Мы сели на одну из скамеек у камина.

— Нам во что бы то ни стало нужна новая информация об убийце, которая навела бы на его след. Начать хотя бы с этого Джакопо Верде… Кем он был на самом деле, с кем встречался, выбрали его случайно или была на то причина?

— Он занимался проституцией, разве не так?

— Таких в Риме сотни. Почему именно он?

— И вы уже знаете, от кого получить ответы на эти вопросы?

— От тебя.

— От меня?!

— Ну разумеется! Ты молод, примерно его возраста, внушаешь доверие. Тебе скажут больше, чем капитану полиции. Если ты ловко повыспрашиваешь домовладелицу, соседей, парней из этого квартала… ну и прочее…

— Вы… вы хотите, чтобы я отправился на улицу Сола?

— Честно говоря, было бы лучше, если бы ты там поселился… Потому что я не могу понять одного: в комнате Верде было найдено лишь немного старой одежды. Ни личных вещей, ни денег. А ведь он жил там несколько месяцев и исправно платил за жилье. Значит, у него водились деньги, хоть немного… Что с ними стало?

— Убийца сперва обокрал его.

— Сомневаюсь, чтобы этот молодой человек, зарабатывавший своим телом, имел неосторожность повсюду ходить с кошельком. Либо убийца сперва ограбил его комнату. Тогда следует выяснить, не видел ли кто-нибудь из соседей входящего к Джакопо Верде мужчину?

Перспектива остаться с этим делом один на один заставила меня поежиться.

— Хочу тебе поручить еще кое-что… Ты помнишь слова командора, сказанные вчера утром?

— Какие именно?

— По поводу кого-то или чего-то исчезнувшего. «Необъяснимое исчезновение» — так он выразился. Похоже, он увидел в этом исчезновении некую связь с одним из убийств.

— Командор Сан-Спирито никогда не отличался прозорливостью… — предположил я.

— Согласен. Но меня удивила не его мысль, а отношение к ней Бибьены. Показалось, наш кардинал был крайне раздражен — так жестко он одернул командора. А между тем накануне мы все вместе обсуждали всевозможные последствия этого дела: не было и намека на какое-либо исчезновение. И если оно действительно имело место, если даже командор усмотрел связь его с убийствами и раз уж Бибьена не хочет, чтобы о нем упоминали, значит, он от нас что-то скрывает. Что за секреты? Почему он обратился к нам за помощью? Вот в чем загадка, Гвидо.

Часом позже я вошел в библиотеку Ватикана.

В ней находилось трое или четверо читателей, но, к моей досаде, Томмазо Ингирами там не оказалось. Как мне сказали, префект заболел. Пришлось обратиться к его помощнику Гаэтано Форлари. Тот приветливо встретил меня, внимательно выслушал мою просьбу.

Истинной цели моего прихода я ему не открыл: с одной стороны, скандал, устроенный Аргомбольдо в мое первое посещение, призывал к осторожности. С другой стороны, если уж мне следовало изъясняться поточнее для пользы расследования, мне в то же время нужно было выражаться потуманнее, дабы не вызвать подозрений. Никто не должен был знать об убийстве на Форуме или о двух головах в колонне. Таким образом, мне пришлось сказать Гаэтано, что Леонардо поручил мне разыскать материалы об обычаях и нравах Древнего Рима, о совершенных ранее преступлениях и правосудии. Не известны ли ему какие-либо работы, относящиеся к истории города, о чем-либо из ряда вон выходящем? В частности, уточнил я, меня интересуют все трагические события, имевшие место среди античных памятников, а также их официальное объяснение.

Гаэтано поглядел на меня круглыми глазами, затем подвел меня к одной из полок латинского зала, на которой находилось много томов судебных анналов.

Я просматривал книги до наступления вечера и не нашел ничего похожего на убийства, связанные с античными колоннами. Я снова поинтересовался у Гаэтано, нет ли других работ на эту тему, но библиотекарь только развел руками. По его словам, просветить меня мог один Аргомбольдо, знания которого в этой области были неоспоримы.

Встречу с этим мрачным господином я отложил на более позднее время, а сам решил, пока еще светло, отправиться в пансион Джакопо Верде.

Пьяцца ди Шарра пользовалась весьма дурной репутацией: там кишел разный сброд, подобно тому, как в гниющем трупе кишат черви. Улица Сола, ведущая к ней, была самой отвратительной, вокруг теснились домишки без возраста, которые клонились во все стороны, иногда соприкасаясь друг с другом, и казалось чудом, что они до сих пор не обрушились на прохожих. В свете угасающего дня та лачуга, которая на несколько месяцев приютила Джакопо Верде, казалась самой неустойчивой, готовой в любой момент развалиться. Деревянные части прогнили, по стенам сочилась вода, а дверь скрипела на петлях так, словно все сооружение издавало стоны ревматика.

На этом фоне домовладелица сливалась со своим владением: костлявая старуха с клюкой; из грязного головного платка выглядывало покрытое пятнами лицо.

— Что вы хотите?

— Хотел бы поговорить с вами, синьора.

Она раздраженно передернула плечами:

— У меня нет никакого желания разговаривать. Вам нужна комната? Хорошо. Нет? Проваливайте.

Охлажденный приемом, я мгновенно подумал о выгоде, которую мог бы извлечь из ее предложения.

— Комната? У вас есть комната?

Ее глазки-горошинки недоверчиво сузились:

— Разве комната вам не нужна?

— Да, конечно! Комната!.. Дело в том, что я уже устал искать ее, уже пришел в отчаяние…

— Обычное дело: праздники. Уже неделю у меня пустует одна. Никто не хочет вселяться. Вы слышали, что произошло на днях? Парень на колонне…

— В Рим я прибыл сегодня утром, прямо из Флоренции. А что произошло?

Она, похоже, напряженно размышляла, потому что глаза ее сузились еще больше, почти затянувшись пятнистой кожей.

— Из Флоренции, говорите? Путешествуете налегке, без сундучка, без котомки?

— Я… я оставил их на постоялом дворе, пока не подыщу себе жилье и…

Старая карга скрипуче засмеялась, обнажив почерневшие пеньки от двух зубов.

— Ха-ха! Постоялый двор! Да там полно воров! Впрочем, их везде хватает!

— Верно. Поэтому мне и нужна отдельная комната. Вы сдадите?

Она долго рассматривала меня с ног до головы. Затем быстро спросила:

— У вас есть чем платить?

— Я… я небогат… Но все же…

— Есть чем платить или нет? Куатрино в неделю плюс задаток на тот случай, если сломаете кровать. У вас деньги есть?

Я порылся в кошельке, пересчитал наличность. Руки мои дрожали. Я протянул ей две монетки, которые она поспешно засунула куда-то под юбку, бесстыдно задрав ее. Громкий голос на улице заставил меня повернуть голову. В это время старуха скользнула за дверь и захлопнула ее перед моим носом.

— Притаскивайте ваши пожитки до наступления ночи, — проквакала она из-за двери. — Будет вам комната!

Комната…

Комната Джакопо Верде!

Поселившись в тот же вечер в комнате Джакопо, я постарался влезть в его шкуру и понять, что он чувствовал: я сложил свои вещи в его сундучок, сел на его кровать и уставился в окно.

Что представляла собой несчастная жертва из колонны? Какие радости и печали испытывал он за месяцы, проведенные в грязном домишке на улице Сола? Был ли он счастлив настолько, чтобы ценить дарованную ему жизнь? И какой злой дух позволил отнять ее таким ужасным способом?

Все эти вопросы теснились в моей голове, и я вопрошающе разглядывал облезлые стены, скудную обстановку, захватанную руками случайных людей, и кусочек черного неба над двориком.

Однако ничто не могло рассказать мне здесь о Джакопо Верде.

Комната так же приводила в отчаяние, как и весь дом вместе с хозяйкой.

На верхних этажах жили пять других молодых людей, бывших на пансионе синьоры Альгеррины, деливших с ней стол и терпевших ее скверный характер. Еда была до уныния однообразной: что-то вроде серой мучной похлебки с мясными обрезками. Вскоре я понял, что эти пятеро, работавшие подмастерьями у городских ремесленников, мало что могли сказать об их бывшем соседе. Впрочем, они почти не обратили на меня внимания, и лишь один из них, Джузеппе, вопросительно взглянул на меня: что, мол, это за тип, осмелившийся залезть в постель мертвеца?