Итак мы решили наступать на Перятино одни. Часов в восемь-утра наши силы двинулись вперед по горным тропам. Но бою не суждено было разыграться: колчаковцы поспешили сняться и без сопротивления оставили сначала Перятино, потом и Унаши. В Перятине белые подожгли 8 домов, с крыш которых партизаны накануне в бою оказывали наиболее сильное сопротивление; бандиты в бессильной злобе против партизан начали расправляться с мирными крестьянами. Пожар затушить не удалось, и дома сгорели дотла. В деревне и по пути отступления белых партизаны находили разбросанные пачки патронов: это тайно от офицеров оставляли подарок солдаты, сочувствующие партизанам. Мы продолжали преследовать белых. Наконец они покидают Владимировку и спешат к бухте Находка, где их ожидает «эскадра». Там «доблестные войска», отведавшие партизанских пуль, спешно грузятся на суда и под нашим обстрелом отплывают в море и потом во Владивосток.

Похороны т. Либкнехта в селе Казанке в мае 1919 года.

Во Владимировке нас встретила печальная весть: нечаянным выстрелом из японского карабина застрелился командир сучанского отряда т. Либкнехт. Взамен его был назначен т. Петров-Тетерин.

Весь Сучан, все южное Приморье теперь было очищено от белогвардейщины. Власть Ревштаба здесь распространилась повсеместно на все села. Продолжало оставаться в руках колчаковцев только одно село Шкотово.

Чтобы развязать себе руки для непосредственной борьбы с интервентами, решено было все партизанские отряды перебросить в Цемухинскую долину, оставив в Сучане лишь небольшую часть сил для поддержания порядка. В этих целях сучанский отряд должен был отправиться в с. Новороссию, а ольгинский отряд — остаться в с. Новицком. Началась перегруппировка сил. Во всех селах, по которым проходил сучанский отряд, ему устраивались крестьянами восторженные встречи. В деревне Новой Москве крестьяне вынесли на улицу стол с «хлебом-солью»; вышло все село с красными флагами приветствовать героев находкинского и перятинского боев. Крестьянин Андрейченко произнес горячую речь и призывал сучанцев разделаться с белобандитами в Цемухинском районе так же, как это они сделали в Сучанском районе.

Между прочим в эту пору явился к нам Шевченко со своей легендой о многотысячных отрядах, которыми он командовал где-то в Приханкайском районе. С этих пор и начинается «батьковщина» в некоторых отрядах Цемухинского района, тративших свою энергию больше на борьбу за карьеру честолюбивого Шевченка, нежели на борьбу с белыми. Отрадно, что сучанцы сразу же «раскусили» немудреную натуру этого «героя» и поставили его на подобающее место. Он замкнулся в своем Цемухинском отряде и уже не делал попытки опереться в своих домогательствах на отряды Сучанской долины.

Ревштаб в борьбе с партизанской «батьковщиной». — Укрепление дисциплины партотрядов. — Сергей Лазо — командующий партизанскими отрядами.

В обзоре деятельности судебно-следственного отдела Ревштаба отчасти уже было сказано о наблюдавшихся в партизанских отрядах болячках, с которыми Ревштаб вел довольно решительную борьбу. Неизбежность этих болячек, в виде мелких преступлений и проступков, исходила из самой природы и сущности партизанских отрядов. Что собою представляли эти отряды? В отношении свойств и нравов это был сколок с широких крестьянских и рабочих слоев, из представителей коих состояли партотряды. Они и жили и боролись здесь же в деревнях, домах, на своих улицах. Среди них мы могли наблюдать много проявлений человеческих слабостей и пороков: питье водки, драки, кражи и т. д. Но это было зло сравнительно небольшой руки. На-ряду с этим однако имело место в партизанских частях и другое, более серьезное явление, более опасное для всей судьбы вооруженной борьбы: имя этому явлению — атамановщина, «батьковщина», как порождение анархо-индивидуалистических стремлений. На нем мы считаем необходимым остановиться. К этому обязывает и то обстоятельство, что появившиеся до сих пор в нашей печати различного рода повествования о партизанской борьбе, в виде журнальных статей, дневников и мемуаров, совершенно не отражают внутренней сущности партизанских отрядов и действительного положения их в этот период. Авторы изображают партизанство скорее как народное торжество, как широкую масленицу, когда все катится как по маслу, и на этом празднике есть «именинники» с железной, стальной и т. п. волей; эти герои и вожди стоят высоко над серыми массами крестьян и рабочих, которые, будучи загнаны нагайкой и шомполом в сопки, бродят по тайге бессильными массами, без организации, «без отчизны, без семьи» и вдруг попадают на сказочного «героя» и начинают творить по его мановению чудеса побед.

Таких героев, «рассудку вопреки, наперекор стихиям» сокрушающих с легкостью полчища вооруженного до зубов врага, изобразил т. Степан Серышев в своей статье, помещенной в сборнике Истпарта «Революция на Дальнем Востоке». Другой автор — т. Яременко, описывая в журнале «Пролетарская революция» (№ 7 за 1922 год) события в Приморьи, дает совершенно нелепый «эскиз» партизана. Фантазия т. Яременко, на манер суздальских богомазов, разрисовывает партизана в таких красках: «Одетый как-нибудь, во что-нибудь, с берданицей или старой трехлинейкой, хорошо если при 25 патронах, с у х о й  о т  г о л о д а н и я,  ж е л т ы й  о т  м а л о к р о в и я, терпящий все (?), идущий на смерть (почему не на победу?) с берданкой против пулеметов». Забыв далее про намалеванный эскиз «сухого» и «желтого» партизана, который в изображении нашего художника больше похож на изможденного постом и воздержанием монаха, чем на пролетарского бойца, автор в другом месте рисует партизана живым, жизнерадостным, «смело и гордо идущим по девственным горным лесам, быстро взбираясь на высокие сопки и распевая любимые песни свободы».

Эти две противоречивые цитаты из «трудов» т. Яременко говорят сами за себя, свидетельствуя о степени серьезности его подхода к делу.

А т. Серышеву мы задаем вопрос: где же у вас героизм масс, класса? Партизаны бродят у вас по тайге как бессильная толпа, напоминающая собой библейские стада баранов, покинутых пастырем. У вас, т. Серышев, одни голые герои, а около них, этих сверхчеловеков или средневековых витязей (как их рисуют историки типа Рождественского), очевидно сохранившихся до наших дней, толкутся смерды, безвольные толпы черни… Так писать нельзя. Впрочем так и мыслить едва ли можно.

Мы ничуть не думаем затушевывать светлые образы действительных героев революции: порукой тому — посвящение нашей скромной работы подлинному революционеру, организатору и вождю рабоче-крестьянских вооруженных сил — т. Лазо; но всех бывших командиров партизанских отрядов и других работников возводить в степень «легендарных героев», «вождей, людей великого ума и знания военного дела»[10], — это значит заведомо извращать историю, это значит создать ложное представление о великой эпохе, о грандиозном социальном сдвиге, о таком процессе, в котором главной действующей силой и источником героических побед над классовым врагом был коллектив, сами массы, выделяющие из себя своих руководителей. Недаром к «трудам» одного из этих авторов — С. Серышева имеется масса подстрочных примечаний, поправок т. О. Сомова, с указанием то на неправильное, то на субъективное освещение тех или иных событий на Дальнем Востоке. Тов. Яременко в своем «дневнике» тоже преподнес такие вымыслы о приморских событиях, о партизанстве, что прямо-таки диву даешься, насколько надо быть бесцеремонным, чтобы, так исказивши действительный ход движения, преподнести его читателям, тем более через партийный орган, да еще в виде дневника. Так, автор пишет об Ольгинском съезде трудящихся в 1919 г., что он закрылся в дни 3—6 июня (дата дневника), прилагаемая же резолюция съезда по текущему моменту помечена датой 29 июня, а декларация 3 июля. Невольно задаешь вопрос: где писался «дневник» — в Приморьи или в Москве? Организацию Ольгинского ревштаба Яременко относит к осени 1918 г., тогда как Ревштаб организован в марте 1919 г.; имеется масса и других извращений, в которых нет надобности рыться здесь. Не желая следовать по стопам указанных авторов, мы преследуем одну цель — дать подлинную картину событий, со всеми их положительными и отрицательными сторонами, с описанием не только добродетелей, но и пороков отдельных товарищей, занимавших ответственные посты в деле руководства движением. Мы руководимся лишь тем желанием, чтобы наша партия, изучающая опыт гражданской войны, ее методы и организацию, могла иметь под руками правдивый материал, а не различные досужие измышления. Разве всегда и во всем шло гладко партизанское движение? Нет, этого не было. Среди руководящего состава были такие товарищи, которые не вполне понимали задачи и пути классовой борьбы, не считались с волею коллектива, иногда болезненно проявляли излишний субъективизм и не чувствовали себя достаточно ответственными за собственные поступки, порой создавая такую обстановку, когда, при известных упущениях, революционное партизанское движение могло бы превратиться в подлинную атамановщину, махновщину. Надо сказать: «да, было и так». И образец таких потенциальных зародышей батьковщины, о которой никто из приведенных авторов ни словом не обмолвился, мы и намерены передать нашим читателям.