Следующие четыре часа были самыми скучными с тех пор, как Дру вчера позвонила в мою дверь. Зато после этого мне уже не пришлось жаловаться на скуку.

Я провел эти четыре часа в сосредоточенных усилиях найти хоть какую-нибудь нить к двум похитителям Бруно и Кэссиди. Я снова связался со своими осведомителями, позвонил еще полудюжине, проверил бары и меблированные комнаты, побеседовал с коридорными, официантками, букмекерами, другими частными детективами, барменами и половиной мошенников и бывших мошенников, с которыми мне довелось иметь дело в последний год. Все было впустую — почти до четырех часов.

Но и тогда сведения поступили не от людей, которых я расспрашивал, а от человека, с которым я не говорил целых шесть месяцев, узнавшего по беспроволочному телеграфу преступного мира, что Шелл Скотт ищет определенную информацию. Все это свелось к паре быстрых фраз от мелкого вора и незадачливого игрока по имени Феймес Браун. Чем он был знаменит[14] , я никогда не знал, но это было его настоящее имя. Тем не менее это оказалась единственная полезная информация, добытая мною в результате всех походов и телефонных разговоров. Однако она того стоила.

Я не мог принимать звонки по мобильному телефону, но попросил оператора записывать сообщения. Позвонив из телефонной будки в четыре часа, я узнал, что, помимо нескольких абсолютно незначительных сведений, всего несколько минут назад поступило сообщение, состоящее из одного слова «Феймес» и телефонного номера. Оператор был озадачен, но я — нет.

Я опустил монету и набрал номер. Мужской голос ответил: «Джилли».

Сначала я не понял, что это означает, но потом вспомнил, что «Джилли» — маленькое кафе с баром на Хоторн-стрит в Лос-Анджелесе, в паре кварталов от Фигероа. Это было заведение, в котором парень, заказавший пиво с закуской, считался гурманом. Фирменными блюдами там служили яйца, свиные отбивные, картошка и трупный яд.

— Позовите мне Феймеса, — попросил я. — Если он еще у вас.

— Он в баре.

Послышалось звяканье телефонной трубки, после чего другой мужской голос осведомился:

— Да?

— Это Шелл Скотт. Если ты в «Джилли», Феймес, значит, остался без гроша.

— Точно. «Джилли» — единственное место, где могут покормить в кредит. Все равно что заключать сделку в морге, верно? — Он говорил очень тихо.

— У тебя есть что-нибудь для меня?

— Предположим, я нашел пижона, который вам нужен, — с белой прядью посредине башки. Сколько это будет стоить, Скотт?

После бесплодных четырех часов я затосковал и даже начал подремывать, но слова Феймеса тут же прогнали всю сонливость. Я мог бы сказать ему, что заплачу любую сумму, какую он назовет, но философия вора состоит в том, чтобы хапнуть больше, чем в состоянии унести. Поэтому я ответил:

— Назови свою цену, приятель. Но тебе не следовало сообщать мне, что ты находишься в «Джилли».

— Глупо с моей стороны, — согласился он. — Все-таки я тупица. Как насчет пары сотен? Я промолчал.

— Ну... — Феймес громко рыгнул, явно не отвернувшись от трубки и даже не прикрыв рот ладонью. Деликатностью он не отличался. — Сегодня вечером я могу крупно выиграть. Дайте мне хотя бы сотню, чтобы я мог принять участие в игре. — После паузы он добавил:

— Тупица я — мог бы попросить и побольше, если я выиграю, то верну вам шестьдесят... пятьдесят;., сорок баксов. О'кей?

— О'кей. Где этот парень?

— Здесь — в ресторане. Еще не начал есть, когда я позвонил вам минут десять — пятнадцать назад.

Я посмотрел на часы, рассчитывая время, которое мне понадобится, чтобы добраться до «Джилли».

— Он там один?

— Пришел один.

— Его еще не обслужили?

— Вы что, шутите? Этот тип заказал свиные отбивные. Их же нужно готовить.

— Ты его знаешь?

— Вижу впервые в жизни.

— И тем не менее уверен, что это тот парень, который мне нужен?

— Ну, у него белая прядь и родинка возле носа, как вы говорили. Таких парней не слишком много.

— О'кей.. Спасибо, Феймес. Если он уйдет, прежде чем я туда доберусь, постарайся запомнить его машину, если она у него есть, и записать номер.

— Вы имеете в виду за дополнительную плату?

— Именно это.

Я положил трубку.

Я замедлил скорость на Хоторн-стрит перед «Джилли», глядя направо в поисках места для парковки, потом надавил на акселератор. Из ресторана вышел человек, который был мне нужен.

Я узнал его не только по белой пряди в середине головы, но и по тому, что в трех-четырех футах позади него шел тощий и долговязый Феймес Браун, твердо вознамерившийся принять участие в вечерней игре. Мне следовало предупредить, чтобы он не шел за парнем и не рыгал ему в затылок. Но как бы то ни было, передо мной находился один из двух человек, которых я искал. При виде его я ощутил радостное возбуждение, так как уже начал думать, что никогда не найду ни одного из них и что они смылись из города.

Парень с белой прядью посмотрел влево, повернулся и быстро зашагал в том же направлении, в каком я ехал в своем «кадиллаке». Я свернул за угол, миновал полквартала и оказался в переулке, тянувшемся позади осевших домов и захламленном бумагой, ящиками и консервными банками. Слева от меня был припаркован темно-синий седан. Проверять машину не было времени, поэтому я вернулся к Хоторн-стрит и стал ждать, повернет ли парень в переулок.

Но он этого не сделал, а миновал перекресток и продолжал быстро идти вперед, даже слишком быстро для своего «хвоста», так что Феймес мог прийти к выводу, что ему следует поднажать. К тому времени, как Феймес перешел переулок и ступил на тротуар, я подъехал к углу и затормозил так близко от него, что он сердито обернулся.

Узнав меня, Феймес разинул рот, но я подмигнул, и он не издал ни звука. Вместо этого он подошел к «кадиллаку», и я опустил окошко и протянул ему семь двадцатидолларовых купюр.

Когда Феймес взял деньги, я напомнил:

— Сорок вернешь, если выиграешь.

— Дружище, вы же знаете, что я всегда проигрываю.

— Ладно, после поговорим.

Феймес тотчас же скрылся. Парень с белой прядью шел по тротуару ярдах в тридцати от меня, но внезапно свернул направо. На углу, где я стоял, находился старый двухэтажный дом с облупившейся серой вывеской "Отель «Эдамс». Другие здания квартала выглядели еще более древними и ветхими. Парень повернул к одному из них и зашагал по дорожке, разделявшей полосы пожелтевших сорняков, некогда бывшие газонами.