В этой небольшой книге собраны работы Жанны Григорьевны Долгополовой (Бинус), написанные на русском языке в течение 2002–2011 гг. – в тяжелое для нее время, когда она, страдая от неизлечимой болезни неизвестного происхождения, лишилась возможности заниматься преподавательской деятельностью и участвовать в профессиональных конференциях по славистике. Большинство статей опубликовано в русскоязычных эмигрантских изданиях и сетевых журналах, а две публикации помещены в «Новом литературном обозрении», московском журнале, наиболее открытом идеям западной гуманитарной культуры. Родные и друзья Жанны, собравшие этот сборник, посчитали нецелесообразным включать в него сугубо профессиональные публикации по лингвистике и методике преподавания русского языка англоязычным студентам. Те, кого интересуют ее профессиональная деятельность, могут найти информацию в разделе «Об авторе», которая дает представление об объеме филологических и педагогических интересов Жанны Долгополовой.

Очень трудно писать вступление к книге близко знакомого, дорогого человека, с которым связывают тебя такие повороты судьбы, как эмиграция, реализация себя в новой духовной обстановке и умение сохранить себя в себе и себя для других такой, какой тебя создала жизнь в том русском мире, глубинную связь с которым ты ощущаешь как корни, уходящие в «родную почву». Но «почва» и «почвенничество» – термины XIX века, а к началу XX столетия их заменило понятие «место в жизни», порожденное экзистенциализмом и эпохой глобальных этнических и геополитических переворотов. В личной и профессиональной жизни Жанны Долгополовой эта экзистенциальная формула реализовалась в трех жизненных планах. Эмигрировав в Израиль, она сохранила связи с миром русской культуры и сыну Грише, которого вывезла из Питера четырехлетним малышом, сумела передать эту живую связь с родным-неродным языком в такой полноте, что, повзрослев, он преподает русское (наряду с австралийским и новозеландским) кино, телевидение и электронные средства информации в University of New South Wales, Сидней, Австралия, а также является директором ежегодного русского кинофестиваля в Австралии – самого большого русского кинофестиваля за пределами России. На уровне «социального» общения Жанна с профессиональным умением помогала своим бывшим соотечественникам, культурные горизонты которых были ограничены монолингвизмом, по-новому взглянуть на старую и новую Россию, лучше понять судьбу и жизнь евреев в диаспоре и на новообретенной родине в Израиле. В обзорных статьях и рецензиях, написанных по-русски, она всегда исходила из того, чем сама была взволнована, что удивляло ее новизной и оригинальностью постановки вопроса. Этими новыми идеями и поворотами мысли она спешила поделиться с читателями, делая это с большим тактом, не навязывая им авторитарных суждений, а наоборот – стремясь вовлечь их в дружеский обмен мнениями.

Жанна Долгополова уехала из Ленинграда в 1972 году, одном из самых суровых по отношению к «отъезжантам» в Израиль. Филолог-русист с хорошим знанием английского языка, она не знала иврита и была лишь в общих чертах знакома с историей еврейства, что психологически и эмоционально делало эмиграцию сложной, болезненной. Для словесников перемещение в пространстве культурного и языкового общения особенно травматично: иностранный язык, сколь хорошо он ни изучен, все равно остается в чем-то «другим», образные и эмоциональные нюансы которого переживаются как нечто иное, не то, с чем ты пришел в жизнь. Помню, как незадолго до отъезда Жанна передала мне слова одной из ее подружек из университетского семинара, которая, узнав о ее решении эмигрировать, воскликнула: «Нет, нет! Мы обручены с русским языком, мы обречены ему!» В этом патетическом высказывании есть большая доля истины: одолеть неизбежную боль ностальгии такому эмигранту очень трудно, потому что даже люди, с детских лет свободно владеющие двумя языками, ощущают себя в этих разных языковых культурах по-разному. Эмиграция помогает одному профилю более четко прорисоваться на фоне другого, создает двойную перспективу, но найти формы словесного выражения такому двойному видению дано не каждому. Ведь даже Набоков и Бродский в каждом отдельном случае создавали не переводы, а разные художественные версии одного и того же экзистенциального сюжета. Убедившись в этом и на личном, и на профессиональном опыте, Жанна приняла близко к сердцу ощущение культурной обделенности, коммуникативно-языковой неполноценности, от которого страдали, оказавшись за рубежом, многие из ее бывших соотечественников. Последнее десятилетие своей жизни она провела в виртуальных беседах о русском языке, литературе и культурно-исторической памяти с эмигрантами – россиянами по рождению. К этой широкой аудитории она приобщила и читателей из современной России, пожелавших получить лучшее представление о русской зарубежной периодике, а в кругу профессионалов – американских университетских коллег и студентов-славистов.

Темы и сюжеты индивидуальных публикаций показывают, как Жанна Долгополова сумела осмыслить свой профессиональный и эмигрантский жизненный опыт и сделать его полезным для расширения культурных горизонтов «русских американцев». Статьи помогают бывшим советским евреям преодолеть безъязычие и узнать много нового о самих себе, о своем народе, о судьбах предыдущих еврейских эмигрантских поколений, о трагедии Холокоста, по-новому и глубже понять историю борьбы за предупреждение геноцида, за культурную самоидентификацию.

Свои публикации Жанна помещала по большей части либо в «Новом журнале», либо в изданиях, которые, возникнув по инициативе объединения «Друзья беженцев из Восточной Европы», стали во многом голосом еврейской эмиграции третьей волны. Это в первую очередь журнал-газета «Шалом», издаваемая с 1977 года на русском языке в Чикаго, а также возникшие независимо от каких бы то ни было конфессиональных или политических спонсоров сетевые журналы, из которых «Заметки по еврейской истории» можно считать наиболее авторитетным.

«Новый журнал», редактором которого в настоящее время является Марина Адамович, был основан в 1942 году писателями М. Алдановым и М. Цетлиным. С 1946 по 1959 годы его главным редактором был гарвардский профессор истории, культуролог и политолог М.М. Карпович, далее – известный в русском зарубежье романист Роман Гуль. За годы своего редакторства М.М. Карпович, ученый феноменальной лингвистической одаренности и академической эрудиции, не только сделал «Новый журнал» компендиумом тщательно комментированных сведений об историко-культурных и геополитических событиях в жизни сталинской России, гитлеровской Германии, Западной Европы и Америки, но и превратил его в живой архив самоописания и хранилище культурной памяти эмиграции. «Новый журнал» помог и эмигрантам из России, и американским интеллектуалам, знакомым с русским языком, увидеть и оценить сложный процесс вживания россиян в мир европейской и американской социальной жизни, политической истории, в широкие сферы литературы, музыки и театрально-исполнительского искусства современности. Сумев оценить и понять эти уникальные достоинства русского эмигрантского издания и осознавая свою профессиональную компетентность как языкового и культурного билингва, Долгополова предложила себя «Новому журналу» в качестве одного из авторов и опубликовала там ряд обзорных статей и рецензий.

Статьи, помещенные Жанной Долгополовой в «Новом журнале», вполне соответствуют духу этого ведущего в российском зарубежье эмигрантского издания. Публикации разбиваются на несколько групп. В одних обсуждается вклад беженцев от войн и революций в культурную жизнь Америки, страны многонациональной по этническому составу и потому наиболее гостеприимной и веротерпимой по отношению к эмигрантам. Такова рецензия на книгу Джозефа Горовица «Деятели искусства в изгнании: как беженцы от войны и революции XX века преобразили исполнительское искусство Америки». Особая ценность работы Горовица, считает Долгополова, в том, что автор не только включил в рассмотрение эмигрантов из Германии, России и других славянских стран, но и развернул сравнительный анализ «немецкой» и «русской» эмиграций. Если беженцы из Германии, олицетворяя себя именно со своей родной культурой, как иммигранты привезли в Америку «свой высокий профессионализм, немецкую школу и германскую одержимость, то “русские в Америке” в большинстве своем адаптировались, с успехом создавая американское искусство». «Где я, там и Германия», – любил повторять о себе Томас Манн, создавший в эмиграции три романа на родном языке, но Набоков и Бродский, прожив каждый около двадцати лет в США и сохраняя свою преданность русскому языку, стали ощущать себя и американскими писателями. И в художественно-эстетическом сознании российской читательской элиты Иосиф Бродский не сливается с поэтом и эссеистом по имени Joseph Brodsky, который, написав на английском языке медитативное эссе «The Condition We Call Exile», великодушно предложил друзьям найти для этого текста переводчика на русский.