Немного погодя человек уже утолял жажду, а жена убедительно втолковывала ему, какой вред приносят ему этот напиток, кофе и табак в его шестьдесят лет с хвостиком. Она настойчиво твердила, что табак содержит канцерогенные вещества, а муж, прихлебывая свой напиток, засвистал «Как прекрасен этот мир» и вопреки доводам жены закурил, с величайшим наслаждением затянулся и весь потонул в клубах дыма. И чтобы показать жене, что ему нет дела до ее наставлений и что ни кофе, ни табак, ни алкоголь не причиняют ему никакого вреда, стал еще громче насвистывать «Как прекрасен этот мир», аккомпанируя себе ударами кулака по металлическому подносу. Еж мгновенно ухватил ритм металлических звуков, невидимая пружина в нем лопнула, его закружило, он потерял рассудок и, кружась и подпрыгивая, двинулся по полевой гвоздике прямо на человека, собаку и женщину. Страх его улетучился, весь окружающий мир исчез, остались только металлические звуки.
Э. С. по-прежнему держал на коленях кабаноубивца, стучал по подносу, ласкал глазами свой винчестер, собака сидела у ног хозяина и сияла так же, как он, а женщина сидела в плетеном кресле и восхищалась мужем, но не показывала этого, чтобы он не возгордился. Он, однако, прекрасно понимал, что им восхищаются, несмотря на бесконечные споры и несогласие с его мыслями и поступками.
В сущности, основная забота женщин — еще смолоду, как только мы попадаем им в руки, — внушить нам лестную мысль, что мы мужественны, но едва мы на эту лесть поддадимся, как они принимаются немилосердно толкать нас к благоразумной, полезной жизни, и главная, нет — высшая их цель — натянуть на нас теплые шерстяные носки, укутать теплым шарфом, внушить ужас перед любыми сотрясениями, убедить, что умный человек приспосабливается к окружающей среде, объяснить, что для нас вредно и даже пагубно. Мало-помалу они приучают нас есть вареную пищу, пить воду — не слишком горячую и не слишком холодную, запаковывают нас в гигиеническую, стариковскую одежду, чтоб мы ненароком не вспотели, не простудились, и, уподобив нас кокону, в который заворачивается шелковичный червь и который в народе называют «кутанкой», садятся напротив и любуются своим наивысшим творением. Однако в тот миг, когда из груди женщины вырывается вздох облегчения и она предается благостному покою, подобно господу богу после сотворения мира, и в особенности человека, из кокона выпархивает бабочка или вылезает черт.
Мы охотно продолжили бы, дорогой читатель, эту тому, но тут трава вокруг заметалась, точно от порыва ветра, и тем привлекла наше внимание. Джанка обернулась рывком и застыла молча, словно язык проглотила. «Боже!» — воскликнула женщина, а Э. С. закричал: «Ну, чертяка! Ну, молодец! Почище дервиша отчебучивает!»
Еж танцевал. Кружился вокруг своей оси.
— Мой унтер диву дается, — сказал Э. С.
Он называл унтерами своих собак. Человек он был штатский, но питал слабость ко всему военному, к оружию, к крупным женщинам и схваткам с бандитами. Любил такие слова, как «унтер», «поручик», «кавалерия», «атака», и, о чем бы ни шла речь, всегда находил повод их ввернуть. Читатель впоследствии увидит, как, обуреваемый воинственным духом, наш герой вступает в поединки и сражения, вызванные все той же склонностью к военным действиям.
Собака Джанка и вправду давалась диву, потому что еж ни чуточки ее не испугался, а все плясал и кружил в такт ударам. Э. С. бил по металлическому подносу для кофе, нержавеющая сталь гудела под его пальцами, еж упоенно прыгал, ничего не видя вокруг. Никто и нигде еще не сумел объяснить, с каких пор еж пристрастился к звукам, которые издает металл. В минувшие века старые люди заметили эту его склонность, назвали один день в году Благовещеньем и в канун этого дня в селах колотят кочергами, кирками, мотыгами, приговаривая: «Бегите, змеи, жабы, ящерицы, завтра грядет Иеремия». Когда в каждом дворе, в каждом саду гудит железо, когда каждое село, каждая деревушка превращаются в огромные кузни, ежи выползают из укрытий и, неудержимо притягиваемые гулом металла, приближаются к человеческому жилью. Они спешат отовсюду, скатываются по откосам, проникают в сады, дворы, огороды, а когда солнце прячется за горизонтом, начинают метаться в поисках ночлега. Присутствие ежей заставляет змей уползать из селений.
Так благодаря вмешательству человека одна чаша весов перевешивает, и равновесие в природе нарушается людям на пользу — селение освобождается от пресмыкающихся… Э. С. никогда не замечал змей возле своего дома — возможно, именно еж держал их на расстоянии. Но сейчас Э. С. не думал о змеях, все трое — он сам, жена и собака — были целиком поглощены пляской маленького путешественника.
— Браво! — воскликнул Э. С., в последний раз ударил по металлическому подносу и положил его на стол.
Еж остановился, оглянулся вокруг, заморгал, но не сразу сумел очнуться, он словно свалился с луны.
Трава возле него была истоптана, чуть поодаль он увидел мужчину и женщину — они высились над травой, огромные, чуть не до самого неба. Между ними — собака, ростом лишь до середины неба. От удивления ее длинные уши вытянулись так, что касались земли. Поскольку еж пришел в себя не сразу, возвращался к реальной действительности постепенно, то и страх он почуял не сразу, а постепенно. Он сгорбился, готовый в следующее мгновение превратиться в колючий кулак. Для этого достаточно было собаке разок тявкнуть и замахнуться на него лапой. Но собака не замахнулась и не затявкала, а стояла как вкопанная. Зато шевельнулся человек.
Еж, опередив его, превратился в серый шарик на зеленой траве. Во все стороны выставил этот шарик колючки. Человек дотронулся до него стволом своего винчестера, еж перекувырнулся, но продолжал оставаться шаром.
— Он научился защищаться, — сказал Э. С. — Колючки у него вместо доспехов… Ну, Джанка, — обратился он к собаке, — больше ты не сможешь колотить его лапой.
Собака виновато поморгала.
— Ладно, ступай, — сказал человек и подтолкнул ежа ружьем. — Если тебя что напугает, сворачивайся в танковый кулак — и в наступление! Давай!
Еж покатился по смятой траве, лишь чуть-чуть высунув мордочку. На болоте закричали лягушки — сначала нестройно, потом приладились друг к другу и стали на одинаковой частоте крушить пролетавших у них над головой мушек и комаров. Заслышав кваканье, еж стал осторожно продвигаться вперед.
— Ай да ежонок! — засмеялась женщина. — Как балерина танцует!
Муж сидел к ней спиной и жужжал, как движок, — пытался сосредоточиться и поймать какую-то нужную мысль, но та упорно ускользала от него.
— Был ежонок, — сказал он, — а теперь уже взрослый еж. И не еж даже, а ежище!.. Помнишь, зацвели вишни, я еще тогда увидал, что он прячется в орешнике, крохотный был, с кулачок, иголки мягкие-мягкие. Джанка караулила его, носа не давала высунуть. Маленькое существо, а страх большой, прячется в кустах, постукивает лапкой, а по саду пройти боится, хотя до смерти хочется поиграть с лягушками. Как на болоте заквакают, теряет покой, снует туда-сюда, а пойти к лягушкам не смеет — из-за нашей Джанки. Но теперь Джанка обязана ему честь отдавать, брать под козырек. Уж если он сумел уберечься от лисиц и барсуков, значит, возмужал и уже никто теперь не застигнет его врасплох и не перехитрит! Разве только какая-нибудь машина налетит, когда он бежит через шоссе к лягушкам.
— Авось не налетит, — сказала жена.
Э. С. взял прислоненный к плетеному креслу винчестер, поколебался, решая, вскинуть ли его на плечо или нести в руке, но так и не успел этого решить, потому что раздался треск, громыханье железа и сигнал автомобиля, прозвучавший совсем как человеческий вопрос:
— Кто это там?
— Кто это там? — в свою очередь спросил Э. С. и с винчестером в руке зашагал по полевой гвоздике к дороге. Собака поскакала за ним, она кувыркалась в траве, стремительно убегала вперед, еще стремительнее возвращалась к хозяину, каталась у его ног, лапами и хвостом косила цветущую гвоздику и была преисполнена такого восторга, как будто хозяин вел ее на собачью свадьбу.