Григорьев. Умнейший из всего бывшего собрания и интереснейший. Затем Александр Львович Опухтин, попечитель Варшавского Учебного Округа, Бычков — библиотекарь, Грот — академик, Савельев — военный археолог, П. А. [Петр Андреевич] Гильтебрандт — редактор «Старой и Новой России», Золотарев, Коссович, Савваитов, П. А. [Петр Александрович] Васильчиков и прочие. Все ропщут, все недовольны. Александр Львович рассказывал про Коцебу, генерал–губернатора Варшавы, как он льстит полякам, как поляки опять поднимают головы и верховодят; все — о чем–нибудь нехорошем ныне в России. А мне хотелось спросить этих пожилых, лысых большею частию или седых господ — так отчего же вы не соединитесь, не оснуете, например, честный журнал и прочее… Пустота, малосодержательная в таком серьезном многоученом обществе. Представить бы собрание таких господ в любом из западных государств — куда больше бы содержания! Чай в начале, яблоки и виноград в средине, ужин из двух блюд и пирожного в конце. — С Григорьевым говорил об удельной системе в Японии. — Много табачного дыму. Больше всех занимали меня — Григорьев и Опухтин — о Польше (он сегодня представлялся Государю, который поцеловал его в голову и сказал: «Выдержите» (в Польше)), и занимала также рассеянность милейшего и добрейшего хозяина.
13 генваря 1880 года. Воскресенье.
В 9–м часу вечера
Утром, в десятом часу, позвал Владыка и долго беседовал. Велел отдать из икон, пожертвованных им, Святого Исидора Пелусиота афонскому архимандриту Феодориту, по просьбе с Афона. «Вам–де там икон святых много не нужно», — и рассказывал, что на Кавказе горцы икон женских святых не чтут — странностию им кажется, по униженному состоянию женщин; чтут больше всего из святых Илью Пророка и просят дать дождя, Архангела Михаила и просят победы, Георгия и прочих. На замечание, что в Японии христиане о житиях святых еще мало знают, я ответил, что, напротив, христиане ничем столько не интересуются, как жизнеописанием святых. О христианских именах советовал не давать имен трудно произносимых и рассказал, как один жаловался архиерею на священника, что дал сыну его имя Иуды, — «никто–де проходу не дает — Иуду родил», — архиерей определил пред причастием переменить имя; а Московский Филарет рассказывал ему слышанное о Московском Платоне — о мальчике Спасе, во имя Спаса Нерукотворенного.
Я выразил сетование, что нет хорошо исследованных житий Святых Апостолов, но, видно, и в самом деле нельзя написать более полных по совершенному неимению материалов нигде на свете. Владыка сам несколько раз велел архимандритам, жившим в Риме, достать возможно полное и лучшее жизнеописание Апостола Петра: «Уже, кажись, где бы и быть такому, как не в Риме? Но — нет, быть может, впрочем, и по невозможности доказать двадцатипятилетнее пребывание Апостола в Риме, паписты не написали полного жития его; на каком же основании Метафраст перечислял страны, где был он; но более обстоятельных сведений неизвестно; то же и о других Апостолах». И рассказал, как он писал о Петре, что «всегда, как к Петру сказано что–нибудь особенное, на что ныне ссылаются католики — тотчас же за сим следует искушение для Петра: „Ты еси Петр” и тотчас „иди за мною, Сатана”; „молился о тебе, да не оскудеет вера твоя” и троекратное отречение Петра… Значит, Петру и говорится особенное — по предвидению его падения, чтобы научить смирению его и всех, а не для римских целей». Я рассказал о клевете на меня протестантов по приезде моем в Едо, когда я стал в Сиба изучать буддизм, — и о житии царевича Иосафа по исследованию М. М. [Макса Мюллера]… Зашла речь о Фомитах [25] в Индии, и Владыка выразил желание узнать обстоятельнее о них. Нужно найти источники сведений и доставить ему в русскую печать. Рассказал о посещении его в прошлом году английским епископом. «Надеюсь, вы найдете у нас что–нибудь хорошее, а не так, как другие из вас — называют нас идолопоклонниками за то, что мы имеем иконы, сообразно с Вторым Вселенским Собором, имея в них писанное красками Слово Божие и поклоняясь на иконе Богу, как Он явился людям»…
Вышедши от Владыки в половине одиннадцатого, отправился к обедне в Исаакиевский Собор. По дороге зашел к А. И. [Андрею Ивановичу] Предтеченскому, но совестно было попросить у него «Христианское Чтение» за 1838 год часть 1, которую я обещался достать для М. В. [Марии Владимировны] Орловой–Давыдовой; А. И. лежит в постели уже с месяц; харкает кровью, но глаза все те же — живые, умные, блестящие. Ласково, просто и задушевно принял. Около него кипа газет. Просил писать о Миссии для «Церковного Вестника»; пенял, что не пишем. В Исаакиевский Собор поспел во время проповеди; говорил Вишневский, молодой магистр, с Волкова кладбища, еще прежде принесший мне (когда меня не случилось дома) свое исследование «О происхождении Псалтири» и рекомендовавший [в] Миссию Сивохина, который вследствие этого и сделал пожертвование в Миссию облачениями и утварью. Здесь впервой познакомился с этим незнаемым доселе благожелателем Миссии (после проповеди, в алтаре). О. Иосиф, цензор, сказал, что Адмиральша Рикорд зовет, — условились с ним отправиться к ней; о. протоиерей Лебедев — настоятель Исаакиевского Собора любезно обещал найти что пожертвовать из Собора в Миссию; Корашевич посоветовал еще обратиться к о. ключарю Благовещенскому. Обращусь. Здесь же встретиться с о. Вениаминовым из старшего курса; красив, как и тогда был. — К Капитону В. [Васильевичу] Белевскому. Расспрашивал его о братьях; жаль Алексея Белевского, славного человека и отличного доктора, умершего на войне от тифа. Мир, тебе там, милый товарищ! Рассказал кое–что о Миссии. — К Ивану Ивановичу Демкину; застал у него Павла Абрамовича Аннина, ныне служащего по Министерству народного просвещения, по народным школам. — К Демису Иван Иванович идти не мог — требы. Я к Федору Николаевичу; уехал, но, вероятно, не попадет к Демису, ибо он переменил квартиру. Так и оказалось — Федор Николаевич не явился, и мы в пять часов сели обедать. Демис написал краткое извещенье, которое думает поместить в газетах, — что нужны церковные вещи и туда–то их доставлять; взял проект, чтобы посоветоваться с сотрудниками; не мешает спросить и Владыку. За столом занимал сынок Демиса, Петя: «А вот как наш класс сделается генералами, мы тогда покажем Японии», а он во втором классе. После обеда генералы затеяли беготню по комнатам и одному из них пришлось плакать, так как ссадил себе палец.
14 генваря 1880. Понедельник.
В 6 часу вечера
Утром лишь пришел о. Исайя поздравить с Владимиром третьей степени, как пришел Евфимий Васильевич Путятин, третьего дня вернувшийся с похорон графини.[26] О. Исайя ушел, а граф стал просить прийти вечером и остаться на ночь, чтобы поговорить с Евгением о женитьбе. Евфимий Васильевич хочет женить на второй Васильчиковой дочери, а Евгений не хочет, а хочет опытной в житейских делах невесты — Васильчикова же совсем ребенок. Оба упорные: отец не хочет больше говорить с сыном касательно женитьбы, будучи оскорблен его письмом. Трудно положение посредника, нужно как–нибудь успокоить графа и упросить, чтобы он не настаивал так скоро на решении судьбы Евгения, тем более что нет и сорока дней по смерти матери. Когда граф еще сидел, пришел Павел Парфенович Заркевич. Зашла речь об иерусалимских делах, граф разгорячился, говоря. Чуть ли не сделает Министерство иностранных дел по–своему, то есть закроет Духовную Миссию, — тогда конец и православию между арабами — все перетащут себе хитрые католики и протестанты. Не дай Бог! По уходе Заркевича пришла Юлия Георгиевна Эммануэль. Тип особенного класса женщин, увивающихся около духовных высшего класса. На груди — черный большой крест и золотое сердце, в котором выписочки из писем Митрополита Исидора, Евсевия Могилевского и другие, а в груди, видимо, сердце, расположенное к благочестию, в голове же мозгу весьма мало, — о чем я думал, когда она болтала мне о своем роде, родных с точнейшим разбором родственных связей, и — все это о людях, которых я никогда не видал и никогда не увижу, так как и самое–то ее вижу в первый раз, после того, как в Соборе она навязалась ко мне с своим знакомством. Именно, язык ворочается у женщин в десять крат быстрее, чем у мужчин: болтала она бойко, не уставая, с захлебываньем, а я, не слушая ее, думал, как образуются такие личности? От пустоты и ничего не деланья, должно быть. Надоедают же они архиереям, надо полагать; вот и эта пришла ко мне прямо от Владыки, с картинкой и иконкой в благословение кому–то из ее родных, которому сегодня день рождения или смерти, не упомню. И Владыка должен терять время на выслушиванье захлебывания таких особ. С интересом только рассматривал в браслете миниатюру отца Эммануэль, генерала, которому когда–то поднесли ключи Реймса. Когда она еще сидела, пришел о. Сергий, иеромонах архиерейского дома Высокопреосвященного Евсевия Могилевского, который поручил ему узнать обо мне. Непременно надо побыть в Могилеве, чтобы получить благословение маститого иерарха, благословившего меня двадцать лет назад в Иркутске и отечески напутствовавшего на дорогу и жизнь.
