Неопределенно киваю.
– Я предприму собственные действия, – говорит Урман. – Вы их обязательно заметите, дайвер. И сможете сделать выбор.
– Туманно, Фридрих.
Урман недоуменно хмурится, пока программа-переводчик пытается понять, что я говорю не о погоде.
– Чем, собственно, я для вас ценен?
– Вы поймете, дорогой Иван-Царевич. Да, кстати, кто Пловец по национальности? Как вы думаете?
– Русский… – машинально отвечаю я.
Урман насмешливо кивает.
– Возможно, возможно… До свидания, дайвер. Подумайте и примите решение.
Одновременно с этими словами двери распахиваются и появляются стражники. На этот раз они не держат мечи наголо.
– Вас проводят к мосту, – сообщает Урман.
10
То ли за мной не следят, то ли делают это слишком искусно, чтобы Вика забила тревогу. Я поднимаюсь на стену, провожаемый взглядами охранников, ступаю на мост из волоса.
Интересно, сколько метров я смогу пройти, не выходя из глубины?
Шаг-другой – нить дрожит под ногами, голова кружится. В сотнях метров внизу, в нагромождениях скал, вьются голубые ленточки рек и мерцают оранжевым жаром озера лавы.
– Эй, дайвер, шатаешься! – насмешливо кричат в спину.
А я уже не шатаюсь – падаю.
Наверное, так срываются грешники-мусульмане, пытаясь пройти в свой рай, к ласковым гуриям и горам рахат-лукума…
Ноги соскальзывают, лечу, цепляюсь за нить – и та равнодушно срезает мне пальцы на руках. Воздух ударяет в лицо, холодно и хлестко, приглашая в короткий путь, скалы кружатся внизу, вырастая и ощетиниваясь иглами верщин. Когда я коснусь камней, сервер «Аль-Кабара» отрапортует, что я подвергся смертельным перегрузкам, – и сработает дип-программа выхода.
Но мне совсем не интересно, какой болью расцветит смерть мое воображение.
Глубина-глубина, я не твой…
На экранах – кровь. Привычная картина.
Я стянул шлем, навалился на стол, дернул из разъема телефонный провод.
– Обрыв связи! – сказала Вика. – Нет тонового сигнала в линии! Проверь разъем!
– Все в порядке, – втыкая провод на место, пробормотал я. – Перезагрузка.
– Серьезно?
– Да.
На мониторе голубизна и падающий человечек. На душе гадко.
Я ввязался в очень серьезную историю. Если «Аль-Кабар», «Лабиринт» и те, кто стоит за Человеком Без Лица, сцепятся из-за Неудачника… Ой-ей-ей… Лучше не попадать между таких жерновов. Лучше всего теперь на пару недель забыть про виртуальность. Резаться в обычные игры, пить с Маньяком пиво, апгрейдить компьютер, съездить куда-нибудь в Анталию, где еще тепло, покупаться в море.
Конечно, придется забыть о Вике. О настоящей Вике. Надолго.
Навсегда распрощаться с мечтой о Медали Вседозволенности.
И, конечно, вычеркнуть из памяти Неудачника.
А кто он, собственно говоря, такой, чтобы переживать за него? Хомо Компьютерис? Человек компьютерный, способный входить в виртуальное пространство без всяких модемов-телефонов? Ну и что? Не стоит надеяться, что его способность, если она действительно есть, можно легко перенять.
Специалисты всех мастей будут исследовать его, снимать энцефалограммы и замерять мыслимые и немыслимые параметры. Неудачника будут усаживать перед компьютерами разных типов, подключать и отключать модемы, привозить к телефонным линиям и прятать в подземные бункеры. И требовать – войди в глубину… расскажи, что ты чувствуешь… какое ощущение возникает в большом пальце левой ноги при входе в виртуальность и как меняется стул после трех суток в виртуальном мире. Проведет он остаток своих дней где-нибудь на охраняемой швейцарской вилле или в пустынях Техаса, в каком-нибудь научном центре ЦРУ. Очень ценная и уважаемая морская свинка.
Впрочем, он русский, наверное – российский гражданин. Если кинуть информацию о Неудачнике в открытую сеть или соответствующим органам…
Я даже засмеялся от собственной наивности. Ну и что? Пошлет старушка Россия авианосцы и танковые бригады на охрану Неудачника? Мало ли талантливых программистов было вывезено из страны – четырнадцатилетнего парнишку из Воронежа Сашу Морозова, например, увезли спецрейсом. Никому у нас не нужны мозги. Разве что разведка соберет остатки былой смелости и перехватит Неудачника. Лишь для того, чтобы замуровать в собственном исследовательском центре, где-нибудь в Сибири или на Урале…
Когда возникала глубина – ее знаменем была свобода.
Мы независимы от продажных правительств, обветшалых религий и пуританской морали. Мы свободны во всем и навсегда. Информация не имеет права быть засекреченной – и мы вправе говорить обо всем. Свободу передвижений нельзя ограничить – и Диптаун не будет знать границ. Мы отстоим свое право иметь все права. Мы изгоним из наших рядов лишь тех, кто восстанет против свободы.
Как наивны и восторженны мы были!
Люди нового, кибернетического мира, свободного и безграничного пространства!
Упивающиеся свободой, играющие ею, словно ребенок, вставший с постели после долгой болезни, радостные и гордые собой. Интересы глубины – все для нее, все во имя ее, во веки веков… аминь.
Но почему я все-таки верю в эти смешные лозунги с той же радостью, как в детстве верил в коммунизм?
Почему мне так хочется верить – вопреки всему?
Преступая законы, громя чужие компьютеры, воруя чужую «интеллектуальную собственность», не платя нищей родине налоги, не доверяя никому, кроме десятка друзей, – и верить во что-то теплое, чистое и вечное? В свободу, доброту и любовь?
Наверное, я просто из той породы, что иначе жить не умеет.
И, в общем, никто мне не мешает верить в свободу и дальше. Отсидевшись в реальности десяток дней, сменив каналы входа в глубину и сетевой адрес.
Верить – очень просто.
Я смотрел на трехмерную сетку нортоновской таблицы, на ровненькие строчки директорий и поддиректорий. Три гигабайта, и все заполнены под завязку. Служебные программы, вирусы-антивирусы, кусочки Викиного «сознания», музыкальные файлы и игры, ворованная информация и свежие книги, еще не успевшие выйти из стен типографии. Вон «Сердца и моторы – снова в пути» Васильева, вон свеженький детектив плодовитого, как пиранья, Льва Курского, вон нашумевший роман Олди. Выйти сейчас, купить много-много пива, распечатать на стареньком «Лазер-джете» пару книжек, завалиться на тахту. Отоспаться – вволю! А господин Урман, которого я никогда не увижу воочию, и господин Без Лица, которого не увижу тем более, могут сражаться с Вилли-Гильермо за Неудачника…
Никогда мне не нравились дураки и камикадзе.
Я взял с корпуса своей «пятерки» телефонную трубку, набрал номер Маньяка. Мне опять повезло – он не болтался в виртуальности и не спал.
– Алло!
– Шура, это я.
– А… – Маньяк убавил тон.
– Ты не занят?
– Ну… немного.
– Программу пишешь?
– Нет, картошку чищу. Галя ужин готовит.
– Поздравляю.
– С чем? – насторожился Маньяк.
– С примирением!
– А… да, ерунда.
Злоупотреблять его временем да еще в условиях недавнего воссоединения с супругой, не стоит.
– Шура, скажи, возможно войти в «Лабиринт Смерти» с оружием?
– С вирусом, что ли? Тебе «BFG» мало? – Маньяк начинает веселиться. – Шутишь. Это пространство в пространстве, созданное с жестко заданными целями. Проще в Пентагон вирус засунуть, чем через фильтр «Лабиринта» пронести.
– Уж не ты ли им фильтр делал?
– Нет, – с сожалением сознался Маньяк. – Не я. Но я знаю, кто и как его делал.
– И как?
– Во входном портале твой внешний образ копируется. Если при тебе есть программы, любые, то они отсекаются. Через сервер «Лабиринта» проходит твоя точная внешняя копия.
– Никак не обойти? – беспомощно поинтересовался я.
– Подумай.
– Что-то часто приходится… надоело уже, – буркнул я. – Шура! Ну скажи, можно пробить фильтр?
– Пробивают только стены лбом, – наставительно сказал Маньяк. – Что случилось?
