Учитывая, насколько пустынен был город, отказ секретарио поженить нас казался странным. Было

очевидно, что в мэрии коммуны Диано-Сан-Пьетро происходило не слишком много интересных

событий. За исключением нас, седого секретарио, нашего переводчика и будущего шафера Инго

здание было пусто. Толп народа, барабанящих в двери городских властей Диано-Сан-Пьетро с

требованием поженить их, я не заметила.

И все же вид секретарио говорил о крайнем нежелании даже допустить мысль, что двое

американцев будут сочетаться браком в его городке.

- Вы не понимаете, - начал упрашивать он нас на ломаном английском. – Здесь, в Италии, мы

очень серьезно относимся к институту брака. Нужно много всего сделать, заполнить массу

всевозможных документов.

Тут мы выложили перед ним Stato Libero, который заполнили в Генеральном консульстве Италии

еще в Нью-Йорке, прежде чем ехать в Европу. Консул заверил нас, что это заявление,

подписанное четырьмя свидетелями, не состоящими в родстве с нами и друг с другом, –

единственный официальный документ, который понадобится нам, чтобы сочетаться браком в

Италии во время отпуска.

Но в дополнение к этому мы также захватили переведенные на итальянский свидетельства о

рождении и наши паспорта. «Итальянцы, – объяснили мы так любезно, как только могли, – не

единственные люди в мире, которые серьезно относятся к институту брака».

Секретарио взял у нас документы с выражением растерянности и досады на лице. Было очевидно,

что ему вовсе не хотелось заниматься этим за час до обеденного перерыва – трехчасового

обеденного перерыва.

Факт Номер Один: В Италии все действительно закрывается с двенадцати до трех, как это описано

в «У каждого парня есть сердце»: банки, магазины, бакалейные лавки; все, что угодно, лишь бы

позволить служащим насладиться обедом в кругу семьи.

Пробормотав, что ему надо поговорить с мэром, секретарио исчез в соседнем кабинете. Вернулся

он несколько минут спустя в компании крупного мужчины в спортивном костюме, который жевал

нечто, напоминающее сэндвич с салями и луком. Этот джентльмен, как оказалось, и был мэром

Диано-Сан-Пьетро. Он бросил на наши бумаги быстрый взгляд и, вздохнув, спросил:

- Почему вы просто не могли пожениться в Лас-Вегасе, как нормальные американцы?

Факт Номер Два: Он действительно именно так и сказал, прямо как в книжке.

Сознаюсь: я свадьбофоб. Я ничего не имею против брака. Но вся эта шумиха с толпой народа,

свадебным платьем, регистрацией, букетом и тортом пугает меня до чертиков. Читатели часто

упрашивают меня написать продолжение того или иного из моих современных романов, в

котором будет описана свадьба тех-то и тех-то героев. Но все дело в том, что я не могу этого

сделать, поскольку сама я никогда не занималась подготовкой к свадьбе и не представляю, как

кто-то может с этим справиться.

Одиннадцать лет назад – когда мы поехали в комунну Диано-Сан-Пьетро – мне было двадцать

шесть, а мой будущий муж Бенджамин был зрелым мужчиной тридцати двух лет. Мы, безусловно,

были достаточно взрослыми, чтобы понимать, чего хотим – и это не было пышное

бракосочетание. И уж точно не женитьба в Вегасе, мировой свадебной столице.

Факт Номер Три: Точно так же, как жених и невеста в моей книге «У каждого парня есть сердце»,

мы с Бенджамином решили сбежать в Италию – только не потому, что наши родители были

против нашего союза (как у Холли с Марком), а потому, что:

а) От мысли о выборе свадебного платья я в самом деле покрывалась крапивницей (платье,

которое я в итоге надела, нашел Бенджамин, это было платье для коктейлей Билла Бласса длиной

до колен, украшенное белым кружевом, с черными лентами и узором в горошек).

б) Хотя наши семьи ладили между собой, мысль собрать их всех в одной комнате пугала. Оба мы

были родом из многочисленных кланов, оба по происхождению были наполовину ирландцами, а

наполовину итальянкой и венгром, так что всегда существовала вероятность, что все может

закончиться кулачным боем.

в) Бенджамин, как и Кэл, герой «У каждого парня есть сердце» (Факт Номер Четыре) имел кое-

какие негативные мысли по поводу брака и частенько высказывался на тему того, что хорошо бы

вообще никогда не жениться. Поскольку я была целиком за идею брака – просто против свадьбы

– наши отношения зашли в тупик… где-то на день. Мы уже собирались забыть об этой затее, как

вдруг наш немецкий друг Инго заметил, что если бы он собирался жениться, то сделал бы все в

Италии, потому что это самая красивая страна в мире. Высказывание Инго чем-то привлекло

Бенджамина. И я не успела опомниться, как мы заполняли документы в итальянском консульстве

на Манхэттене.

На тот момент побег в Италию казался идеальным решением всех наших проблем… пока мы не

столкнулись с итальянским бюрократизмом.

Вопрос мэра о Лас-Вегасе заставил нас нервно захихикать… пока до нас не дошло, что он не шутит.

В коммуне Диано-Сан-Пьетро явно не часто проводили бракосочетания американцев – на самом

деле, они НИКОГДА этого не делали.

И не питали восторга по поводу идеи сделать для нас исключение.

Я постаралась не принимать это на свой счет. Скорее всего, это не имело ничего общего с тем, что

они волновались, как бы мы не помешали их обеду. Ведь так?

Стоя за ограждением, отделяющим нас от пишущей машинки секретарио, наш друг Инго

попытался на прекрасном итальянском объяснить, что причина, по которой мы с Бенджамином не

поженились в Лас-Вегасе, как все нормальные американцы, состоит в том, что мы не нормальные

американцы. Что и жених, и невеста – безнадежные романтики, что я, в действительности,

большая поклонница (хотя на тот момент я еще не была автором) любовных романов, а

Бенджамин – поэт, стихи которого были не раз опубликованы, и что мы давным-давно решили:

если когда-нибудь мы все-таки решим пожениться, то свадьбу сыграем только в самой

романтичной стране в мире – в Италии.

Я затаила дыхание, ожидая, подействуют ли аргументы Инго. Разумеется, если бы мы вернулись

из Европы, не поженившись, это не стало бы КАТАСТРОФОЙ. Мы с Бенджамином не посвящали в

свои свадебные планы никого, кроме четырех не состоящих в родстве свидетелей из Нью-Йорка.

Мы собирались вернуться в США женатой парой и поставить наши семьи, души в нас не чаявшие,

перед свершившимся фактом состоявшейся свадьбы, с которым им придется смириться… и

который освободит нас от необходимости выбирать китайский фарфор или платья для подружек

невесты. Мы всегда можем попробовать снова, думала я, как-нибудь в другой раз…

Но это уже было бы не в Италии. Будучи бедным аспирантом (Бенджамин) и офис-менеджером

(я), мы накопили не так уж много денег и потратили на эту поездку все наши сбережения.

Вернуться в Италию в ближайшее время у нас бы не получилось.

К моему облегчению, я увидела, как убедительные аргументы Инго смягчили сначала секретарио,

а потом и мэра (это было чудом, учитывая каким похмельем страдал наш друг после всего того

prosecco, которое мы выдули предыдущей ночью на арендованной вилле– Факт Номер Пять).

Наконец, сокрушенно вздохнув, мэр отложил свой сэндвич и пояснил, что поженит нас в том

случае, если:

а) мы заменим переводчика на другого, одобренного комунной, который сможет подробно

рассказать нам, с чем именно мы соглашаемся, когда говорим «si»;

б) мы сделаем «добровольное пожертвование» в «Фонд детей»;

в) мы заполним еще парочку документов, – а именно формы certificatos di cittadinanza[1], – в

Генеральном консульстве США в Милане.

Поскольку это последнее условие влекло за собой поездку продолжительностью около четырех

часов в каждую сторону – Милан находился на расстоянии пятисот километров от Диано-Сан-