— Сейчас погрузим лодку и сразу отчалим, — сообщил дон Альфонсо.

Сэлли покосилась на Тома.

— Похоже, дон Альфонсо все-таки пойдет с нами проводником.

Старый индеец кричал и жестикулировал, указывая Чори и Пинго, где складывать на берегу вещи. Их каноэ вернулось, словно никуда не исчезало. Через полчаса все было погружено, сложено в кучу в середине долбленки и покрыто старой пластиковой пленкой. Тем временем на берегу собрались люди, разожгли костер и стали готовить на нем еду. Сэлли повернулась к Марисоль.

— Ты замечательная девчушка, — сказала она. — Ты спасла нас. Знаешь, тебе в жизни будет удаваться все, что ты захочешь.

Девочка пристально посмотрела на нее.

— Я хочу только одну вещь.

— Какую?

— Поехать в Америку. — Она больше ничего не сказала, но не сводила с Сэлли умных глаз.

— Не сомневаюсь, что так и будет, — ответила та. Марисоль уверенно улыбнулась и расправила плечи.

— Мне дон Альфонсо обещал. А у него есть рубин.

На берегу собралась целая толпа. Их отъезд превратился в настоящий праздник. Несколько женщин готовили на костре обед на всех. Бегали дети — играли, смеялись и гонялись за курами. Когда у воды была уже вся деревня, к людям вышел дон Альфонсо, и они расступились. Старик был в новых, с иголочки, шортах и майке с надписью «Не бойся!». И когда ступил на бамбуковую пристань, на его морщинистом лице играла улыбка.

— Все пришли со мной попрощаться, — сказал он Тому. — Теперь вы понимаете, какой я уважаемый человек в Пито-Соло? Их самый лучший дон Альфонсо Босвас. Значит, вы не ошиблись, наняв меня в проводники вести вас через Меамбарское болото.

Поблизости разорвалось несколько петард, люди засмеялись. Женщины принялись раздавать еду. Индеец взял Тома и Сэлли за руки.

— Пора в лодку.

По-прежнему обнаженные по пояс Чори и Пинго уже заняли свои места в лодке — один на носу, другой на корме. Дон Альфонсо помог американцам спуститься в каноэ, а готовые к отплытию молодые индейцы держали в руках швартовы. Последним на борт ступил дон Альфонсо и повернулся к толпе. Люди умолкли: вождь собирался сказать речь. Когда наступила полная тишина, он заговорил на самом правильном испанском:

— Друзья и сограждане! Много лет назад было предсказано, что к нам в деревню явятся белые люди и я поведу их в долгое путешествие. Этот момент настал. Мы уходим в опасное плавание по Меамбарскому болоту. Нас ждут приключения, и мы увидим нечто такое, что до нас не видели глаза ни одного смертного.

Вы можете меня спросить: зачем нам понадобилось пускаться в это путешествие? Я вам отвечу. Мы пытаемся спасти отца вот этого юноши. Старик потерял рассудок, бросил жену и родных, бежал со всем своим добром и оставил их без гроша. Жена каждый день проливает слезы — она не в состоянии накормить семью и защитить от диких зверей. Их дом разваливается. Солома на крыше сгнила и пропускает дождь. Никто не желает брать в жены его сестер, и вскоре им придется заняться проституцией. Этот юноша, добрый сын, приехал, чтобы излечить отца от безумия и забрать в Америку, где он достойно состарится и умрет в гамаке и не будет больше позорить и заставлять голодать семью. Тогда его сестры найдут себе мужей, племянники и племянницы выжгут в лесу делянки, и он, вместо того чтобы работать жаркими днями, будет играть в домино.

Жители деревни слушали речь с открытыми ртами. «А дон Альфонсо умеет рассказывать истории», — подумал Том.

— Давным-давно, мои друзья, мне приснился сон, будто я покидаю вас и отправляюсь на край земли. И теперь, когда мне сто двадцать один год от роду, этот сон становится явью. Не многие в моем возрасте справятся с подобным делом. Но в моих жилах по-прежнему течет много крови. И была бы жива моя Росита, она улыбалась бы каждый день. До свидания, друзья мои. Ваш возлюбленный дон Альфонсо Босвас покидает деревню со слезами печали на глазах. Не забывайте меня и рассказывайте обо мне своим детям, и чтобы они рассказывали обо мне своим детям до скончания века.

Раздались громкие аплодисменты. Взорвались петарды, залаяли собаки. Кое-кто из мужчин принялся выстукивать палками сложный ритм. Лодку оттолкнули на стремнину, и Чори запустил мотор. Нос разогнал волну. Каноэ давно скрылось за ближайшим поворотом, а дон Альфонсо все стоял, махал рукой и посылал воздушные поцелуи ликующей на берегу толпе.

— У меня такое ощущение, что мы улетаем на шаре с Волшебником из страны Оз, — заметила Сэлли.

Дон Альфонсо наконец сел и смахнул слезы с глаз.

— Э-хе-хе… вот видите, как они любят своего вождя?.. — Он прилег на груду припасов, достал трубку из кукурузного початка, набил табаком и с задумчивым видом раскурил.

— Вам в самом деле сто двадцать один год? — спросил его Том.

— Разве кто-нибудь знает, сколько ему на самом деле лет? — отозвался индеец.

— Я знаю.

— Потому что сосчитали каждый, который прошел после вашего рождения?

— Не я — за меня сосчитали другие.

— Значит, сами вы точно не знаете?

— Знаю. Дата моего появления на свет значится в моем свидетельстве о рождении, которое подписал принимавший мои роды врач.

— И где теперь этот врач?

— Понятия не имею.

— Так вы верите подписанному невесть кем бесполезному клочку бумаги?

Том был побит его сумасшедшей логикой.

— В Америке такие, как вы, занимаются определенной профессией. Мы называем их юристами.

Старый индеец хлопнул себя по колену.

— Отличная шутка! Вы, Томасито, такой же весельчак, как ваш отец. Вот уж кто был неунывающим человеком. — Дон Альфонсо смеялся и посасывал трубку. А Том достал карту Гондураса и принялся ее изучать.

Дон Альфонсо скептически смотрел, а затем выхватил ее из рук американца. Повертел так и сяк.

— Это что, Северная Америка?

— Нет, южный Гондурас. Вот река Патука и Брус. Деревня Пито-Соло должна быть где-то здесь, но она не помечена. И Меамбарское болото тоже.

— Значит, согласно этой карте, нас вовсе не существует на свете. И Меамбарского болота тоже не существует. Берегите этот ценный листок, смотрите, как бы не подмок. Может, когда-нибудь пригодится развести костер. — Он рассмеялся собственной остроте и кивнул Чори и Пинго, которые заразились его весельем и тоже принялись хохотать, хотя не поняли ни слова из того, что он сказал.

Дон Альфонсо громко смеялся и бил себя по ляжкам, пока у него на глазах не выступили слезы.

— Приятно начинаем путь, — заметил он, овладев собой. — Нам надо много веселиться и шутить. Иначе болото сведет нас с ума и мы погибнем.

Лагерь, как всегда, был разбит на сухом месте среди болота с военной пунктуальностью. Филипп сидел у костра, курил трубку и прислушивался к ночным звукам джунглей. Он в который раз удивлялся, насколько Хаузер был опытен во всем, что касалось передвижений в тропическом лесу, как обустраивал ночлег и отдавал распоряжения солдатам. Филиппа он ни о чем не просил, а его попытки хоть чем-то помочь сразу отвергал. Не то чтобы Филипп горел желанием ползать по болоту и добывать на ужин гигантских крыс — просто он терпеть не мог ощущать себя бесполезным. Не такое испытание придумал для него отец. Вряд ли он предполагал, что его сын будет сидеть у костра и курить, а работать за него станут другие.

Филипп швырнул палку в костер. Черт с ним, с испытанием! То, как обошелся Максвелл Бродбентс своими сыновьями, стало самым безумным поступком с тех самых пор, как король Лир разделил свое царство.

Окотал, их проводник, которого они взяли в убогом поселении на берегу реки, сидел в сторонке, поддерживал в костре огонь и варил рис. Странный это был человек — небольшого роста, молчаливый, с подлинным чувством собственного достоинства. Что-то привлекало в нем Филиппа. Окотал был из тех мужчин, которые обладают непоколебимым внутренним сознанием собственной значимости. Он, безусловно, знал свое дело и день за днем, нимало не сомневаясь, вел отряд по невероятным хитросплетениям проток и не обращал внимания на наставления, вопросы и замечания Хаузера.