Теперь власть перешла к мальчику, к сыну и наследнику Шамса. Временно править при нем стал хитрый Тадж ул-Мулк.
Я думаю, что мудрейший Абу Али и впредь останется на должности везира, — говорил Тадж ул-Мулк и, как всегда, сладко улыбался.
Он как будто забыл, что всего несколько лет назад гнал Абу Али от дворца, предлагая подождать, пока освободится должность писаря.
Если этого требуют интересы государства, я останусь, — ответил Абу Али.
Требуют, очень требуют, — сказал Тадж ул-Мулк. — Я думаю, настала пора обложить крестьян дополнительными налогами. Хозяйства их окрепли. Надо пополнить казну, да и наше собственное хозяйство укрепить тоже...
Я буду действовать так же, как действовал раньше, — ответил Абу Али.
Но я не знаю, что сказать военачальникам. После неудачного похода они очень возмущаются. Только покойный эмир умел с ними ладить. Придется все-таки объявить о новых налогах.
Тогда я отказываюсь быть везиром.
Абу Али давно уже разочаровался в возможностях государственного правления. Каждый приказ, направленный для добра, для народа, оборачивался злом тому же народу. Даже в случае с медресе.
На строительство медресе согнали сотни крестьян. Крестьяне не успели собрать урожай. Дети их слонялись голодными по дорогам, питались объедками, умирали.
«Кому нужны такие знания, такое добро, если путь к ним ведет через страдания?» — все чаще думал Абу Али.
В соседнем государстве, в Исфагане, правил эмир Ала уд-Даула.
Несколько раз приезжали в Хамадан ученые, передавали приглашения от него Абу Али.
Теперь люди Таджа ул-Мулка следили за каждым шагом Абу Али. «Человек, который не захотел разделить со мной доходы от новых налогов, должен быть большим хитрецом. Ему, вероятно, показалось мало своей половины, он думал забрать и мою. Но я проницательнее его и постараюсь от него избавиться», — такие мысли были у Таджа ул-Мулка.
Абу Али тайно передал письмо к правителю Исфагана Ала уд-Даула. Абу Али просил разрешить переехать ему в Исфаган.
В ту же ночь Абу Али и Джузджани незаметно ушли из своего дома в дом одного друга.
И снова я свободен от государственных обязанностей и смогу, наконец, кончить «Книгу исцеления», — сказал Абу Али верному Джузджани.
Джузджани так рассказывает о работе учителя в эти дни:
«Учитель попросил бумагу и чернильницу... Затем он разложил стопы бумаги перед собой, брал листы и рассматривал каждую проблему, писал объяснение ее. И он писал каждый день по пятьдесят листов, пока не кончил разделов о естественных и богословских науках, исключая книги о животных и растениях, и пока не начал логики, написав из нее один раздел.
При этом у него под рукой не было ни одной книги, и он не обращался ни к какому источнику, а писал все по памяти и наизусть».
Я никогда не работал так хорошо, — говорил Абу Али ученику. — Я решил включить в книгу и свой трак
тат об образовании гор, тот, который писал когда-то в Гургандже.
Вечером, тайно, в доме собирались и другие ученики. Читали новые страницы из «Книги исцеления».
Иногда Абу Али рассказывал им о своей молодости. Споры с Бируни... Их общие вечера с Арраком и Масихи... Всех разбросала судьба. Давно нет старого Масихи. Бируни то ли в тюрьме у султана Махмуда, то ли сослан в Индию. Про Аррака вовсе ничего не известно. А Гургандж, завоеванный всадниками султана Махмуда, разграблен. Многие жители уведены в плен. И лучше не думать о том, где близкие. Постараться забыть о Ширин, о младшем брате ее, вряд ли когда-нибудь станет о них известно. Даже собственного родного брата Абу Али потерял. Остался лишь Джузджани, да другие ученики, да книги и письма от именитых и ученых людей.
Однажды около дома послышались громкие голоса. Среди них Абу Али сразу узнал голос Таджа ул-Мулка.
Здесь он скрывается. Вот в этом доме... И ученики к нему сюда ходят, такие же неверные, как и он. — Это говорил хатиб, проповедник из мечети.
В доме все мгновенно замолчали, поднялись.
Учитель, спасайся, я задержу их, — сказал Джузджани.
Но куда я от них убегу? Лучше я их встречу лицом к лицу.
Первыми вошли гулямы. За ними — Тадж ул-Мулк. Последним вошел хатиб.
Я еще покойному эмиру несколько раз жаловался, — говорил хатиб. — Страшно слушать, что он рассказывает своим ученикам. А в книгах что пишет?!
Тадж ул-Мулк едва прислушивался к словам хатиба. Он не улыбался. Лицо его было непроницаемо.
Абу Али, тебя вызывает во дворец наш новый эмир.
Абу Али спокойно вышел.
Я с тобой, учитель! — бросился за ним Джузджани.
Останься. Около моих книг ты нужнее, — сказал Абу Али.
Во дворце сидел юный эмир. Там же было несколько вельмож. Тех самых, которых так ругал и боялся Шамс. Теперь они опять были у власти.
Нами перехвачен человек, который вез письмо к нашему врагу, эмиру Исфагана Ала уд-Даула, — сказал Тадж ул-Мулк. — Так вот почему ты отказался от должности везира. Мало того, что все священнослужители хором говорят о твоем неверии, ты решил ступить к тому же на путь измены.
Вельможи хмурились. Они отворачивались от пронизывающего взгляда Абу Али.
Покойный эмир Шамс получил однажды письмо от султана Махмуда. Это было лет двенадцать назад. К письму был приложен твой портрет. Султан просил выслать тебя к нему, если ты появишься в границах нашего государства. Покойный эмир оставил это письмо без внимания, а мне приказал сохранять его в тайне от подданных. Эмир считал, что служба твоя полезна нашему государству. Но сейчас, когда перехваченное письмо говорит о твоей измене, нам стало ясно, что ты неблагодарный, Ты забыл о добром отношении к тебе покойного эмира, о том, что он возвысил тебя на службе до звания личного врача, а потом и до звания везира. Мы, все собравшиеся здесь, выполняя волю нового эмира, решили, что временно ты будешь проживать в замке. А потом твою судьбу решит суд.
В подвале на ноги Абу Али надели цепи.
Ночью незнакомые всадники перевезли его в замок. Абу Али узнал этот замок. Из Фардиджана не смог бы убежать ни один человек.
В тот день, когда Абу Али был схвачен воинами Таджа ул-Мулка, в ворота Хамадана въехал человек. Ему было лет тридцать пять. Он остановился в небогатом караван-сарае. У хозяина он спросил о Хусайне ибн-Абдаллахе ибн-Али ибн-Сине.
У нас был только один Ибн-Сина, Абу Али, — сказал хозяин. — Очень ученый человек. Говорят, к нему обращались за советами многие философы и врачи из разных городов. Даже из Багдада ему писали. Потом его покойный эмир сделал везиром. А после смерти эмира он исчез. А тебе зачем он нужен, тоже для совета или для дела какого? — спросил хозяин караван- сарая.
Я его брат, — ответил человек.
Если бы начальник стражи замка не был тугоухим, жизнь Абу Али стала бы очень тяжелой.
Начальник стражи был долгие годы верным воином у Шамса. Глухота его усиливалась. И теперь он был на спокойной службе.
На третий день заключения Абу Али осмотрел уши начальника стражи, промыл их, вытащил серные пробки. Уже после промывания начальник стал различать привычные звуки. Абу Али предложил надежное лекарство.
Начальник велел освободить ноги Абу Али от цепей.
За это Абу Али поклялся начальнику, что не будет пытаться бежать.
Начальник даже принес бумагу из собственной канцелярии, чернильницу и тростниковое перо — калям. По вечерам начальник любил рассказывать о своей длинной жизни, о деревенской юности, которую он хорошо помнил и теперь, в старости.
За четыре тюремных месяца Абу Али написал «Книгу о правильном пути»; заново переделал «Книгу о коликах». Там же, в тюрьме, он написал еще одну книгу — философскую повесть «Живой, сын Бодрствующего».
Хайи ибн-Якзан — так звали начальника стражи. «Живой, сын Бодрствующего» — переводится это имя.
Это была первая повесть Абу Али. Герой повести встретился с простым и добрым, вечно бодрствующим стариком. И старик рассказывает герою о своих странствиях, о том, как он сумел познать окружающий мир. Добрая душа старика проникает повсюду: и опускается в ад, и поднимается до высших сфер мира.
