— Ты в административном здании компании?

— Да.

— Кто там еще?

— Кэссиди и Эд Леффлер. Леффлер — единственный мертвец. Пока. Между прочим, Кэссиди пытался организовать убийство Реджины Уинсом — девушки, которую прошлой ночью царапнуло пулей возле церкви. Он также забрал трупы Стрэнга и Монаха из дома на Пятьдесят восьмой улице в Уайлтоне. — Я сделал паузу. — Это все, Сэм. Я намерен сосредоточиться на моем пленнике. Сообщи о Кэссиди Эммануэлю Бруно, ладно?

— , Хорошо. Держись, я немедленно высылаю врача.

— А не мог бы ты... — Боль стиснула меня снова, но я закончил фразу:

— Заменить его медсестрой помоложе?

Сэм с таким грохотом опустил трубку на рычаг, что у меня едва не лопнула барабанная перепонка.

Когда я положил трубку, Дейв посмотрел на меня и спокойно спросил:

— Вы знали, что я забрал эти трупы?

— Это могли сделать только вы. Когда я подумал об этом — и о вас, — некоторые вещи, которым я не уделял достаточного внимания, предстали в ином свете.

— Например?

— Я устал, Дейв. Вы в самом деле хотите это знать?

— Да. Вероятно, я сделал... Да, я хотел бы это знать.

— Ну, прежде всего, когда вы прошлой ночью, забрав вашу машину, спускались по Хевнли-Лейн, то повернули направо, к Уайлтону, прежде чем вернуться к моему «кадиллаку».

— Выходит, вы это заметили?

— Конечно заметил. Но это ничего для меня не означало, пока я не заехал к вам. Мне только сегодня стало ясно, что это соответствовало вашему желанию поскорее убраться из дома, где лежали трупы. Причина была не в том, что ваши с доком машины были припаркованы на церковной стоянке, а в том, что в начале двенадцатого ваши громилы должны были застрелить Реджину Уинсом возле церкви, и вы не хотели, чтобы мы с Бруно болтались рядом, когда это произойдет.

Я поднял стул, опрокинутый Эдом Леффлером при падении, и сел на него лицом к Кэссиди. Боль в ногах стала постоянной.

— Ну, вы подъехали к моему «кадиллаку» на Филберт-стрит, — продолжал я, — мы поболтали несколько секунд, а потом док и я уехали. Я не обратил внимания, куда вы повернули и последовали ли вы за нами, но, разумеется, вы этого не сделали. К тому времени вы уже знали, что я звонил в полицию, поэтому поехали прямиком в Уайлтон к дому на Пятьдесят восьмой улице. Очевидно, впоследствии вы связались с вашими двумя громилами, но убрать трупы Монаха и Стрэнга могли только вы сами. Ваши парни этого не делали — они были заняты, по меньшей мере, до одиннадцати шестнадцати, когда стреляли в девушку. У вас было минут пять-шесть, чтобы добраться туда и проделать всю работу, так что вы, должно быть, очень торопились.

— Торопился, но, по-видимому, недостаточно... В итоге я сделал несколько ошибок.

— В том числе одну большую.

— Какую?

Я смотрел на еще недавно кипящего энергией, а теперь съежившегося и казавшегося таким же усталым, как я, Дейва Кэссиди и думал о том, чего он добился: ареста, суда, приговора, потери надежного и прибыльного бизнеса, долгих, быть может, бесконечных лет за высокими стенами и крепкими решетками вместе с другими неудачниками.

— Вы пытались получить многое, не отдавая ничего, — ответил я.

Сэмсон нажал на все кнопки. Вместо машины «Скорой помощи» за мной прилетел полицейский вертолет, с шумом приземлившийся футах в двадцати от задней двери дома, где находились мы с Дейвом.

Детективы из отдела убийств позаботились о Дейве, а врач — симпатичный, опытный и доброжелательный доктор медицины и, между прочим, лояльный член АМА — позаботился обо мне.

Доктор печально посмотрел на меня, качая головой, и на момент я подумал, не из похоронного ли он бюро. Но потом он приготовился делать мне укол пониже спины, а так как к тому времени я надел штаны Эда Леффлера, то был вынужден снять и их — по крайней мере, спустить, — как будто я был обречен ходить без брюк. Доктор всадил мне полный шприц какой-то зловещего вида жидкости, однако через полчаса, вместо того чтобы умереть от одобренного ПЛА снадобья, я почувствовал себя лучше. Боли значительно уменьшились. Возможно, это означало, что я собираюсь выжить.

Очевидно, лекарство подействовало и на мои мыслительные процессы, потому что я начал испытывать теплые чувства не только к доброму доктору, но к официальной медицине и даже к АМА.