Хлудов. Пусто и очень хорошо. (После паузы встает, беспокойно открывает дверь.)

Показывается бесконечная анфилада темных и брошенных комнат.

(Прислушивается.) Эй! Кто тут есть? Нету. Остаться? Нет. Это не разрешит мой вопрос. Нет, я недодумал... (Оборачивается через плечо, говорит кому-то.) Уйдешь ли ты или нет? Ведь это вздор. Я могу пройти сквозь тебя, подобно тому, как вчера стрелой я прошел туман. (Проходит сквозь что-то.) Вот я и раздавил тебя! (Кричит.) Эй! Сказано, не шляться. Нет! Нет! (Садится спиною к двери у камина и задумывается. Молчит.)

Дверь открывается, и входит Голубков. В пальто, без шапки.

Голубков. Ради бога, позвольте мне войти на одну секунду.

Хлудов (не оборачиваясь). Пожалуйста, пожалуйста, войдите.

Голубков. Я знаю, что эта безумная дерзость, но я ждал два часа, и мне обещали, что допустят меня к вам. Но все разошлись куда-то, и я вошел. Умоляю вас выслушать меня, ваше высокопревосходительство!

Хлудов. Что вам нужно от меня?

Голубков. Я осмелился прибежать сюда, ваше высокопревосходительство, чтобы сообщить об ужаснейших преступлениях, совершающихся в контрразведке. Я прибежал жаловаться на зверское преступление, причиною которого является генерал Хлудов. (Вспоминает какие-то заученные слова.) Не останьтесь глухи и защитите нас, ваше высокопревосходительство.

Хлудов, оборачиваясь, смотрит на Голубкова. Голубков, узнав Хлудова, пятится.

Хлудов. Это интересно. Впервые вижу живого человека, который бы на меня пожаловался. Вы же не повешены, надеюсь? В чем претензия?

Голубков молчит.

Приятное впечатление производите. Я вас где-то видел. Так будьте любезны, в чем претензия?

Голубков. Контрразведка в Севастополе...

Хлудов. Нет, уж будьте добры оставить контрразведку в покое. Уведомьте, какая жалоба на Хлудова? (Пауза.) Не проявляйте трусости. Благоволите составить исключение.

Голубков. Хорошо. Позавчера на станции вы велели арестовать женщину...

Хлудов. Помню! Да! Вспомнил! Я вас узнал. Позвольте, кому же вы хотите здесь жаловаться на меня?

Голубков. Главнокомандующему.

Хлудов. Нету! Там!

Указывает на окно. В окне начинают мерцать огоньки и видно дальнее зарево.

Ведро с водой — и погрузился бы в небытие навсегда! Поздно. На генерала Хлудова более некому пожаловаться! Смотрите мне в глаза! Искренний человек? А? (Говорит по телефону.) Вестибюль? Есаул Голован. Слушай, есаул, возьми конвой и в контрразведку! Там за мною записана женщина Корзухина. (Голубкову.) Имя?

Голубков. Серафима Владимировна.

Хлудов (в телефон). Серафима Владимировна. Если не расстреляли, сию же минуту невредимо доставить ее ко мне сюда. (Кладет трубку.)

Голубков. Если не расстреляли, если не расстреляли... Вы понимаете, что вы сказали? Ее расстреляли! Но если вы это сделали... (Плачет.)

Хлудов. Не сметь надрываться! Хо́дите в мужском платье, ведите себя мужчиной!

Голубков. Хорошо, я поведу, я поведу. Если только ее нет в живых, я вас убью! Честное слово!

Хлудов (вяло). Что ж, может быть, это лучший выход. Хотя, нет, нет! Я уже думал об этом сегодня и вижу, что это узел не развяжет. Молчи!

Голубков кладет голову на руки и умолкает.

(Обернувшись через плечо, говорит кому-то.) Если ты стал моим спутником, солдат, ты говори со мной. Твое молчание давит меня, хоть и представляется мне, что твой голос должен быть тяжким и медным, как мое бремя. Или оставь меня! Не ходи изменнически по пятам. Пойми, что ты попал в колесо и оно тебя стерло и кости твои сломало. И если бы все было ладно, ты бы не посмел таскаться по большому дворцу, мой неизменный красноречивый вестовой! Но все неладно, ах как неладно!

Голубков. С кем вы говорите?

Хлудов. А? С кем? Сейчас узнаем. (Рукою разрезает воздух.) Ни с кем. Сам с собой. Да. На чем мы остановились? Кто она вам? Любовница?

Голубков. Нет! Нет! Нет! Она самый лучший для меня человек на свете, случайно встреченный человек! Но я жалкий безумец, зачем, зачем тогда в монастыре ее, больную, я уговорил ехать в эти дьявольские лапы. Ах, я жалкий человек!

Хлудов. Может быть, вы заблуждаетесь? Если вы случайно встретили ее, ведь вы же не узнали ее как следует. Все женщины наших дней дряни!

Голубков. Не сметь так говорить! Убью!

Хлудов. Чего же вы стонете теперь? Молчать! Зачем вы подвернулись мне под ноги? Зачем дьявол вас принес? А теперь, когда машина сломалась, вы явились требовать у меня того, что я вам дать не могу! Нет ее и не будет! Ее расстреляли.

Голубков. Злодей, злодей, бессмысленный злодей.

Хлудов. И вот с двух сторон: живой, говорящий, нелепый, а с другой — молчащий вестовой! Что же я, чугунный постамент, к которому приставили двух часовых, или душа моя раздвоилась, и слова я слышу мутно, как сквозь воду, в которую я погружаюсь, как свинец. Он, он, проклятый, висит на моих ногах и тянет меня, и мгла меня призывает. А... Понял... это совесть!

Голубков. Нет, это я понял все! Ты — сумасшедший! Теперь все понимаю. Лед на Чонгаре, черные мешки, мороз! Судьба! За что ты гнетешь меня? Как же я не сберег мою Серафиму! Вот он, вон он, ее слепой убийца. А что с него взять, если разум его помутился?

Хлудов. Рыцарь! Чудак! (Бросает револьвер.) Окажите любезность, застрелите больного! (В пустое пространство.) Ну оставь меня, довольно, я ухожу!

Голубков. Нет, не могу уже стрелять в тебя. Ты мне жалок, и страшен, и омерзителен! Убил!

Хлудов. Что за комедия в конце концов? Благодарите Бога, что вы сами не повешены! Вы слышали, что она сказала командующему фронтом?

Голубков. Да не лги ты хоть сейчас, перед собою, полоумный зверь! Больного человека ни с того ни с сего убил.

Хлудов. Эй, кто там есть? Есаул Голован, где вы застряли? Эй... (Бормочет.) ...идет, идет. Все доложит обстоятельный человек Голован, и первый узелок развяжется, и ты меня отпустишь наконец.

Слышен плеск шагов в пустой анфиладе, входит Голован.

Расстреляна?

Голован. Никак нет!

Голубков. Нет? Нет! Где же она? Где?

Хлудов. Тише. (Головану.) Почему не доставили?

Голован косится на Голубкова.

Хлудов. Говорите при нем.

Голован. Слушаю! Генерал Чарнота сегодня, в три часа дня, проходя на пристань со сводной дивизией, ворвался в помещение контрразведки, арестованную эту Корзухину, угрожая вооруженной силой, отбил и увез.

Голубков. Куда? Куда?

Хлудов. Тише! (Головану.) Куда?

Голован. Не могу знать.

Хлудов. А я приказывал знать!

Голован. Так точно. Я и докладываю, как узнал. А догадываться могу.

Хлудов. Догадывайтесь!

Голован (с неудовольствием косясь на Голубкова). Дивизия генерала Чарноты погрузилась на «Витязя» в четыре с половиной часа дня. В пять «Витязь» вышел на рейд, а после пяти в открытое море.

Хлудов. Довольно. Спасибо. (Голубкову.) Итак. Вот! Жива! Значит, жива эта ваша женщина Серафима.