Шел дождь, копать оказалось трудней, чем я ожидал.

Люди в белых штанах проявили наконец любопытство. Оно усиливалось еще тем, что их на субботник не приглашали.

Люди в белых штанах (как и положено в этих случаях — с независимым видом) крейсировали вокруг нас, зевая и потягиваясь. Я с большим интересом наблюдал за Валентином.

Люди в белых штанах прекратили «стратегические» передвижения и, стоя от нас в трех шагах, тупо следили за работой.

Мы их не замечали. Все великолепие их исчезало.

Один из них попытался взять лом из рук девушки. Ему сказали, что он рискует надорваться, и не дали.

Тогда люди в белых штанах дружно повернулись и сделали марш-бросок в палатку.

Дождик усиливался, когда люди в белых штанах сомкнутыми рядами выступили в «боевом облачении», чтобы сменить нас.

Валентин скомандовал «отбой».

— Теперь пусть сами! — сказал он довольно зло.

— Алексей Иванович, — сказал мне Валентин, — вот вы меня похвалили за субботник, за выдержку. Но вы знаете, как иногда все надоедает и все хочется к черту послать. Вы уедете, а мне здесь быть еще несколько лет. Вы говорите «выдержка». Всегда ли она бывает? Привезут на прииск парфюмерию. Ребята ее за день выпьют, и таким пьяным девятнадцатилетним «шибзикам» море по колено. Ну, хорошо если хватит выдержки уговорить. А то надоедает. Мне очень даже просто искалечить человека. Не всегда хватает выдержки.

— Ты прав, Валька, но ее должно хватить. Такая уж наша работа. Я помню, лет пять тому назад мой приятель — он лейтенантом тогда был — задержал банду таких «шибзиков». А у них револьвер, и он один. Они и стрелять как следует не умеют. Руки дрожат. Но стреляют в него. Два раза. А он… Он видит, что перед ним мальчишки по девятнадцати лет. И он тоже стреляет, но в воздух. Не может он в них. Понимаешь? Всю обойму в воздух выпустил.

А потом некоторое время спустя я встретился с матерым гадом, который подбил этих юнцов в банду. Вот тут у меня выдержки не хватило. Я его сам повел из тюрьмы в прокуратуру. Специально. Пешком. Через весь город, окраинами. В Саратове дело было. Так он опытный, все понимал. Я плетусь еле-еле, а он останавливается, ждет. Дрожит: «Гражданин начальничек, прошу вас, не отставайте!»

Оторвался бы он шагов на двадцать. Можно было бы расценивать как попытку к побегу.

Довел я его. Жалко. Наш суд зачастую слишком добрый. Подходит к каждому как к человеку. А этот уже не был человеком. А в наше время кто-нибудь мог догадаться и взять его на поруки. Все бывает.

— Так, значит, этот лейтенант…

Валентин смотрит на меня так, словно говорит: «Какого черта ты прикидываешься и ломаешь комедию, скрываясь за анонимным лейтенантом?»

И мне неудобно, но крыть нечем. Он прав.

Кресты Колымские. Устье Колымы. Река удивительно широка и спокойна. Ни всплеска, ни волн.

Здесь впервые в этом году я увидел зеленые лиственницы. И вообще зелень. А в тундре еще бурая трава.

Пронзительно зеленый цвет. Деревьев немного. Они в основном в ложбине.

Вот и для меня наступает весна. А в Москве уже давно лето.

Нас довезли на старом грузовике до большой избы. Вот вам гостиница.

Старуха приняла нас довольно любезно и мужчин поселила в угловую комнату.

В шесть утра нас разбудят. А пока мы прорвались в столовую (она чуть не закрылась по случаю субботы) и, наевшись, разбрелись по поселку.

Я прошел вниз на пристань, где днем (то есть в рабочее время) готовятся к встрече океанских пароходов. Они приходят помятые и изломанные и отдыхают на Колыме. А пока их нет.

Далеко-далеко другой берег. Низкий, серо-зеленоватый. А вдоль нашего берега пробирается моторка.

Запах свежей древесины. Запах рыбы.

Когда я проходил мимо клуба (там весь поселок — приехали артисты из Магадана), шли девушки, — шли по грязи в лаковых туфлях на толстом каблуке, в тонких чулках, — и пели:

Кстати, ни здесь, ни на Чукотке, ни в Магадане не поют «Колыму» или «Я живу близ Охотского моря». Эти песни обычно поют школьники в подворотнях Москвы и студенты Ленинграда.

Мои попутчики по самолету тоже приплелись на пристань. В поселке грязь, много не походишь.

Сначала стоят и молчат. Потом фраза:

— Эх, удочку!

И тут выяснилось, что все мы специалисты по рыбной ловле, и даже я, который, ей-богу, никогда не увлекался ею.

Просто я устал. Просто мне тоже хочется поговорить с людьми. Просто так. Не надо думать. Дело закончено. А ты и сам не очень-то верил в успех. Все закончено. И если повезет, и если будет погода, и мы всего на полдня задержимся в Магадане, то Москва очень близко и лететь двое суток.

— А может, поспать, братцы?

Дело говорит мой усатый попутчик — надо поспать.

Мы подымаемся с пристани по узкому переулку. У плетня стоит парень. Парень пьяный. Парню скучно. Парень пытается завести разговор. Я иду последним, я останавливаюсь.

Через пять минут он меня приглашает в компанию. Он ушел, потому что там началась драка. А сейчас, наверно, ребята успокоились. И есть спирт. И вообще здесь скучно. А давно парень сам в этих местах? Вроде давно. Разгружает баржи.

Я все кончил. Я заслужил отдых. А придется идти в компанию, где началась драка и откуда парень сбежал проветриться на улицу, парень, который вроде давно в этих местах и разгружает летом баржи, — и только непонятно, за каким чертом он ехал месяц тому назад на бочке, привязанной к волокуше, которую тащил трактор, везший меня на Красноармейский?

Я сидел с ней часа два. Мы выпили чай и уложили Женьку спать.

В передней щелкнул замок. На пороге появилась девушка. Так вот она какая, новая домработница! Ире повезло. Эта девушка не из тех, что все свободное время гуляют с солдатами в Александровском саду и перед расчетом тащат у хозяйки новые простыни. Весьма интеллигентный вид. Можно поверить, что она любит читать книжки. Но, наверное, она скоро уйдет от Иры. Хотя Ира утверждает, что девушка очень привязалась к ней и к Женьке. Ира говорит, что девушка чувствует здесь себя как дома и обещает, если поступит в вечерний техникум, не уходить. Может, Ира и права. Если они подружились и нет таких отношений, как между хозяйкой и домработницей, то тогда девушке и вправду нет смысла расставаться с семьей.

Девушка на меня не смотрела. И в то же время я чувствовал, что изучен с головы до пят. Вероятно, девушка хорошо знает Ириных сослуживцев и знакомых. Но меня, естественно, она еще не видела.

— Валя, познакомься, это отец Жени.

Через минуту Валя ушла на кухню, а Иру позвали к телефону. Она говорила очень долго и очень весело. Приятно, когда о тебе говорят так, как будто тебя нет.

Ира вернулась.

— Ну, а теперь расскажи, где тебя носило.

— На Чукотке.

— Боже, как интересно. Я жду подробнейшего рассказа о твоих приключениях. С массой подробностей. Конечно, у тебя все было оригинально. Ты же не можешь, как все. На этот раз ты, наверно, был чукчей и посылал шифрованные записки в брюхе оленя, и в тебя три раза стреляли, и ты сидел два дня в снегу, и один раз провалился под лед. Ну, теперь расскажи, как тебя встретили в управлении. Впрочем, ты, наверно, уже не майор. Тебе дали еще одну звездочку? Расскажи, как поздравлял тебя генерал. А что сказал полковник Курочкин? «Вам всегда везет, Алексей Иванович». Да? Ну, чего ты молчишь?

Она говорила быстро и с уверенностью человека, который не раз слышал от меня подобные рассказы. Я никогда никому ничего не рассказываю, во всяком случае то, что происходит в управлении и что обо мне говорят. Но я не возражал. Я молчал.

— Я жду, когда ты предложишь давать мне больше денег. Но вообще мы в этом не нуждаемся. Я зарабатываю достаточно. И если я у тебя беру…