Они вошли в довольно просторную комнату, где стояли аккуратные столики с табуретами. Людей оказалось не так много. Впрочем, сколько точно, Азамат все равно посчитать не сможет. По крайней мере, не сейчас. Он по-прежнему не осматривался вокруг. Заботливые мягкие руки медсестры направляли его к одному из столов, за которым сидел еще человек. Лицо у него было молодое. Незнакомец что-то раскладывал перед собой. Какие-то картинки, до которых пришедшему не было дела. Азамата усадили за стол. Руки безвольно лежали на коленях. Сидевший рядом парень продолжал свое странное дело. А как только медсестра отдалилась, заговорил шепотом так, словно собеседник мог понять каждое слово.

– Ты же хочешь на свободу? Вот и я тоже хочу. Можешь не разыгрывать из себя законченного тупицу, не поверю. Как только ты здесь появился, я сразу сообразил, что ты не такой как мы все. Ты даже лучше!

Азамат продолжал сидеть неподвижно, словно статуя, в которую не то забывчивые, не то строгие боги, не догадались вдохнуть жизнь. Но отстраненность ничуть не приводила в смущение незнакомца. Он, казалось, этим равнодушием только подкреплял свою теорию об исключительности новичка, которую развил дальше.

– Вот-вот, правильно. И я о том же! Делать вид, что ты глупее, чем есть на самом деле, – это настоящий талант. Правильно. Я и сам практикуюсь иной раз в одурачивании местного персонала. Очень увлекательно получается, скажу я тебе. Ну да ладно, давай о деле. Ты продолжай сидеть как истукан, так надежнее будет. Я все придумал. В назначенное время, когда объявят отбой, к окнам моей палаты придут друзья, которые и помогут нам выбраться. Но перед этим мы с тобой тоже должны потрудиться, то есть отвлечь дежурную. Как это сделать, спросишь ты? Просто надо организовать бунт. Встревожить пациентов, чтобы они встревожились, всполошились. И знаешь, когда будем начинать? Прямо сейчас!

При этих словах собеседник заговорщически прищурился, а потом резким движением опрокинул столик. Картинки, которые до этого он так старательно собирал, разлетелись в стороны. В сторону бунтовщика стали поворачиваться головы любопытствующих пациентов. Такая резкая смена поведения не осталась незамеченной и для Азамата. Он на этот раз не смог сохранить неподвижность и сперва моргнул. Потом его рука дрогнула, потянулась в сторону незнакомца. Пальцы, словно помимо воли своего хозяина, сжались, зацепив одежду только что сидевшего рядом человека. Тот покачнулся, споткнулся о стул и упал на пол.

А дальше произошло то, чего Азамат потом сам себе объяснить был не в состоянии: он набросился на товарища, запрыгнул сверху и принялся душить несчастного, который толком ничего не понял… Пациенты, находившиеся вокруг, повскакивали со своих мест, во все глаза стали смотреть на происходящее, словно никогда такого не видели. Некоторые из них, поддаваясь агрессии, которая как волна раскатилась по комнате, ударив в головы людей и лишив их остатков рассудка, тоже принялись драться и крушить столы, опрокидывать стулья и сбрасывать предметы с полок на пол. Летели цветы в горшках, рассыпалась земля, шторы на окнах оказались порванными. Настоящий хаос. Медсестра, которая привела Азамата в комнату, округлив глаза от страха, скорее заперла дверь, чтобы взбесившиеся пациенты не выскочили в коридор, не распространили на других спокойных пациентов свою агрессию. Иначе случится беда куда большая, чем можно себе представить. Как только ключ в замке сделал последний поворот, девушка побежала за помощью в лице двух верзил-санитаров, которые по призванию своему рождены скручивать непослушных в бараний рог, таким своеобразным образом неся мир и покой.

Конечно, это все говорится сейчас не без иронии, но уж такова их работа, а там иронизировать только и приходится, чтобы самим не пополнить ряды безумцев. Итак, двое здоровенных мужчин с широченными плечами и большущими руками прибыли на место происшествия как раз в тот момент, когда «восстание» пациентов достигло своего пика. Первым делом оторвали Азамата от барахтающегося на полу парня, чуть больше получаса тому назад собиравшего картинки. Драчуну, как и положено, сделали укол, сперва лишив возможности сопротивляться. Он выл и стонал, даже в какой-то момент перешел на лай, чем вызвал смех своих мучителей.

Эх, знать бы им, что на самом деле зачинщиком беспорядка хотел стать вовсе не он! Это несправедливо, нечестно! Но сопротивляться, протестовать больше нельзя, потому что содержимое шприца снова введено в вену, а в голове расползается туман забытья. Туман, благодаря которому можно снова вернуться в прошлое… туда, где было хорошо и свободно.

Альфа. Такое странное определение дают люди доминирующим особям в группе диких животных. Дело понятное – это чтобы отличать одного от другого было проще, но на самом деле для дикого зверя не имеет значения, каким именем тебя наделили двуногие. Вообще имена для животных – дело второстепенное. Нет, конечно, существуют формы обращения друг к другу и друг с другом, но не как у людей. Все гораздо проще и понятнее. Здесь, скорее, даже делят по функциям, которые выполняет член стаи. Если твоя роль важна, то и находиться ты будешь на более высокой ступени, и подчиняться тебе будут куда охотнее. Вот и она, волчица с большими тоскливыми глазами и немного полинявшей от межсезонья шерстью, принадлежала к числу лидеров. К альфа-самкам.

Ей природой было назначено рожать волчат от самого сильного волка в стае. Они звались одинаково. По крайней мере, люди так думали. Самец и самка вместе следили за тем, чтобы жизнь была упорядоченной, чтобы каждый в стае выполнял свою роль. Они – главные производители потомства. Волк почти никогда не спаривается с другими самками, только с Альфа. Так положено природой, чтобы одна сильная особь объединялась с другой. Правда бывает и так, что кто-то в паре гибнет. Это явление не такое редкое на самом деле, потому что от ран и голода умирают порой даже самые сильные.

В дикой природе продолжительность жизни волка редко переходит порог в десяток лет, а вот в неволе, в тепличных условиях люди научились содержать хозяина леса до 20 лет и даже больше. Странное это дело, конечно, неволя. Но уж лучше прожить короткую жизнь на свободе, чем маяться долгие дни в клетке. Волчица знает, что ни на что не променяет просторы степей, приволье лесов. Пусть и голодно, и холодно, но все же свободно!

В отдалении послышался зов вожака. Волчица приподняла голову, повела ушами из стороны в сторону, чтобы уловить источник звука. Торопиться тут же бежать на призыв не стала. Стоит выждать, чтобы быть уверенной. Секунда сменяет другую, а потом вторую и третью… наконец, волчица все понимает. Легкой, пружинистой поступью, вскочив, двигается в ту сторону, откуда слышался призыв. Так и есть: у небольшого ручья, которому даже горный камень не преграда, собралась вся стая, если не считать волчат и совсем уж больных волков. Самка пристроилась немного в отдалении и принялась слушать.

Самец, ее избранник, которого ей было суждено выбрать самой природой, принял решение. Строго говоря, у волков почти все как у людей: также собираются, также слушают друг друга, только вместо слов пользуются системой знаков и звуков. Наверняка, это люди переняли у животных многие повадки, а не наоборот. Но в споры вспупать некогда, кто у кого что перенял, кто кого умнее, потому что решаются проблемы стаи. А проблем хватает. В этой местности, что они облюбовали, корма все меньше. К тому же волки с соседних территорий хотят перейти границу и напасть на их стаю. Там слишком много молодых и неопытных волков, а они привыкли отдаваться на волю бушующим в крови гормонам. Только бы отвоевывать, только бы отстаивать первенство. Нет, для ее Альфы это неверно. Он мудр и не одно поколение волчат вскормил, а потому не станет так рисковать. Они мигрируют. Найдут места, на которых больше пропитания и тише. Здешние, если так хотят, пусть дерутся друг с другом хоть до смерти.

Волчица посмотрела на вожака. В ее взгляде читался вопрос о том, что станет со слабыми и больными сородичами. Впрочем, это глупость. Не первая ведь миграция в ее жизни. Она знает, что если кто-то не в состоянии перемещаться, он просто вынужден оставаться на прежней территории, чтобы дожидаться смерти. Если и отыскивались смельчаки, которые хотели рискнуть и отправлялись в миграцию вместе со всеми, то куда чаще и скорее их настигала смерть. Рана или болезнь отнимали последние остатки сил.