Вскоре противник оправился и снова густыми цепями повел наступление. Пулеметы захлебывались, старательно строча по всему фронту. Ружейный огонь партизан стал настолько сильным и разительным, что колчаковцы уже не делали перебежки цепями, а по одному ползли на четвереньках. Драка началась самая упорная и, видимо, решающая. Американцы, до сих пор сидевшие на крыше школьного здания, начали нервничать и, увлеченные партизанской страстностью, сами втянулись в события. Лейтенант, глава делегации, внимательно следил за маневрами колчаковцев и, желая нам «помочь», через своего солдата передавал нам каждые 10—15 минут записки с извещением о всякой перемене картины боя. Мы старались подать вид, что сведения лейтенанта нам оказывают пользу, хотя на самом деле они ничего нового нам не давали и только отрывали напрасно внимание на деликатную болтовню с посланцами янки. Под давлением нашего перекрестного огня колчаковцы наконец приостановили продвижение вперед, залегли и начали окапываться. Бой продолжался теперь невыгодно для нас: попадание стало минимальным, — не видно было колчаковских стрелков, спрятавшихся в окопы.

Под вечер снова возобновилось наступление. Противнику удалось совсем близко подползти к деревне. Вот уже он захватил несколько домов, расположенных на краю деревни. Партизаны стали занимать крыши и оттуда продолжать стрельбу. Началась упорная борьба за овладение каждым домом, крестьянским двором. Партизаны с яростью защищали каждый шаг своей позиции. Американцы всё чаще присылали нам свои назойливые информации. Битва наполовину перенеслась на улицу и дворы деревни. С наступлением темноты полил проливной дождь, и мы решили больше не расстреливать патронов, так как деревню стала покрывать та ночная темь, какая бывает весной в дождливую погоду. Цепи наши стали стягиваться к восточной части деревни, к кладбищу. Мы отступили по тропе в деревню Новицкую, на пять верст от Перятина. Но тут случилось несчастье: мы изменили правилам дипломатической вежливости и традициям гостеприимства — ушли из Перятина, не предупредив об этом американскую делегацию, которая поэтому попала в плен к колчаковцам. В связи с этим начались интересные события, о которых будет сказано ниже.

Перятинский бой таким образом продолжался целых 10 часов без перерыва. Мы вышли из него с пятью ранеными партизанами, двое из которых с опасными ранениями были взяты нашими «друзьями»-американцами в свой госпиталь. Один там умер (пуля попала ему в живот и пронзила кишки), а другой вылечился. Потери колчаковцев трудно было установить — как по перятинскому, так и по находкинскому боям. Крестьяне, которые увозили трупы из-под Перятина, насчитали убитыми около ста сорока человек, а солдаты-колчаковцы, после перебежавшие к нам, утверждали, что всего было в это время, убито до 160 человек, при очень большом числе раненых. По тем же источникам, в находкинском бою было убито около 85 человек. Словом, две сотни трупов белогвардейцы наверняка оставили в этих двух операциях. Партизаны отступили от Перятина, как отступили и от Находки. Внешне белогвардейцы остались победителями, но только внешне. Не было сомнения не только для нас, но и для противника, что за нами оставалась громадная моральная победа. В самом деле: держать на рейде 10 хорошо вооруженных морских судов, препятствуя в продолжение столького времени высадке десанта, оказывать в течение десяти часов отчаянное сопротивление продвижению двух слишком тысяч профессиональных вояк, снабженных восемью пулеметами и батареей с неограниченным запасом патронов и снарядов, противостоять «цвету» белой армии — частям гардемаринов, будущих морских офицеров, проделать все это — громадное достижение для сравнительно небольшого отряда партизан, которые «сами набивают патроны» и обучаются военному делу в процессе жестоких битв. Неудивительно, что после описанных боев настроение крестьянства и рабочих приняло прямо восторженный характер. Ревштаб прислал партизанам горячее поздравление с победой, и сами партизаны на деле убедились в своей мощи, которую до сих пор каждый из них как-то не замечал. Во Владивостоке белогвардейская пресса и «патриотическая общественность» не без основания забили тревогу о возрастающей опасности со стороны «партизанского бандитизма». Партизаны сделались предметом всеобщего внимания: одни радовались росту их силы, другие со скрежетом зубовным проклинали их. Мы приветствовали это, надеясь, что в таком случае против нас будут высланы еще большие силы, а это не может не повлиять на успехи нашей Красной армии.

В деревню Новицкую мы вошли усталые и голодные в дождливую весеннюю ночь. В центре деревни встретил нас кавалерийский разъезд американских солдат, которые на ломаном русском языке заявили, что американский лейтенант просит «комендант Ильюхов и Петров» остановиться в квартире, где «сидят американский офицер». Предложение, как и самое пребывание американцев в Новицкой, нам показалось подозрительным, заинтриговало нас. Быстро разместив партизан по квартирам и выставив охранение, приглашенные «коменданты» отправились в избу, где «сидят американский офицер». Здесь партизанам было оказано большое гостеприимство. Прежде всего их накормили доотвала всякими, с точки зрения партизанской кулинарии, изысканными яствами. Американцы, выражая восхищение поведением партизан в бою, высказали огорчение, что до сих пор они ничего не знают о судьбе своей делегации, и попросили нас рассказать о ней, что мы знали. Оказалось, что в период боя янки пережили немало. Как только стали доноситься до Сучанских рудников звуки стрельбы, полковник Пендельтон (начгар) решил, что его делегация может попасть в опасное положение, и выслал стоящий теперь в Новицкой отряд для спасения своих посланцев. Этот отряд, прибыв в Новицкую, немедленно выслал в Перятино парламентеров с белыми флагами, которые прибыли туда в тот момент, когда партизаны оставили деревню. Колчаковцы обстреляли парламентеров и ранили в руку одного офицера. Обозленные и встревоженные за судьбу названной делегации парламентеры поспешили вернуться обратно. Тут же нам показали письмо от офицеров, захваченных в плен, в котором те сообщали, что колчаковцы объявили их «шпионами» и к утру намерены расстрелять, если они не реабилитируют себя. Растерявшийся после такого оборота дела, полковник Пендельтон через своих посланцев просил нашего совета, как ему теперь следует поступить, чтобы освободить пленников. Ситуация сложилась для нас выгодная хоть куда. Без долгих разговоров мы сообщили полковнику Пендельтону, что, по нашему мнению, единственным путем для освобождения пленных офицеров является наше совместное с американцами немедленное наступление на белогвардейцев. Письмо с изложением этого взгляда мы послали Пендельтону с молодым американским офицером. И каковы бы, вы думали, были результаты? Полковник Пендельтон часа через два прислал ответ, в котором благодарил за «разумный совет» и сообщал, что он выслал в Новицкую свой отряд, который должен соединиться с нами и поступить в распоряжение «комендант Ильюхова» для совместного с партизанами наступления на Перятино. На рассвете к нам прибыл адъютант этого отряда для связи. Мы терпеливо ждем «подкрепления». Однако проходит час, два, а отряда нет. И мы и американцы, сидящие с нами в избе, начинаем нервничать и теряться в догадках. Вдруг влетают в деревню на взмыленных лошадях пять конных американских солдат и с видимой досадой сообщают, что их отряд с артиллерией завяз в болоте и просит партизан помочь ему оттуда выбраться. В такой версии мы усомнились и решили уклониться от помощи. Всем партизанским отрядам тут же был отдан приказ выступить из деревни и занять боевые позиции с целью одним начать наступление на Перятино. Американцы долго убеждали нас отказаться от этих планов и подождать прибытия их отряда. Мы с ними не соглашались. В это время является из Перятина освободившаяся из колчаковского плена американская делегация, и дело принимает иной оборот: полковник Пендельтон отзывает свой отряд назад на Сучанские рудники. После мы проверили достоверность версии о злоключениях американского отряда, и факты все подтвердились. Оказалось, что янки отправились в поход с целой кавалькадой обозов, походными кухнями, лазаретом и прочим, и вся эта тяжеловесная махина ночью сбилась с дороги и попала в болото, где и завязла. Мы пожалели о том, что были излишне осторожны: нужно было помочь отряду выбраться из болота и довести его до столкновения с колчаковцами. Это имело бы не последнее значение для разрыва «дружественных отношений» белогвардейского правительства с американскими интервентами.