Я начал молиться.

— Господи Иисусе, перед Тобой стоят четверо детей, которые сделали что-то очень трудное для них. Они стоят на коленях перед всеми и просят Тебя войти в их сердца и обновить их. Они просят, чтобы Ты освободил их от ненависти и одиночества. Впервые в жизни они хотят узнать, что Кто-то их любит по-настоящему. Они просят Тебя об этом, Господи, и Ты не разочаруешь их. Аминь.

Бакборд и Стейдкоуч поднялись. Оба "военных министра" последовали их примеру. Они не поднимали голов. Я предложил им побыть одним, а потом найти где-нибудь церковь.

Ребята молча повернулись и пошли сквозь толпу. Кто-то выкрикнул:

— Эй, Бакборд! Ну как ощущаешь себя с верой?

Бакборд велел заткнуться и они перестали. Я думаю, если бы кто-то действительно задел его, он не смог бы удержаться и вступил бы в драку, ибо в этот момент он еще не был полностью спасен.

Моя голова кружилась от успеха. Мы не могли даже предположить, что Бог ответит таким образом. Бакборд, Стейдкоуч и "военные министры", вставшие на колени прямо на улице, перед взорами всех, — в это едва ли можно было поверить.

Честно говоря, я больше надеялся на реакцию лидеров "May Mayс". Они тоже были в толпе и смотрели на обращение Бакборда и Стейдкоуча с презрением и интересом.

Когда "Чаплина" ушли, толпа начала вызывать их.

— Израэл! Никки! Теперь вы давайте! Негры — и те не боялись, неужели вы сдадитесь? Эти крики заставили их выйти вперед. Израэл, "президент" шайки, был очень миловидным мальчиком. Он пожал мне руку, как настоящий джентльмен. Никки был совершенно другим. Глядя на него, я подумал, что более страшного лица я не видел.

— Здравствуй, Никки, — сказая я, протягивая свою руку, но он своей руки так и не подал. Он даже не взглянул на меня. Он дымил сигаретой, выпуская дым колечками.

— Иди к черту, пастор, — сказал он странным голосом. У него было что-то не в порядке с органами речи.

— Знаешь, Никки, я о тебе иного мнения, чем ты обо мне. Я люблю тебя, Никки. Я приблизился к нему.

— Еще один шаг, и я убью тебя! — сказал он.

— Ты можешь это сделать, — согласился я, — ты даже можешь порезать меня на тысячу кусков и выбросить их на улицу. И каждый кусок будет тебя любить.

Сказал я это и подумал, что ничего хорошего это не принесет, нет той любви на земле, которая могла бы разжалобить тебя, Никки.

Прежде, чем оставить Бруклин, мы познакомили Бакборда и Стейдкоуча с местным церковным служителем, чтобы тот мог наблюдать за их духовным ростом.

— Но я полагаю, — сказал я Джимми, — что время от времени мы будем их навещать.

Честно говоря, ни один из нас не мог избавиться от подозрения, что ребята просто посмеялись над нами.

Но когда я об этом поведал Гвен, она рассердилась на меня.

— Дэвид Уилкерсон. — сказала она, — неужели ты не понимаешь, что получил то, что хотел. Ты просил Святого Духа совершить чудо, а теперь, когда это чудо совершилось, ты стараешься отвергнуть его. Люди, которые не верят в чудо, не должны молиться о нём.

Мне казалось, что я преодолел первую преграду на пути к осуществлению моей мечты. Теперь я мог надеяться на то, что мне удастся добиться разрешения встретиться с Луисом. Я слышал от Анжело, что Луиса должны были перевести в тюрьму Эльмира в Нью-Йорке.

— Как ты думаешь, мне удастся повидать его? — спросил я.

— Ни малейшей надежды, Дэви. Как только они узнают, что вы тот самый священник, они вас не пустят.

И все же я хотел попробовать. В следующий раз, когда я проповедовал поблизости от тюрьмы Эльмира, я разузнал, каким образом можно повидать мальчика. Мне сказали, чтобы я написал прошение и указал, кем мне приходится заключенный и почему я хотел бы встретиться с ним. И мое прошение будет рассмотрено.

Итак, если я расскажу правду, меня к нему не пустят. Но я знал, что в тот день в тюрьму Эльмира перевозили нескольких ребят. Я пошел на станцию. Когда прибыл поезд, из него вышло около 20 ребят. Я всматривался в их лица. но Луиса среди них не было.

— Ты знаешь Луиса Альвареса? — спросил я одного из ребят, и прежде чем полицейский разъединил нас, он успел ответить: "нет".

— Итак, — сказал я сам себе по пути в Филипсбург, — видимо мне никогда не придется встретиться с этими ребятами. Но если в этом воля Твоя, Господи, да будет так.

Но если Святой Дух закрывал передо мною эту дверь, то он открывал другие. Однажды, весной 1958 года, когда я прогуливался по испаноязычному Гарлему теплым вечером, я услышал пение.

Я был удивлен, потому что это кто-то пел псалмы на испанском языке. Поблизости нигде не было церкви, пение раздавалось из окна одного из домов, мимо которых я проходил.

— Кто это поет? — спросил я, проходя мимо парня, покуривающего возле автомобиля.

Парень поднял голову и прислушался, как будто музыка настолько слилась с шумом улицы, что ее нельзя было различить.

— Это что-то вроде церкви, — сказал он, указывая пальцем наверх, — на втором этаже.

Я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Она медленно открылась, но когда свет упал на мое лицо, женщина, стоявшая у двери, вскрикнула. Она в волнении прикрыла дверь и заговорила с кем-то по-испански. Вскоре коридор был заполнен улыбающимися, приветливыми людьми. Они схватили меня за руки и потащили в комнату.

— Вы — Дэвид? Не правда ли, вы — Дэвид? Тот самый священник, которого выгнали из суда!

Выяснилось, что это была внеконфессиональная церковь в испанском отделении Общества Господа. Эти люди собираются в частных домах до тех пор, пока не получат возможность построить свою церковь. Они следили за процессом по делу об убийстве Майкла Фермера и видели мое фото в газетах.

— Мы молились за вас, и вот вы здесь, — сказал один мужчина. Его звали Винцетте Ортез, он был служителем этой небольшой церкви. — Мы хотим узнать, как вы попали в

суд.

Той ночью я рассказал этой группе людей о том, как Господь привел меня на улицы Нью-Йорка. Я рассказал им о проблемах подростков-преступников, о своей мечте и о том, как я преодолел первую преграду.

— Я думаю, что это Бог призвал меня на этот труд, и это только начало большого дела. Они должны начать новую жизнь, и их следует окружить любовью, мы были свидетелями того, как Дух Святой коснулся их прямо на улице и кто знает: может быть, в будущем у них даже появится свой дом.

Я закончил свою пылкую речь, будучи очень взволнован проблемами этих молодых людей. Я видел, что и слушавшие меня тоже были озабочены не меньше меня и были готовы помочь мне. Когда я наконец сел на место, они начали оживленно разговаривать между собой, а затем дали слово пастору Ортезу.

— Вы не смогли бы прийти сюда завтра и рассказать то же самое другим служителям церкви? — спросил он.

Я ответил, что смогу.

Так спокойно, как и все, чем руководит Святой Дух, зародилось новое содружество. Никто из нас не сознавал тогда, какое значение это приобретет в дальнейшем.

— Где вы остановились, пастор? — спросил Ортез. — Куда мы можем сообщить вам о месте и времени собрания?

Мне пришлось признаться, что у меня не было денег даже на самый дешевый отель.

— Фактически, — сказал я, — я сплю в машине.

Лицо Ортеза выразило тревогу.

— Вы не должны этого делать, — сказал он, и, когда он перевел мои слова остальным, все согласились с ним.

— Это опасно. Опаснее, чем вы можете предположить. Вы должны остановиться у нас.

Я с благодарностью принял их предложение. Пастор Ортез познакомил меня со своей женой Делией. Меня проводили в комнату. Это была скромно обставленная комната. Впервые я спал спокойно. Я узнал, что у этой пары было только самое необходимое для жизни. Все остальное было отдано во славу Божию.