- Нет, не стоит, - отказался разомлевший Руслан. – Мне и так очень нравится. Пожалуй, я пойду. Поздно уже.

Парень нехотя поднялся. По правде говоря, тянуло прикорнуть тут же около Ромео и отключиться.

- Я вас провожу, темно уже.

Ромео прошёл в коридор и тоже оделся.

Они вышли на вечерний воздух, окунувшись в осеннюю прохладу, которая приятно холодила раскрасневшиеся щёки. Молодой репетитор повёл Руслана через небольшой парк к остановке. Дорожка была освещена небольшими фонарями. Под ногами вспыхивала роскошью листва – жёлтые и красные яркие мазки выделялись на мокром асфальте. Руся почувствовал, как рука Ромео коснулась его пальцев и потихоньку сжала их. Этот жест показался естественным и непринуждённым. Они так и шли, держась за руки.

- Бегите, - Ромео заметил, как к остановке подъезжает маршрутка. – А то следующую ждать долго.

Руся поспешил к машине и, оказавшись внутри, махнул в окошко Роме. Тот в ответ поднял руку. Руслан вдруг пожелал, чтобы завтрашний день поскорей наступил, и он снова шагнул за порог квартиры Миллеров и теперь уже занимался с Ромео.

Михаил встретил племянника в коридоре, подождал, когда тот снимет куртку, и обнял юношу за плечи.

- Как он тебе?

- Очень нравится. Только не пугай его. Он же боится тебя. – Рома в ответ прижался тесно, провёл ладонью по тёмным волосам, и коснулся легонько пальцами полной нижней губы.

- Поверь мне, ему нравится ощущать власть над собой. Я вижу, что его трясёт отнюдь не от ужаса. У него в штанах железный стояк.

- Он совершеннолетний?

- В ноябре стукнет восемнадцать.

- Не затащи его раньше времени в постель, майн херц. Если ты сделаешь это вперёд меня, никогда тебе этого не прощу. – Ромео игриво шептал эти слова на ухо Михаилу.

- Он сам придёт ко мне.

- Самоуверенный наглый тип, - рука юноши скользнула по мощной груди и стала пуговку за пуговкой неторопливо расстёгивать бордовую рубашку. – Ласка, и только ласка. Он скорее придёт ко мне.

- А вот и посмотрим, - мужчина сжал аккуратно обеими руками упругие ягодицы Ромео. Юноша ахнул и потёрся пахом о ширинку Михаила, ощущая, как взаимно твердеют и растут их мужские достоинства. Он проник под рубашку, и гладил ладонями напрягшиеся мускулы на спине своего любовника.

- Возьми меня, майн херц. Только нежно.

- Я постараюсь. – Михаил мысленно улыбнулся. Ромео - любитель русской литературы и конкретно Алексашки Меньшикова иногда любил называть его именно так. Проказник. Миллер уже шарил губами по любимому лицу, добрался до раскрытого рта и ласкал его языком, проникая внутрь резкими нетерпеливыми толчками. Да, он постарается. Будет сдерживать себя, свои инстинкты и желания, которые он надёжно спрятал в клетке и потерял от неё ключи. Ромео не переносит боли и унижения даже при любовных играх. Сколько он его не уговаривал, обещая, что всё будет в пределах допустимого и только по его желанию, юноша не сдался. Слишком он нежный, слишком чувствительный, любое резкое движение и он зажимается, отдаётся панике. А так хочется входить сразу, со всего маху, шлёпать по круглому заду, сжимать в руке яички, кусать нежную шею, рычать в ухо по звериному, и позволить своей сущности выйти на волю. Но он так любит своего мальчика, что никогда не сделает того, чего бы тот не желал. И он отнесёт его в ту самую комнату, на которую украдкой бросает взгляд маленький любопытный щенок, и будет любить медленно и ласково, подавляя свои порывы, находясь на грани безумия.

Им нужен третий. Тот, кто мог бы находиться под властью, любить силу, возбуждаться от одной только мысли, что он зависим и беззащитен. И в то же время, обладать мягкой, хрупкой и ласковой натурой. Быть милым и домашним, как того бы хотел Ромео.

Михаил стиснул зубы, стараясь не сорваться на бешеный темп. Сколько усилий ради того, кто давно занял место в его сердце. Ещё немного и в его руках будет биться в ярком оргазме самый дорогой для него человек.

Вот так. Мышцы сжимаются вокруг пениса, даря дикий восторг, в глазах темнеет, Ромео падает на живот, позволяя выскользнуть из него. Быстрее. Сорвать презерватив, яростно двигать рукой. И вот они - желанные секунды разрядки. Белые струйки летят на поясницу юноше. Он стонет, приподнимая бёдра. Мужчина этого не видит, закидывая голову назад и открывая в беззвучном крике рот. Равномерные движения, плотный захват пальцев, и последние капли выдавливаются с силой до спазмов, до боли.

А теперь отключиться. Но перед этим прижаться к влажной от пота спине, тихонько поцеловать завиток слипшихся волос за ухом и услышать хриплое: «Майн херц».

========== Глава 11 ==========

        Через несколько дней Руслан обнаружил, что дни его теперь расписаны по минутам, компьютер одиноко пылится в новеньком столе и если включается, то только в учебных целях. Даже воскресенье проходило в учебном режиме. Куча заданий, непрерывная зубрёжка, борьба с физическими формулами, расклеенные повсюду стикеры с немецкими словами. Иногда Русе казалось, что он сходит с ума. Даже бабуле он пытался ответить на дойче. Ночью ему снились артикли. Активный мозговой штурм иностранного языка завуч вёл изощрённо. На его занятиях запрещались русские слова. Диалог шёл только на немецком. Поначалу Руслан дёргался как при электрошоке, тупил по страшному и прибегал к спасительному «нихт ферштейн». Пару раз это прокатило. На третий раз противный завуч вытащил ремень из брюк и положил его на стол. Рассматривая блестящую пряжку, Руся ощутил дискомфорт не только задней точкой. Почему-то грубые швы и без того тесных джинс впились в кожу, а молния больно давила на приличную выпуклость. Юноша с трудом закинул ногу на ногу и прижал ту часть тела, которая предательски увеличилась в размерах. С этих пор он старался отвечать. Через месяц стало легче. В смысле слов и составления предложений. В остальном же легче не становилось. Перед сном Руслан проходил в ванной обязательную процедуру. Бабуля долбилась в дверь и спрашивала, что же он делает в душе вечером так долго? «Моюсь», – отвечал внук и выходил с пылающими губами и плывущим томным взглядом. «Ты не заболел?» - беспокойно интересовалась Антонина. «Нет», - Руся, пряча глаза, старался быстрее скрыться в своей комнате.

Два раза в неделю к нему спасительно приходил Кеша. Руся уже знал ловкую руку домового, не пугался, не открывал глаза, просто принимал помощь, а утром клал за свою кровать конфетки. Интернет советовал домового всячески задабривать, так уж требование от Кеши лакомства капризом назвать было нельзя. Потребность у него такая – сладкое и с благодарностью. Тогда хозяин квартиры чувствует себя счастливым и полезным.

Иногда юноша себя ловил на мысли, что он рассматривает Михал Михалыча. Это случалось на его уроках, когда тот ходил по классу или слушал отвечающего у доски. Если ответ ублажал его слух, то физик откидывался на спинку стула, складывал руки на животе, переплетая пальцы, и покачивал левой ногой, закинув её на другую ногу. Поза была обманчиво расслабленной. Стоило ученику допустить в ответе ошибку, руки мгновенно перемещались на стол, вертели ручку, ноги раздвигались, а завуч склонялся над журналом, словно высматривал там подходящее место для соответствующей оценки. Ещё Руслан заметил, что ставить двойки Михал Михалыч не любил. Такое событие случалось крайне редко. Он старался вытянуть из испытуемого максимум и наскрести запрятанные глубоко знания хотя бы на тройку. Ещё физик обладал способностью уничтожать одним только словом. Иногда даже было достаточно его взгляда. Презрительного и говорящего. Ученик сразу понимал, что он собой представляет, и безропотно принимал оценку своих способностей. Если на других уроках можно было покачать свои права, то на уроке физики возражения не принимались. Их даже не выдвигали, понимая полную бесполезность сего действия. Дисциплина на занятиях поддерживалась безупречно, всегда была тишина и порядок. За три года, что работал здесь физик, все отпетые хулиганы получили от него персональное внушение с глазу на глаз за закрытыми дверями его кабинета. Повторные меры уже не требовались. Методы завуча не разглашались. Бывшие хулиганы уважали Михал Михалыча и выпускались с хорошими баллами по его предмету, поступали в основном на физмат и продолжали нести в этот мир основы строгой науки в честь любимого учителя.