говоришь?

– Ты подумала, как это сказывается на Нони? Она вынуждена жить в обстановке скандалов, вынуждена принимать ту или иную сторону или пытаться соблюдать нейтралитет. Каково ей садиться за стол и чувствовать постоянное напряжение? Я не раз видел, как она пыталась сгладить ситуацию, пробовала заводить разговор на совершенно нейтральные темы, гасила споры, не давая им разгореться. Мне ее искренне жаль. Нет, Адель, мне лучше всего уйти из вашего дома. Я должен это сделать, поскольку Лукас никуда отсюда не уйдет. Что ж, вы оба можете искренне радоваться вашим достижениям.

Адель безумно тосковала по Джорди. Мало того что он был ее мужем, ее любимым мужчиной, он был ее лучшим другом. Джорди гордился ею, поддерживал ее в творческих начинаниях, давал замечательные советы. Он проявил себя прекрасным отчимом для Нони, а малышка Клио души в нем не чаяла. Она называла его не «папа», а «дорогой», часто слыша это слово из уст матери. На третий день после ухода Джорди Клио вдруг спросила: «Когда дорогой вернется?» Адель выбежала из комнаты, бросилась в спальню и плакала до тех пор, пока у нее не осталось слез.

Адель утешало лишь то, что у нее не было иного выбора. Она никоим образом не могла снова отправить Лукаса во Флеттон. Постепенно, преодолевая стыд и отвращение, Лукас рассказал ей почти обо всем, что ему пришлось пережить в стенах закрытой школы. Адель была вне себя от злости. Ее охватило желание защитить сына. Стойкость, с какой он держался все эти месяцы пребывания в школе, вызывала уважение. Лукас искренне хотел вернуться в Вестминстер, и Адель чувствовала, что должна удовлетворить его желание. Он это заслужил… Администрация школы согласилась принять его обратно.

– Миссис Макколл, ваш сын – очень одаренный мальчик, – говорил ей директор школы. – У него прекрасные мозги. Мы уверены, что от его возвращения выиграет и он, и школа. Однако Лукас должен понять: возвращение не будет для него легким. Вернуться к нам в школу не значит сразу же занять то положение, которое он занимал прежде. Ему придется заново наводить мосты. За это время его друзья тоже изменились. Трудно сказать, как теперь будут складываться его отношения с ними.

Адель пересказала Лукасу свой разговор с директором. Сын молча смотрел на нее большими темными глазами – глазами Люка, а в конце сказал:

– Я все понял. Я не стану жалеть о своем возвращении.

– Лукас, ты знаешь, как дорого мне все это стоило. Слишком дорого.

– Тут я не виноват, – ответил Лукас и даже не улыбнулся матери. – Ему, – (Лукас никогда не называл Джорди по имени), – нужно было бы прислушаться к моим словам.

– Если бы ты вел себя с Джорди повежливее, он бы, наверное, прислушался.

– Он просто ни в грош меня не ставил.

Лукас повернулся, собираясь уйти к себе, но Адель схватила его за руку:

– Думаю, я заслужила хотя бы услышать от тебя слова благодарности. Если бы ты хотя бы попытался, многого можно было бы достичь с куда меньшими потерями.

Мать и сын надолго замолчали. Гордыня и уязвленное самолюбие боролись в душе Лукаса с любовью к матери. Потом он сказал:

– Извини. Большое тебе спасибо. Но…

– Никаких «но»! Я не хочу их слышать. Зато я очень хочу увидеть внешние проявления твоей благодарности. Боюсь, что восстановить отношения с Джорди тебе уже не удастся. А вот твои отношения прежде всего с бабушкой, с Венецией и со всеми Уорвиками оставляют желать лучшего. Надеюсь, что я все-таки увижу зримые признаки улучшения. – (Лукас молчал.) – Лукас!

– Да, – наконец сказал он, явно преодолевая бешеное внутреннее сопротивление. – Да. Я… постараюсь.

– Спасибо.

Лукас сдержал обещание. После свадьбы Генри и Клариссы – пышного торжества, состоявшегося в «Кларидже» и собравшего пятьсот гостей, – Селия призналась Адели, что поведение Лукаса заметно изменилось в лучшую сторону.

– Я до сих пор считаю, что ты не должна была идти на поводу у мальчишки. Какой трагический удар по твоему браку…

– Мама, а у меня был выбор? Скажи честно, что бы ты сделала на моем месте?

Селия уже знала, что́ пришлось выдержать Лукасу во Флеттоне. Адель подробно рассказала ей все.

– Наверное, я поступила бы так же, как ты, – к удивлению Адели, ответила Селия.

Слова матери были для Адели громадным утешением.

На свадебном торжестве внимание Селии в основном было приковано к Иззи. Дочь Себастьяна выглядело просто ужасно. Бледность и изможденность на ее лице проступали даже сквозь обильный слой косметики. Иззи слишком похудела. Казалось, она тонула в своем пышном бледно-розовом платье. Даже ее прекрасные золотисто-каштановые волосы, увенчанные короной из роз, были тусклыми и безжизненными.

Иззи двигалась по залу, разговаривала с гостями, однако чувствовалось, что все это стоит ей изрядных усилий. Селии было больно на нее смотреть. После торжественных речей, когда Генри и Кларисса отправились переодеваться, Селия поманила Иззи к себе:

– Смотрю, ты совсем уставшая.

– Есть немного. Свадьбы всегда утомляют.

«Как свадьба может утомить двадцатипятилетнюю девицу, избранную одной из двух главных подружек невесты? – удивленно подумала Селия. – Она должна бы летать от счастья».

– Как отец? – лаконично спросила Селия.

Возможно, в этом крылась причина усталости Иззи. Себастьян не желал считаться с возрастом и работал, не щадя себя.

– Спасибо, он здоров. У него все хорошо. Он сейчас в Шотландии. Поехал выступить с лекциями.

– Да, я слышала. Что ж, весьма уважительная причина для сегодняшнего отсутствия.

– Селия…

– Знаю, дорогая, знаю. Не будем вступать на опасную тропу. Скажи, ты давно видела Кита?

Селии было больно задавать этот вопрос. Даже имя сына она произносила с трудом. Она его потеряла, и не проходило дня, чтобы она не скорбела о своей потере. Почти каждую ночь она просыпалась, и ее захлестывали горестные воспоминания о нем.

– Мы недавно встречались. Бодрый, веселый. Он очень счастлив… Ой, простите. – Иззи осеклась и покраснела.

– Ты хотела сказать, он очень счастлив в «Уэсли». Это я знаю. В ваших отношениях никаких трений?

– Нет. С чего им быть?

Иззи отвела глаза. Разумеется, Селия знала, знала о… том. Но они никогда не говорили на эту тему.

– Значит, вы с ним добрые друзья?

– Да. У нас прекрасные отношения. Мы часто ужинаем вместе.

– Приятно слышать. Тогда в чем же дело?

Вопрос застиг Иззи врасплох. Она молча смотрела на Селию. В больших карих глазах блестели слезы.

– Ни в чем, – наконец ответила Иззи. – Честное слово, у меня все в порядке. Я просто устала.

– Изабелла, у тебя явно какие-то неприятности. Это всех волнует.

– Откуда вы знаете? – дерзко спросила Иззи.

– Все женщины нашей семьи говорили мне, что просто не узнают тебя. Нони – та откровенно огорчена. Адель сильно беспокоится. Ты же знаешь, как она тебя любит. Разумеется, и Венеция тоже. К сожалению, мне неизвестно, связано ли это с твоим отцом или нет. Весьма вероятно, что связано. Но… – Селия протянула Иззи платок, – у тебя что-то произошло. И тебе обязательно нужно кому-нибудь об этом рассказать. Например, мне. Дорогая, меня уже ничто не может удивить или шокировать. И потом, кто знает – возможно, я смогла бы тебе помочь. Гарантирую полную конфиденциальность. А теперь идем, нужно попрощаться с новобрачными. Хорошенькая девушка эта Кларисса. Да и Генри сегодня очаровательно выглядит. Слава богу, наконец-то он женился, и мы уже не услышим всей этой чепухи о том, что он хотел жениться на тебе. Меня это сильно раздражало. Тебя, думаю, тоже.