Горячечные излияния этой когда-то хладнокровной городской охотницы напомнили мне, что жизнь вокруг меня продолжает идти своим чередом.
— Он тебе нравится, Деб?
— О, конечно, конечно. Но он сейчас не хочет абсолютного контроля и ответственности. Вот как мы сейчас работаем, — Деб протянула руку и щелкнула по значку на моем экране. — он установил новое программное обеспечение. — она повозилась с клавиатурой. — Возможно, в результате мне придется найти новую работу, потому что нам не будет смысла дублировать друг друга.
Ого, это звоночек.
— Постой, Деб. Почему уйти должна именно ты? Ты любишь свою работу и заработала свое положение здесь. — но я уже видела, что мои слова не имеют никакого значения. — Хорошо, расскажи мне о проектах.
В ее глазах мелькнуло беспокойство.
— Пока тебя не было, Крис и Барри много спорили о дальнейших тенденциях нашего развития. О реалити-шоу и прочих вещах. Крис считает, что это улучшит наше финансовое положение. Сейчас обсуждается пара хороших идей.
— И?
— Ты должна будешь поговорить с Барри, но у меня есть ощущение, что… — она замолчала, потом добавила. — Крис считает, что нам не стоит так много заниматься культурными и образовательными программами. Они падают в цене. — она хихикнула. — Ты знаешь, что он называет началом среднего возраста?
— Скажи мне, Деб.
— Сорок лет.
Позже на редакционном совещании мы обсуждали забастовку госслужащих, и я услышала комментарии, содержащие достаточно здравого смысла, чтобы убедить меня. Не могу сказать, что Крис или Барри уделили мне много времени: они были слишком заняты разговаривая друг с другом.
— О? — сказала я, и мой голос прозвучал словно нехотя и издалека. — Я видела статью о балеринах в Харпер. Одна из них, Нора Паван кроме всего прочего является искусствоведом. Я думаю, мы можем пригласить ее в качестве ведущей для серии передач о танце.
Крис откликнулся:
— Можно даже вывести ее на передний план.
— Да, — сказал Барри, — звучит хорошо.
— Я проработаю структуру и подумаю о формате, — сказала я. — Эд Голайтли с ВВС-2 может заинтересоваться. Он редактор отдела искусства и я раньше встречалась с ним в «Вистемаксе». Я могла бы организовать встречу.
— Звучит хорошо, — повторил Барри.
* * *
По дороге домой я забежала в контору Тео. Я хотела обсудить свою финансово-правовую позицию, и он предложил зайти. Он усадил меня за стол и попросил свою помощницу сделать нам чай, который и подали в большом чайнике.
— Ближайшие несколько месяцев не будут легкими, — сказал он. — Некоторое время займет работа с завещанием, потом я должен буду организовать несколько встреч с доверенными лицами, чтобы обсудить раздел. Кстати, «Вистемакс» уже перечислил выходное пособие Натана. — я вздохнула с облегчением. — И, конечно, есть пенсия Натана. С ней еще надо будет разобраться. — он сделал паузу. — Есть еще вопросы в отношении доли наследства Роуз. — твердой рукой он налил мне вторую чашку чая. — Что бы вы ни получили, это не будет большим состоянием, но это даст вам фундамент, на котором можно построить благополучную жизнь. Добавив к этим деньгам вашу долю от акций и облигаций и ваши собственные заработки, вы будете в полном порядке, если не станете себе позволять что-то чересчур экстравагантное. Даже если вы потеряете работу, вы не останетесь нищей и сможете продержаться до лучших времен.
Я уставилась в свою чашку.
— Тео, зачем Натан предложил Роуз опекунство? О чем он думал? Он должен был знать, как… трудно… что это невозможно.
— Он дал понять, что ставит интересы мальчиков выше всего. Он сказал, что верит, вы его поймете.
— Но я не понимаю, — заплакала я. — Не могу понять. И он сделал так, чтобы об этом объявили всем! Он должен был поговорить со мной.
Тео был свидетелем многих подобных сцен в своем кабинете, когда возмущение, обида, горечь прорывали плотину вежливости и хорошего воспитания.
— Сейчас, пожалуй, трудно это проглотить, но все меняется. Почему бы вам не выпить еще чаю.
Потом он предъявил мне цифры и факты моей новой жизни.
— Если вы снова выйдете замуж или станете с кем-то жить, — сказал он, когда я встала. чтобы попрощаться, — вы должны будете продать дом и инвестировать средства для близнецов.
Он покинул меня, давая осознать эту новость в одиночестве, тем более, что размера почасовой оплаты Тео уже было достаточно, чтобы заставить вас разрыдаться. Это был бы слишком дорогой способ узнать, что за мое безбрачие заплатили.
Я зашла в автобус. По крайней мере, теперь я знала, что должна быть бдительна. Очень бдительна. В ближайшие месяцы, а может быть, и годы мне понадобится много энергии и выносливости. Я не была уверена, что обладаю ею в данный момент. Все, что у меня было, это подавляющее чувство паники. Все виделось в черно-белом цвете, возможно, эта безжалостная трезвость ума была благом для меня.
* * *
Тео посоветовал мне составить список материальных приоритетов и финансовый график.
— Будьте безжалостны, — сказал он. — Сведите воедино все факты и цифры, чтобы увидеть всю картину. Так вам будет легче принимать решение.
Факт: Жизнь никогда не станет прежней.
Факт: Я должна смириться с этим.
Факт: Вдове с двумя детьми выжить труднее.
Факт: После крушения ум подпадает под власть странных иллюзий. Иногда совершенно фантастических.
Однажды рано утром я увидела на кухне Натана, готовящего завтрак. Кофе, бекон, тосты. Все замечательно пахло. Он был в халате и насвистывал себе под нос. «Привет, — воскликнула я в порыве восторга. — Ты рано встал». Не оборачиваясь, он протянул руку назад и прижал меня к себе. Потом он исчез. Да. мой ум был шаток. Я не могла сконцентрироваться и мне было трудно читать. Сон был непредсказуем, стоило закрыть глаза, и в моем мозгу всплывали бесконечные вопросы. Понимал ли умирающий Натан, что с ним происходит? Было ли ему больно? О чем он мог подумать в последние секунды жизни, если бы понимал, что уходит? Спасибо за хорошую жизнь? Я не могла себе представить, каково умирать с сознанием, что жизнь была тяжелой, горестной и печальной. Успел ли он подумать об одной из нас? О которой?
В руководстве самопомощи «После жизни», которое я сейчас читала, говорилось, что мы не способны понять смерть. Все, что мы думали и знаем о ней — это фантазия. Я хотела понять, откуда сам автор это узнал.
Сью Фрост возникла на пороге моего дома. Сначала я не узнала фигуру в розовых брючках и соответствующих туфлях — она была старше той женщины, с которой я столкнулась в супермаркете.
— Вы удивлены? — спросила она.
— И да и нет.
Она протянула букет пионов и пару листовок.
— Я принесла это ради Натана.
Ее глаза были полны слез, и я почувствовала, что тоже могу заплакать.
— Спасибо, — удалось выдавить мне.
— Мы будем скучать по нему. — она уже плакала открыто. — Мы действительно его любили.
Слезы катились по моим щекам, но я набросилась на нее:
— Но не настолько, чтобы признать меня? А это сделало бы его счастливым.
Эта мысль явно застала ее врасплох.
— Да? Ну, — она вытерла щеки рукавом, — мы все делаем вещи, о которых сожалеем. Вот листовки. Я консультант, занимаюсь подобными ситуациями. На самом деле, я бегу на работу. Но, если вам тяжело, если чувствуете, что нужна помощь… Если нужно…
— Поставить точку? — предположила я.
— Чтобы вас выслушали, просто позвоните на этот номер.
Сцены из нашей жизни… я вызывала их в памяти, чтобы противостоять пытке бессонницей.
«Это для невесты, — в первый день после нашего медового месяца Натан вернулся домой с букетом такой невероятной красоты, что я закричала от восторга. — Это взамен свадебного букета».
«К брокколи нужно масло, — Натан смотрел, как я жарю ему брокколи с кедровыми орешками и изюмом. — Почему мы должны есть эти полусырые овощи?». «Потому, — ответила я, — что вареные брокколи с маслом старомодны. Времена меняются и брокколи тоже». Натан уронил голову на руки и застонал: «Ничего святого».