А Холли... Господи, когда я постучала в дверь их спальни, чтобы посмотреть, почему они до сих

пор не встали, чтобы ехать в Рим, и она разрешила войти, то выглядела просто как… ну, живой

мертвец. Она так плохо не выглядела с того Дня независимости, когда мы изобрели коктейль из

арбуза и водки («Сигнальная ракета»).

- Не думаю, что свадьба вообще состоится, - простонала она.

И тут же убежала в ванную.

Что я могла сделать, кроме как побежать за ней? Уж волосы-то, пока ее рвало, я держала ей не

раз и не два – в особенности, после «Сигнальной ракеты».

- Холли, - сказала я так нежно, как могла, когда она, вымотавшись, осела прямо на пол в ванной. –

Вы, ребята, просто ОБЯЗАНЫ добраться сегодня до Рима. Ты же знаешь, что завтра единственный

день, когда мэр может втиснуть вашу свадьбу в свое расписание.

Как оказалось, этого говорить не стоило, потому что Холли тут же начала плакать.

- Знаю! – прорыдала она. – Но что нам делать? Мы и пяти минут в машине не продержимся. Нам

придется останавливаться каждые тридцать секунд, потому что нас выворачивает. О, Боже,

Джейни. Все кончено. Мы не поженимся. Ну, не сейчас, по крайней мере. Не в Италии. И судя по

тому, что все, кажется, против нас... возможно, никогда. Может, моя мама права. Может, ЕГО

мама права. Может, нам стоит забыть об этом. Может, нам просто не суждено.

Представляете! Я поверить не могла в то, что услышала.

- Не суждено? Холли, я знаю, что тебе нехорошо, но ты что, СВИХНУЛАСЬ? Нельзя просто забыть

об этом. Вы, ребята, ДОЛЖНЫ пожениться. И пожениться здесь, в Италии.

Она посмотрела на меня своими несчастными опухшими глазами.

- Почему?

«Потому что я уже рассказала все Даррину!» – вот что я ЧУТЬ не ответила. Но вспомнила, что не

должна была никому об этом говорить, и в последнюю секунду поменяла ответ:

- Потому что ты всегда этого хотела. Ты планировала это с начала времен. И Марк тоже этого

хочет, я знаю. Больше, чем чего-либо. Ты не можешь сдаться только потому, что у тебя легкое

пищевое отравление!

В ответ на это ее еще больше стошнило.

Каким-то образом я довела ее обратно до кровати. Потом обнаружила во дворе Петера с теми же

булочками, которые он уже привозил на завтрак, и попросила его позвать бабушку. Прибыв на

виллу, фрау Шумахер с озабоченным видом пошла осматривать нашу парочку больных. Когда она

вышла из комнаты, на лице ее застыло похоронное выражение.

- Не есть хорошо, - обратилась она ко мне. – Они не смочь ехать в Рим и опратно сефотня. Сафтра –

та. Но не сефотня.

- Но им НАДО сегодня, - завопила я. - Другого времени не будет! Мэр сказал, что можно только в

среду... а в пятницу мы уже уезжаем.

Но я понимаю, что фрау Шумахер права. Она внизу, готовит горячий бульон, которым будут

давиться Марк и Холли – неважно, что свет может вырубиться, ведь сейчас день. Прекрасный,

кстати, день. Солнце ярко сияет, бассейн лучится, а пальмы плавно колышутся от ветра...

Черт! Ну зачем они съели этих устриц?

И почему в этой стране все НАОБОРОТ??? Если кто-то хочет выйти здесь замуж, имея на руках все

правильно заполненные в США бланки, то почему она не МОЖЕТ этого сделать??? Зачем нужно

снова и снова изобретать ЕЩЕ БОЛЬШЕ бланков? Это что, какая-то проверка на то, насколько

серьезно они относятся к решению вступить в брак? Я хочу сказать, это же просто БЛАНК, каждый

может получить бланк...

Твою мать.

Каждый может получить бланк.

КПК Кэла Лэнгдона

Богом клянусь, я не понимаю, как это произошло. Последнее, что помню – я мирно спал.

Затем (буквально пять минут назад) небольшая, но решительно настроенная ракета ударила по

моей кровати, сорвала уютно подоткнутые простыни и прокричала мне в ухо, что пора

подниматься и садиться в машину.

Я смутно припоминаю, что эта ракета по виду напоминала женщину – весьма неплохой способ

проснуться. По крайней мере, я так думал, пока не понял, кем именно является эта женщина.

Потом мне в руку сунули чашку кофе и заставили одеться. Я так и сделал. А потом, когда я

спустился вниз, гадая, что происходит, и почему фрау Шумахер стоит у плиты и готовит нечто,

напоминающее суп, меня грубо дернули за руку, вытащили наружу, запихали на пассажирское

сиденье машины и на приличной скорости увезли по шоссе – водитель, судя по всему, не особо

умел управляться с механической коробкой передач.

И выглядел он весьма похожим на Джейн Харрис.

Под действием амфетаминов.

Ах, все верно. Теперь припоминаю. Мы должны были сопровождать Марка с Холли в Рим, чтобы

они могли подать какое-то заявление в посольстве США.

Вот только по какой-то причине Марка и Холли в машине с нами нет.

- М-м-м, Джейн, - спрашиваю я, успокаивающим (надеюсь) тоном, который не испугает девушку с

дикими глазами за рулем, сидящую рядом со мной. – Мы ничего не забыли? Или лучше сказать –

никого? Парочку никого?

Джейн, кажется, едва замечает мое присутствие в машине, так яростно она вглядывается в

зеркало заднего вида в поисках свободного места в проезжающем потоке транспорта, чтобы

можно было свернуть на strada principale[3].

- У Марка с Холли пищевое отравление, - повергает она меня в удивление. – Они не смогут

поехать. Нам придется сделать это без них.

- Понимаю. – Я пытаюсь говорить рассудительно, как я это умею, учитывая, что ей явно трудно

вести одновременно машину и беседу. – И как я понимаю, мы собираемся получить за них тот

бланк, которого у них пока нет?

- Ага. – Она швыряет мне что-то на колени. Опустив взгляд, я вижу пару паспортов. – Не волнуйся, я взяла их паспорта. И свидетельства о рождении тоже.

Это поражает меня до глубины души.

- Ты и правда считаешь, что посольство США выдаст нам этот бланк, лишь потому что у нас есть

паспорта и свидетельства о рождении наших друзей, - спрашиваю я, подыгрывая, - и мы попросим

их об одолжении?

- Нет, - выдает Джейн Харрис просто потрясающий ответ. – Они выдадут нам этот бланк, потому

что мы скажем им, что мы – Марк Левин и Холли Капуто.

Это, несомненно, самое смешное, что я слышал за все утро.

- А не будет ли это слегка сложновато? – спрашиваю я. – Ведь Марк темноволос и носит очки, а у

меня светлые волосы и прекрасное зрение?

Я не успеваю оглянуться, как мне на колени швыряют очки Марка.

- Я стянула их с его тумбочки, - объясняет моя похитительница. – И по фотографии невозможно

сказать, насколько темные у него волосы. Она же черно-белая. Можешь сказать, что они выгорели

на солнце, или еще что-нибудь, если кто-нибудь спросит. Но это вряд ли.

К несчастью, я начинаю просыпаться. К еще более глубокому несчастью, вся эта ситуация все

меньше начинает напоминать сон, и все больше – вполне реальный кошмар.

- Погоди. Ты серьезно? – Потому что ВЫГЛЯДИТ она совершенно серьезной. И мы мчимся по

strada principale (мимо указателей, на которых написано «Рим») на весьма приличной скорости. –

Мы будем ИЗОБРАЖАТЬ Марка и Холли?

- А почему бы и нет? – Она обгоняет огромный грузовик, который – разве могло быть по-другому?

– перевозит бесчисленное количество кур, заключенных в клетки, составленные высоко друг на

друга. Куры возмущенно кудахтают нам вслед. – Все, что от нас требуется, – показать документы и

кое-что подписать. А в чем?

- А В ТОМ, - отвечаю я (и с каких это пор люди перестали задавать вопрос «А в чем дело?»

полностью? Это такая фишка художников? И Мэри так же говорит), - что, по-моему, это называется

подделкой документов. И, возможно, лжесвидетельством. И, наверняка, еще множеством других

слов, также обозначающих преступные деяния.