Он помог мне сесть, подложив подушку под спину.

— Ты нас здорово напугал, Гвидо, знаешь ли. Если бы ты меня послушался…

— Не могу же я постоянно ходить с эскортом!

— А почему бы и нет, раз это нужно?

Вопрос промелькнул в моем мозгу.

— Вы виделись с кюре из Санта-Мария Маджоре?

— А! Его святейшество тебе и об этом рассказал… Да, я виделся с ним.

— Что известно о том нищем, о Флоримондо?

— Он был слеп и уже многие годы побирался в том квартале. Насколько я понял, он был неглуп и выражался грамотно. Однако никогда не говорил, откуда прибыл, чем занимался раньше, была ли у него семья. При таких обстоятельствах…

— Невозможно вычислить его связь с другими.

— Вычислим, Гвидо, вычислим!

Барбери встал.

— Ну что ж! Нехорошо, когда Дом полиции остается без капитана в такой вечер! Постараюсь заглянуть к тебе побыстрее. Выздоравливай и слушайся матушку!

На следующее утро я чувствовал себя намного лучше.

Я с аппетитом позавтракал, без труда встал, сделал небольшую гимнастику перед открытым окном. Жар исчез, а вместе с ним и боли в спине.

Я оделся и предупредил матушку о своем намерении выйти. Как и следовало ожидать, она рассердилась, выразив сомнения по поводу моего здоровья, ссылаясь на указания врача, а потом просто умоляла меня остаться дома.

Но я был непоколебим: оставался всего один день до ежегодной процессии, на которой выносили Святой Лик. Один короткий денечек до всеобщего потрясения!

К одиннадцати часам пришел Балтазар, но я даже не дал ему времени снять плащ.

— Куда мы идем? — спросил он, удивленно глядя, как я зашнуровываю башмаки.

— В собор Святого Петра, — ответил я.

Строительство базилики происходило довольно необычно. На первый взгляд не было никаких его признаков на Соборной площади. Все закрывал фасад античной церкви Святого Константина.

Чтобы создать себе представление о продвижении и объеме работ, надо было обогнуть Ватикан слева, там, где когда-то находился цирк Нерона и до сих пор возвышался величественный обелиск. И только тогда взору представала древняя базилика, постепенно уступавшая место новому храму.

Издали ее можно было принять за каменное судно, разбившееся на могучих рифах. Действительно, от первоначального святилища оставались лишь края: к западу — абсида и хоры, под которыми находилась гробница апостола Петра; к востоку — часть нефа, удерживающего фасад, смотрящий на Тибр.

Между этими двумя разрозненными частями росло новое древо веры, распуская свои изумительные ветви. Из земли выходили четыре огромные опоры, каждая по сто шагов в окружности и не менее тридцати футов в высоту: на них в один прекрасный день будет установлен достойный изумления купол христианского собора. А пока что вокруг этих гигантских стволов лежали большие мраморные блоки, а опоры и промежутки между ними были заняты строительными лесами.

Под грандиозное сооружение вырыли глубокий котлован; внушительные траншеи квадратами расчертили поверхность, а через них были переброшены деревянные мостки. Обычно на таких площадках суетилось больше тысячи рабочих, поднимавших и укладывавших строительные материалы, обрабатывавших скульптуры, подгонявших блоки. Однако в разгар зимы было там всего человек шесть; они больше отсиживались по временным лачугам, охраняя по мере возможности то, что уже было сделано. Подобные сезонные приостановки работ позволяли папе поднакопить деньжат: строительство было прорвой, куда уходили ежегодные поступления от налогов, специальных сборов, благотворительные суммы и большая часть прибыли от продажи индульгенций. А ведь строительство базилики только началось!

Мужчина, поспешивший к нам навстречу, был сторож, не подпускавший паломников к церкви Святого Константина. Он сильно хромал, от него попахивало вином. После недолгих переговоров, точку в которых поставила перешедшая к нему монетка, он согласился проводить нас к ограде, которую когда-то поставил Браманте. В свое время папа Юлий II, несмотря на холод и сквозняки, служил за ней торжественные мессы. Сплошная ограда с дорическими колоннами перестала быть местом отправления религиозных обрядов с 1511 года, и сейчас за ней хранились некоторые предметы культа. В частности, за закрытой на висячий замок дверью находилась небезызвестная дарохранительница с покрывалом святой Вероники, окруженная к тому же позолоченной железной решеткой и мраморными столбиками. В любом случае похитителю нужны были ключи, чтобы овладеть драгоценной реликвией.

А в остальном обмануть бдительность сторожей было несложно. Их можно было либо подкупить, либо отвлечь…

Теперь-то я узнал, что мне требовалось…

Вернувшись на Соборную площадь, мы ненадолго остановились, чтобы поглядеть на толпу: карнавал начался.

Уже разгуливали, раскланиваясь, первые маски, изображающие различных животных или комедийные персонажи; зеваки встречали их аплодисментами. Перед лестницами, над которыми находилась папская ложа, комедианты из Сиенны воздвигли свои подмостки. На них разыгрывались фарсы из сельской жизни, вызывая взрывы смеха зрителей. На противоположной стороне, на Борго Нуово, веселились флейтисты, скрипачи, жонглеры; выделывали разные штучки дрессированные медведи.

И тем не менее за кажущейся атмосферой буйного веселья явственно чувствовалось напряжение. Больше, чем обычно, было швейцарских гвардейцев; вооруженные солдаты смешивались с толпой, не спуская глаз с группок молодых людей, прохаживающихся перед папертью. Еще свежи были в памяти недавние драки, так что малейшая искра могла вызвать новый взрыв. В оживленных разговорах мелькали фамилии заключенных в тюрьму главарей, намекалось на заговор внутри Ватикана. Похоже, папа Лев X был прав!

Вдруг кто-то потянул меня за рукав. Помня о недавнем нападении, я невольно отшатнулся. Но, обернувшись, увидел мужчину в сером плаще с опущенным на голову капюшоном. Прижав палец к губам, он призывал меня к молчанию. Сразу вспомнились слова матушки о человеке, бродившем под нашими окнами. Я было раскрыл рот, чтобы позвать Балтазара, смеявшегося вместе со зрителями над комическим представлением на театральных подмостках, но тут незнакомец приподнял свой капюшон. Я едва не упал от неожиданности. Передо мной стоял старик с бритым подбородком, довольно тонкими и приятными чертами лица, с пылкими синими глазами; овал его лица обрамляла великолепная белая шевелюра. Вылитый… Леонардо!

Леонардо был здесь, на Соборной площади! Он сбрил свою бороду — непостижимая жертва! — и осмелился ослушаться папу! А теперь он показывал мне пальцем на что-то в стороне Борго. Я же окаменел.

— Вон там, Гвидо, — прошептал мэтр. — Смотри скорее!

Я ожил. Но от удивления чуть было снова не оцепенел.

Вдоль Борго Нуово быстрыми шагами удалялся от Ватикана какой-то человек. На его голове красовалась изумительная маска удода. Та самая маска!

Я собрался было побежать следом, однако ноги еще плохо слушались меня.

— Балтазар! — крикнул я. — Быстрей ко мне!

Он быстро понял задачу и исчез.

На другом конце, на Борго, события развивались не менее стремительно. Поняв, что его обнаружили, человек в маске удода побежал. Он свернул в проулок и скрылся из виду. От Балтазара его отделяло не меньше трехсот шагов.

В это самое время у входа в Ватикан началось что-то вроде свалки. Порывистые движения, толкотня, крики:

— К оружию! К оружию! Покушение в Сикстинской капелле!

Веселье на площади поутихло. Люди недоуменно переглядывались, не зная, что подумать. Неожиданно на толпу посыпался град камней; один из солдат упал. Остальные в едином порыве выхватили свои мечи и бросились на группу, метавшую из пращей камни, крича:

— Смерть папе! Смерть Медичи!

Поднялась паника. Все завопили и побежали кто куда. Дети плакали, родители тащили их за руки, пытаясь спастись, некоторые потеряли свои маски. Комедианты старались защитить подмостки, но они в мгновение ока оказались разрушенными. В разных концах площади вспыхивали короткие стычки. Воздух наполнился звоном лезвий кинжалов и мечей, стонами. Мгновенно площадь Святого Петра превратилась в поле битвы, с которого в ужасе пытались бежать участники карнавала. Паника была неописуемая.