Люси достала синюю папку с протоколами вскрытий, они с Шарко вышли из машины и подняли воротники. Под ногами скрипели крупные кристаллы соли, мороз пощипывал лица; судя по цвету неба, вот-вот должен был снова пойти снег.

– И еще. Не сообщай всем подряд, что ты из полиции, – предупредил Шарко. – Наш убийца может быть тут кем угодно. Если он еще работает в этих стенах и если это он прикончил Кристофа Гамблена, парень должен быть на пределе.

Она кивнула, соглашаясь. Плотно упакованная в куртку Люси выглядела весьма аппетитно; Шарко, не удержавшись, притянул ее к себе и хотел поцеловать, но она увернулась. Оставшись один, комиссар со вздохом осмотрелся.

– Что за идиотизм! – прошептал он достаточно громко для того, чтобы Люси могла это расслышать.

Отделением сердечно-сосудистой хирургии, насчитывавшим три десятка сотрудников, руководил профессор Раванель. Люси вошла в просторный кабинет, в углу которого стояли клюшки для гольфа и лежали мячи, протянула доктору руку и коротко представилась.

Хирург, оправившись от удивления при слове «полиция», вежливо пригласил нежданную гостью сесть. Люси, которой пришлось целый час дожидаться приема в холле, где, правда, удалось выпить пару стаканчиков кофе из автомата, не стала углубляться в подробности расследования и сразу спросила, знакомо ли господину Раванелю имя Кристофа Гамблена. Он ответил, что нет. А о «воскресших утопленницах» из озер Амбрен и Волон в 2003 и в 2004 годах он знает?

– В общем, тоже нет – так… слышал мельком. Я часто уезжаю в Швейцарию, провожу там не меньше половины своего рабочего времени и, насколько помню, тогда как раз оперировал по ту сторону границы.

Доктор говорил громко, но спокойно, немного напоминая этим Шарко. Люси положила синюю папку на колени, на нее – сотовый, куда как раз пришла эсэмэска от ее половины. Краешком глаза прочитала: Есть связь! Все четыре жертвы были сюда госпитализированы. Рою дальше. Если ты все еще дуешься, что ж тут поделаешь.

Отлично, отлично. Можно спрашивать дальше.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей специализации, холодовой кардиоплегии – так ведь это называется?

– Так. Можно назвать и иначе: лечебной гипотермией, лечебным охлаждением. В нормальных условиях оперировать на открытом сердце было бы весьма затруднительно: мешали бы сокращения предсердий и желудочков, дыхательные движения. Как избежать всего этого? Сильно замедлив работу сердца, а еще лучше – совсем его остановив. Но – и это вам должно быть известно – остановка сердца несовместима с жизнью, поскольку к органам перестает поступать кровь и начинается гипоксия, кислородное голодание… Тем не менее выход был найден.

Хирург подвинул к Люси буклет с информацией о клинике и начал рассказывать, используя при необходимости яркие и четкие картинки из книжечки:

– Существуют две технологии, два метода, взаимно дополняющие друг друга. Первый подразумевает использование АИК, аппарата искусственного кровообращения, или, как его еще называют, – аппарата «сердце—легкие». Вот тут, на схеме, вы видите: вся забранная у пациента венозная кровь направляется сюда, в этот аппарат, здесь она охлаждается и проходит через искусственное легкое, оксигенатор, где насыщается кислородом и отдает углекислоту, превращаясь таким образом в кровь артериальную, а затем эта охлажденная артериальная кровь нагнетается насосом в аорту больного… Иными словами, мы имеем возможность отключить сердце и легкие больного, применяя одновременно искусственную гипотермию.

Люси внимательно вглядывалась в рисунки и фотографии. Тело пациента со вскрытой грудной клеткой. Большие машины, циферблаты, колбы, бутылочки, шланги, трубки… сначала они высасывают жизнь, потом выплевывают обратно… Ох, как же ей не хотелось когда-нибудь подвергнуться вот такому вот вмешательству в организм!

– А потом, стало быть, обогащенная калием и чрезвычайно холодная – около четырех градусов по Цельсию – жидкость поступает в коронарные сосуды, что приводит к немедленной остановке сердца. И тогда уже нет никакой опасности в операции на сердечной мышце. Именно двум жидкостям – крови и раствору с высоким уровнем содержания ионов калия – и принадлежит главная роль во всем процессе. Именно с их помощью снижают как потребность организма в кислороде, так и возможные риски.

Говоря, Раванель аккуратно обрабатывал ногти пилочкой, и было видно, какие ловкие и проворные у него руки.

Люси закрыла буклет, положила его на стол, достала блокнот:

– Думаю, можно найти прямую связь между вашей хирургической техникой и этими людьми, которые вернулись к жизни после случайного переохлаждения.

– Правильно думаете. Ученые, создававшие методы лечебной гипотермии, видимо, и вдохновлялись взятыми из жизни феноменами. В сороковых годах прошлого века приходилось оперировать на бьющемся, работающем сердце, потому что никаких других возможностей не существовало. Операции эти были рискованными, часто оканчивались неудачей. Правда, в то время считалось, будто замерзающему организму требуется больше кислорода… И только после того, как стали известны случаи естественной гипотермии в результате падения или утопления в горах, исследователи задумались: а может быть, холод вовсе не убивает? Может быть, погружая организм в анабиоз, он, наоборот, дает ему возможность выжить?

Хирург обернулся к окну, за которым открывался поистине волшебный пейзаж. Люси с минутной завистью подумала: как не похоже на Париж…

– Примеров более чем достаточно, прежде всего связанных с растениями и животными. Видите вон там, на склонах, хвойные деревья? Они способны выжить при температурах на много десятков градусов ниже нуля, хотя лед проникает очень далеко в их глубинные клетки. Или, скажем, канадская лягушка – самое, наверное, удивительное животное с точки зрения гипотермии. Она добровольно направляется в холодные края, чтобы замедлить свой метаболизм. С наступлением зимы чуть меньше половины жидкости в ее теле замерзает, лягушка становится твердой, словно кусок льда, и, если уронить ее на землю, может разбиться на осколки! Но потом, когда потеплеет, она без особого вреда для себя оттаивает и возвращается к прежнему образу жизни… Сейчас ученые пытаются разгадать ее секреты.

Профессор говорил медленно и по-прежнему спокойно. Люси это нравилось: Раванель был из той породы собеседников, с какими она чувствовала себя особенно легко.

– И как – удается?

– Пока не слишком, но обязательно удастся. В любом случае мы уже знаем, что эта способность обмануть смерть с помощью холода, эта гибкость обмена веществ заложена в глубинах клеток человеческого организма. В мае тысяча девятьсот девяносто девятого года в горах нашли норвежскую студентку-лыжницу, вся верхняя часть тела которой «вросла» в замерзший водопад. Девушку вытащили оттуда через семь часов после падения – с температурой тела тринадцать и девять десятых градуса, она не дышала, пульса не прощупывалось, но она была жива!.. Или другой случай: в октябре две тысячи шестого японец Мицуката Усикоти сорвался в горах же с крутого склона, поломал при падении кости таза и остался лежать без движения в безлюдной местности при температуре воздуха всего десять градусов. Нашли его спустя двадцать четыре дня после несчастного случая: пульса не обнаружили, измерили температуру тела – всего двадцать два градуса… Однако после двух месяцев лечения все функции восстановились – пациент выздоровел…

Раванель убрал пилочку для ногтей и поправил авторучку в кармане халата, вернув ее в строго вертикальное положение. Все его движения были точными, выверенными. Человек, привыкший говорить на публику, умеющий производить хорошее впечатление.

– Подобные случаи доказывают, что у нас сохранились некоторые эволюционировавшие вместе с организмом средства адаптации животных к водной среде. Если поместить человеческое тело в воду с температурой не выше семнадцати градусов по Цельсию, организм попытается приспособиться к новым условиям. В такой среде мгновенно замедляется сердечный ритм, иногда вплоть до полной остановки сердца, происходит перераспределение крови в организме – увеличивается ее поступление к главным внутренним органам, легочные альвеолы заполняются плазмой крови. Чаще всего эти изменения приводят к смерти, но бывают и исключения, которые обнадеживают исследователей.