– Вы должны угадать лошадей, пришедших первыми и вторыми в каждом из двух заездов. Очень рискованный поступок, но раз вы выиграли, значит, вам дико повезло.

– Дико? Безумно! Я выиграл, а иначе мне не пришлось бы рассказывать вам эту историю. Финиш, и я снова стою у окошечка – трясусь, как инвалид по пляжу в своей коляске, – получаю свои шестнадцать тысяч двести восемьдесят шесть долларов, без центов. В тот раз выиграл я один!

Он выпрямился на сиденье.

– Везенье мое было недолгим, верно? – спросил он, глядя на меня.

– Похоже на то.

– То, что кажется, не всегда соответствует правде жизни. Я был страшно возбужден, можете мне поверить. Не могу даже выразить мое тогдашнее состояние. Мне казалось естественным пойти и поблагодарить этих двух прекрасных животных, которые выиграли для меня деньги. Подойти к ним, приласкать, погладить... Это было еще до того, как я получил свой выигрыш.

– О? У меня такое чувство... Но вы все-таки получили деньги?

– Конечно. Они принесли их мне.

– Принесли?

– А иначе разве купался бы я теперь в нефтяных миллионах, которые временно храню в носке? Короче, преодолел я все преграды, вскочил в фургон с лошадьми, увидел свою лошадь-победительницу по кличке Годольфус и кинулся к ней. "Годольфус! – кричу. – Годольфус! О мой прекрасный Годольфус!" и что-то в этом роде. Но Годольфус, увы... – мистер Уилфер тяжело вздохнул.

– Он что, убежал?

– При моем-то везении? Слышали вы забавное выражение – "лошадь пришибла"?

– Да.

– Ну, слышать-то многие слышали, а вот говорить об этом со знанием дела могут лишь те, кто на себе испытал, что это такое. Потому что ни на что другое это не похоже. И нет здесь ничего забавного. Число тех, кто может судить об этом, ограничивается горсточкой калек, к коим принадлежу и я.

– Этот прекрасный Годольфус, который выиграл вам кучу денег, он что, лягнул вас?

– Должно быть, вы умеете читать мысли. Не приключись такого, смог бы я быть столь убедительным? Да, более года прошло, а тот день так и стоит перед глазами... И даже до сегодняшнего дня я не помню с полной ясностью, как это случилось. Лошадь – крупное животное. С большими и уродливыми ногами. Это бы еще полбеды, но они у нее оканчиваются огромными роговыми наростами. А может быть, это булыжники? А если учесть, что перед соревнованиями лошадей обувают в целые пуды железа, то станет ясно, что, когда я пришел в себя...

– Так она вас все-таки лягнула?

– Это как раз то, о чем я вам рассказываю. Теперь вы представляете себе картину, но, возможно, мне посчастливилось, потому что владельцы этого чудовища не посадили меня в тюрьму, не передали дело в суд, а просто заплатили мне пятнадцать тысяч долларов, потому что для них (а они богатые люди) это жалкие гроши. То, что я сказал им, по-видимому, возымело какое-то действие, но я бы предпочел, чтобы они для начала переломали своей лошади все ноги, а потом пристрелили.

Он нахмурился.

– Кроме того, они оплатили счета в больнице за восемь с половиной дней, что я там пробыл.

– По крайней мере, вы, Джиппи, выиграли. И получили еще пятнадцать тысяч долларов. Может быть, ваше везение смешалось с невезением, но в итоге, думаю, вам достался хороший кусок.

– Верно. Я много и часто думал об этом. Я рассуждал так: пусть мои внутренности изувечены и ни на что не годятся, а все же я стал богат – богат в том мире, где ничего не ценится, кроме богатства... Вот так у меня оказалось тридцать одна тысяча двести девяносто долларов и восемьдесят центов – за вычетом тех двух долларов, которые я поставил на Большую Пару.

Тут Джиппи прервался и сказал, что надо взять в сторону. Я съехал с Фриуэй и повернул направо. Выполнив лоцманские обязанности, Джиппи откинулся на спинку сиденья и мрачно заключил:

– Мне следовало бы помнить об одной вещи: дурак и его деньги скоро расстаются друг с другом.

С минуту или чуть больше мы ехали молча. И я не мог совладать с ощущением, что сегодня каким-то странным образом стал причастен безумному миру "дудлбагов", странствующих психов и бородачей, сделанных из стекла.

"На время! Только на время!" – успокаивал я сам себя. Но и самого краткого мига было достаточно, чтобы почувствовать, как фея галлюцинаций овевает меня краем своего платья. Ничего, скоро я вернусь в мир реальности. Доставлю Джиппи к его молодой жене, может быть, задам пару вопросов Арнольду Трапмэну, проведу несколько минут с еще несколькими людьми, поспособствовавшими фиаско Уилферов. А потом, когда на город спустится бархатный полог сумерек, доберусь до телефона в своей квартире и приглашу кого-нибудь скоротать время и порезвиться. Кого-нибудь с... как это... плодоносными грудями и сладостно покачивающимися бедрами, прекрасными томными глазами... Кого-нибудь вроде Кронетт. Нет... не Кронетт!

Одри и Джиппи вскользь упомянули какого-то человека по имени Бенджамин Риддл, а также еще одного, которого они назвали "Изи"

Баннерс. Поэтому, когда я свернул на улицу Мэрион и направился к дому Джиппи, то не преминул спросить:

– А кто такой этот Риддл? Он что, помощник Трапмэна? Или я чего-то не понял?

– Вы все поняли правильно. Он возник ниоткуда ближе к Рождеству. Видите ли, как я вам уже сказал, скважина появилась в моей жизни в конце ноября, поэтому к декабрю я уже морально подготовился к жизни по новым стандартам. Пересмотрел свои привычки, чтобы не оплошать.

– Да, – улыбнулся я. – Вы купили экземпляр журнала "Яхтсмен", верно?

– Верно, заплатил наличными и даже не спросил о цене. Как сказал Дж.-П. Морган: "Если вы должны спрашивать, сколько это стоит, это означает, что вам оно не по карману". Именно тогда этот мошенник Трапмэн начал посылать мне и моим компаньонам письма, в которых сообщал о небольшой, маленькой, совсем крошечной задержке. Такой, что ее можно было разглядеть только под электронным микроскопом. Задержка происходила из-за того, что он никак не мог договориться с каким-то парнем о "праве прохода по чужой земле". Этот парень, – им и был Риддл, – сказал: "Убирайтесь к чертовой матери. Никто не имеет права уродовать газоны и выкапывать розовые кусты, чтобы проложить трубы". Таким образом, эта маленькая задержка затянулась на десять месяцев. И даже немного больше.

– Постойте, – сказал я. – Давайте расставим все точки над "и". Вот ваша скважина, все подготовлено к тому, чтобы качать из нее нефть, и вам остается сделать только одно: проложить от нее трубы для компании, которая собирается покупать вашу продукцию.

– Нет, нет, все не так просто! В одном из писем Трапмэна мне – точнее, всем компаньонам, – сообщалось, что его собственная компания, занимающаяся прокладкой труб, собирается протянуть "нитку" от скважины до танкерной батареи. Еще они должны были убрать породу, откачать воду и отделить попутный газ. Собственно говоря, если вы хотите знать всю правду, то – Иисус свидетель – я не знаю, что они там делали! Знаю, что они должны были проложить трубы, или "нитку", или садовый шланг – что бы это ни было и как бы ни называлось, – проложить в земле, ясно?

– Джиппи, разве я спорю с вами? Разумеется, ясно.

– И единственное место, где можно проложить трубы, оказалось на земле этого мошенника. И это ясно?

– Конечно, как день.

– И этот мошенник заявляет, что – нет, ни в коем случае, что трубы повредят его розовым кустам и чувствам. Поэтому, говорит он, и не помышляйте об этом. Цена, по которой компания согласилась покупать у нас нефть – три с половиной доллара за баррель, – нас устраивает. Наша нефть, утверждает Трапмэн, очень высокого качества, в ней низкое содержание серы, зато высокое содержание чего-то другого. Во всяком случае, это хорошая цена. Только представьте себе, Шелдон, если получать и продавать по две тысячи баррелей в день по...

– Давайте предоставим судить об этом Дж.-П. Моргану, а?

– Ну так вот, Дев говорит, что мы должны получать по меньшей мере пятьсот баррелей в день...

– Этот Риддл, он что, с самого начала не позволял Трапмэну проложить трубы по своей земле? Разве не было подписанного контракта, легально оформленного договора?