Всё началось с контрудара 11-го механизированного корпуса под Гродно. Наши историки пишут, что ему удалось отбросить немецкий XX корпус на 6 километров, но под ударами немецкой авиации корпус был вынужден отойти, и к утру 23 июня город Гродно был оставлен. Опять-таки, смотрим на карту. Гродно расположен примерно в 50 километрах от границы. Получается, что за первый день войны немцы прошли 50 километров туда, да ещё и 6 обратно, а потом в первой половине дня 23 июня снова вперёд. Не слишком ли это много? Или успех контрудара целиком остался на страницах советских книг? Если посмотреть на карты в «альтернативных» изданиях, то мы заметим, что действительно, немецкая 129-я пехотная дивизия двигалась гораздо медленнее соседей, но вот отступать даже она не думала. И ещё вопрос. Почему в контрударе участвовала одна только 29-я танковая дивизия, а 33-я танковая и 204-я механизированная заняли позицию невмешательства? Заявление, что-де 33-я танковая находилась в 40 километрах от района предстоящего боя на фоне темпов продвижения немецких войск, звучит просто смехотворно. Впрочем, кто хочет — повод найдёт всегда. Но разве маршал Тимошенко виноват в происшедшем? Или это вина командира корпуса генерала Мостовенко, который не сумел собрать свои силы?!
Дальше дела пошли ещё более скверно. С целью ликвидации прорыва немцев из района Сувалкского выступа командующий Северо-Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов приказал своему заместителю генералу Болдину сформировать ударную группу в составе 6-го и 11-го механизированных и 6-го кавалерийского корпусов, чтобы «нанести удар в общем направлении Белосток — Липск, южнее Гродно с задачей уничтожить противника на левом берегу реки Неман».
А вот это уже была очень серьёзная ошибка. Похоже, Павлов даже отдалённо не представлял сложившейся ситуации, потому что нацеливал мощнейшую танковую группировку в составе более чем 1300 танков и 370 пушечных бронеавтомобилей на пехотные дивизии противника, единственной заботой которых было не слишком отстать от ушедших вперед танковых корпусов. Удар был нацелен на 102-ю и 129-ю пехотные дивизии XLII армейского корпуса немцев. Ни танковым корпусам Гудериана, наступавшим ещё южнее, ни танковым корпусам Гота, двигавшимся севернее, этот удар не мешал и не угрожал. Павлов предполагал отрезать ушедшие вперёд танки Гота, но дело в том, что в это самое время XLVII танковый корпус генерала Лемельсена из группы Гудериана уже находился в тылу формируемой группировки, которая буквально повисала в воздухе.
Кстати, здесь существует странная путаница, объяснить которую крайне сложно. Почему-то практически все наши историки пишут о том, что целью удара были немецкие VIII и XX корпуса. Но при первом же взгляде на карту видно, что VIII корпус наступал севернее Гродно и находился на правом берегу Немана. Кроме упомянутых двух дивизий XLII армейского корпуса в полосу наступления попадали 162-я и 256-я пехотные дивизии XX корпуса. То есть соотношение сил было ещё менее благоприятным для немцев, чем указывает, например, М. Солонин.
Таким образом, не в первый и не в последний раз сложилась идеальная для советских танкистов ситуация — предстоял встречный бой с пехотными дивизиями. Согласитесь, после 50-километрового марша немцы не имели ни времени, ни сил подготовить хотя бы подобие оборонительных позиций. Упоминать, что группа Болдина по числу танков и бронеавтомобилей превосходила любую из танковых групп Вермахта, уже просто лишнее. Вдобавок Болдин получил полк тяжёлых гаубиц из резерва Главного Командования.
Интересно, что немцы полностью проглядели сосредоточение этих огромных сил. Объяснение простое — Люфтваффе вели разведку советских тылов, а наблюдать за районом Белостока просто не считали нужным. В общем, идеальные условия для малого блицкрига. Увы… 23 июня началось наступление группы Болдина, а уже через два дня оно завершилось, причём завершилось полным её разгромом. Хуже того, немцы практически не заметили этого контрудара. В журналах боевых действий смутно упоминается небольшой кризис у 256-й пехотной дивизии в районе Гродно, но дивизия справилась с ним собственными силами. Об этом же пишет Гальдер, заметив, что все атаки русских были отбиты уже к вечеру 23 июня.
Кстати, самое смешное: вы можете очень внимательно прочитать воспоминания генерала Болдина, но не найдёте там никаких упоминаний о наступлении или контрударах. Странно, что ни М. Солонин, ни В. Бешанов, ссылающиеся на эту книгу, не заметили этого простого факта. Всё, чем ограничивается Болдин, — это пересказ своих разговоров с командиром 6-го мехкорпуса генералом Хацкилевичем, с командующим фронтом генералом Павловым, с непонятно как очутившимся в его штабе маршалом Куликом. И только.
«И в боевых условиях 6-й корпус проявил себя с лучшей стороны. В полосе, где он оборонялся, гитлеровцам, несмотря на неоднократные попытки, так и не удалось прорваться. Корпус понёс потери, но он ещё боеспособен и мог, пусть не с полной силой, контратаковать.
…Позвонил Хацкилевич, находившийся в частях.
— Товарищ генерал, — донёсся его взволнованный голос, — кончаются горючее и боеприпасы. Танкисты дерутся отважно. Но без снарядов и горючего наши машины становятся беспомощными. Дайте только всё необходимое, и мы расправимся с фашистами.
В словах Хацкилевича не было и тени бахвальства. В них звучала глубокая вера командира в своих бойцов, уверенность в том, что врага можно бить с большим успехом. Я сознавал его положение. Кончится горючее, и танки остановятся. А это — проигрыш боя. Погибнут люди, техника, прекратит существование превосходный механизированный корпус, и врагу будет открыт путь.
— Слышишь меня, товарищ Хацкилевич, — надрывал я голос, стараясь перекричать страшный гул летавших над нами вражеских самолетов. — Держись! Немедленно приму все меры для оказания помощи.
Никакой связи со штабом фронта у нас нет. Поэтому я тут же после разговора с Хацкилевичем послал в Минск самолётом письмо, в котором просил срочно организовать переброску горючего и боеприпасов по воздуху. К сожалению, и этот самолёт, и вылетевший затем второй погибли, не достигнув цели. Тяжело сознавать, что все попытки помочь танкистам безуспешны…»
Вот и всё, что генерал Болдин сумел рассказать о контрударе 1000 танков, находившихся под его командованием. В сохранившихся документах 6-го и 11-го мехкорпусов вы тоже не найдёте ни одного слова о самом контрударе. После этого встаёт резонный вопрос: а имел ли он вообще место? Нет, разумеется, какие-то телодвижения совершались, но, скорее всего, это происходило точно так же, как и на севере. Разрозненные, некоординированные выпады то танкового батальона, то стрелкового полка, которые немцы без труда отбивали. Разгром получился чудовищным. В 11-м механизированном корпусе, с которым, кстати, Болдин потерял связь на второй день войны, после 4 дней боёв осталось 30 танков из 305 и 600 человек из 32.000. 6-й мехкорпус просто растаял без следа.
Зато Болдин рассказывает фантастическую сказку о том, как он, странствуя по немецким тылам, разгромил встреченную танковую колонну, уничтожив за 3 минуты 12 немецких танков. Было бы ещё очень здорово, если бы генерал Болдин объяснил, откуда 27 июня на лесной просёлочной дороге возникла колонна из 28 немецких танков. Дело в том, что к этому времени танки Гота и Гудериана уже находились в районе Минска и Бобруйска, но никак не в Налибокской пуще, по дебрям которой странствовал бравый генерал. Так есть сильные подозрения, что Болдин элементарно врёт.
«Отдохнув и набравшись сил, тронулись дальше. Нас уже около тридцати человек. Медленно продвигаемся на восток. Крицыну всё хуже. Он скачет на здоровой ноге, одной рукой опираясь на суковатую палку, другой на чьё-либо плечо. Прошли метров пятьсот. Вижу, лицо лейтенанта покрылось испариной, но он молчит, не жалуется. Сделали небольшой привал. По рукам пошли фляги с водой. Пьём экономно».
Вот так завершился контрудар конно-механизированной группы, которая формально была сильнее любой из танковых групп фон Бока. 30 человек вместо трёх корпусов. Первый советский блицкриг не провалился, он просто не состоялся.
