Зная о моем интересе к бенгальскому фольклору и местным диалектам, они захотели познакомить меня с результатами работы своей научной группы. Хотя это всего лишь небольшая группа, они пытаются вести некое комплексное изучение западнобенгальской деревни. В основном их интересует лингвистика и фольклор. Один член группы фотографирует, другой записывает народные песни и предания на магнитофон, еще несколько делают записи местных диалектов; но при этом ведется некое целостное изучение культурного уровня и образа жизни, отмечаются трудности и недостатки.
Студенты показали мне десятки диапозитивов — по счастью, на этот раз электростанция взялась за ум и не прерывала подачу энергии, — проиграли на магнитофоне несколько народных песен, показали записи специфических диалектных выражений и, главное, рассказали немало интересного о том, что слышали от жителей деревни.
Население северных районов Западной Бенгалии, доходящих до предгорий Гималаев, не может похвастать ни высоким жизненным уровнем, ни образованностью. Отдаленные деревни живут в большой нужде и отсталости, перераспределение заминдарской земли продвигается слабо. Во многом крестьяне зависят от богатых торговцев рисом и ростовщиков. Школ здесь меньше, чем в других областях страны, дети посещают их весьма нерегулярно, а в некоторых небольших деревеньках грамотных людей до сих пор можно пересчитать по пальцам. Врачей и прививок крестьяне часто боятся, и поныне для них гораздо больше значат древние суеверия и слово брахмана.
У меня не было оснований не верить тому, что рассказывали студенты. Однако они сами признавались, что по понятным причинам выбирали для обследования в первую очередь самые отдаленные деревни, где цивилизация менее всего затронула культуру и традиционный образ жизни. И потому неудивительно, что общая картина здесь гораздо мрачнее, чем в менее отсталых районах.
Пожалуй, еще более заметные перемены к лучшему, чем в мединипурских деревнях, произошли в различных местечках, которые не назовешь ни деревнями, ни настоящими городами с современным комфортом. Взять, к примеру, хоть Рахару — в часе езды на север от Калькутты. В городке едва наберется двенадцать тысяч жителей, и все же некоторые его кварталы больше напоминают районы вилл, чем бедную деревню. Дело в том, что местное население извлекает двойную выгоду: от переживающего подъем земледелия и от близости промышленных предприятий на окраине Калькутты, куда ездит на работу большинство здешних мужчин. Кроме того, в последнее десятилетие тут возникло заведение, ставшее гордостью городка, — «Миссия Рамакришны» построила большой детский дом почти на тысячу воспитанников и еще некое подобие техникума, где воспитанники детского дома и мальчики со всей округи посвящаются в тайны электротехники, авторемонтного дела и других полезных производственных отраслей. На такие профессии даже в Индии не распространяется безработица.
«Миссия Рамакришны» возникла по инициативе знаменитого Вивекананды (кстати, уроженца Калькутты) много десятилетий назад, но только в последнее время достигла небывалого размаха. Эта по своей сути благотворительная организация лишь в незначительной степени субсидируется правительством; основной источник ее доходов составляют взносы и дары богатых индийцев. Миссия открывает больницы, различные просветительные учреждения, где в духе учения Вивекананды без различия каст и без устаревших кастовых запретов индийцев приучают к самостоятельности, физическому и интеллектуальному труду. Рахарский детский дом имеет, например, не только собственный земельный участок, коровник с довольно большим излишком молока, которое поставляется на рынок, и овощную ферму, но также столярные и слесарные мастерские, где ежегодно проходят производственное обучение десятки будущих квалифицированных ремесленников, и библиотечное училище. И как бы сверх всего — собственную среднюю школу, колледж, пользующийся отличной репутацией. Деятельность подобного типа школ оценивается по количеству выпускников, успешно сдающих приемные экзамены в университет. Рахарская школа в этом отношении принадлежит к числу самых результативных во всем крае. Ее директор, разумеется, член миссии, или, как их здесь называют, свами. Это молодой человек с наголо обритой головой, в оранжевом монашеском одеянии, но с весьма современными взглядами. Он прекрасный художник, отличный музыкант и знаток музыки — хорошо знает и Яначека и Сметану. Иногда он играет со своими учениками в футбол. Мальчишки его в полном смысле слова боготворят, и неудивительно, что директор достигает в их воспитании таких хороших результатов.
Провинциальный городок Колагхата расположен на полпути, если вы едете по шоссе из Калькутты в Мединипур, и, хотя насчитывает шестнадцать тысяч жителей, скорее напоминает большую деревню, чем город. Не знаю, кто надумал именно здесь организовать нечто вроде литературного вечера в мою честь и в честь полученной мной премии имени Р. Тагора; как мне говорили, эта идея возникла, когда передавалось мое телевизионное интервью. И потому пришлось еще в Калькутте пообещать колагхатской депутации, что я заеду к ним на обратном пути из Мединипура.
Торжество проходило в местной средней школе, просторном, но довольно ветхом здании, к тому же еще пострадавшем от прошлогоднего разлива реки. Мы приехали сюда вместе с Анимешем, когда уже стемнело, и нас тут же повели в школьный зал, где на полу сидели местные жители самого разного возраста — мужчины и женщины, — всего человек триста. Электрических вентиляторов не было, и потому, как это ни смущало меня, о «прохладе» заботились маленькие ученики школы: стоя по обе стороны сцены, где я сидел, они старательно обмахивали меня большими веерами и сменялись на этом посту весь вечер.
Прежде всего я получил непременный венок на шею и букет в руку, капельку сандаловой пасты на лоб и подарок — большого резного павлина из дерева и кости, характерное изделие местного народного искусства.
Затем прозвучали соответствующие случаю речи, были спеты тагоровские песни, прочтено несколько стихотворений, и развернулась совершенно неформальная беседа, во время которой и я свободно мог задавать какие угодно вопросы, чем и не преминул воспользоваться. Люди непринужденно говорили о своих радостях и трудностях, о заботах, связанных с длительной засухой, и об ужасном половодье, которое в прошлом году постигло эти места, о хорошем городском управлении, сделавшем для жителей больше, чем все прежние, вместе взятые. Беседа затянулась до поздней ночи.
После обильного ужина под широкими ветвями папайи во дворике одного местного профсоюзного лидера мы совершили незабываемую прогулку по ночному городку к здешнему инспекторскому бунгало, славящемуся по всей Западной Бенгалии открывающимся из него видом. Дорога большей частью шла по берегу реки Рупнараян, над гладью которой на пологом холме стоит бунгало. По индийским масштабам Рупнараян — всего лишь скромная речушка, но ширина ее — добрых двести метров, а вода в полнолуние кажется серебристо-зеленой. По реке, словно призраки, скользили рыбацкие парусники. Был прилив, который в этой совершенно плоской местности доходит даже сюда, за более чем сто километров от побережья Бенгальского залива, и загоняет далеко в глубь континента стаи морских рыб. Несмотря на поздний час, мы с друзьями еще довольно долго сидели на каменной веранде бунгало и смотрели на чистую гладь реки.
Когда не наступают или не прекращаются дожди
Индийский год характеризуется несколько иным ритмом, чем европейский. Словно в этой стране всего должно быть больше, чем у других, — даже времен года. Еще в V в. н. э. крупнейший поэт древней Индии Калидаса свой знаменитый, написанный на санскрите сборник стихов, где воспеваются красоты разных времен года, составил из шести частей — соответственно тому, как с незапамятных времен делят год в Индии.
Начинается год с лета — в начале лета празднуется и индийский Новый год. Это происходит первого числа в месяц байшакх (по-нашему — около 15 апреля). Начала индийских месяцев совпадают примерно с серединой европейских. Затем через два месяца наступает сезон дождей, а за ним ранняя осень, поздняя осень и холодное время года. Годовой цикл замыкает весна.